Хотя, некоторые специалисты считают, что мы выбираем себе партнера по запаху. Я читала «Парфюмера», я помню чем там все кончилось… Но когда мы-то успели так вот прирасти друг к другу, так связаться ароматами нашей кожи?
Крис снова легонько втягивает воздух, проводит пальцами по моей шее. Боже, он идеального роста. Если стоя мы вкладываемся друг в друга как пара паззлов, то что будет если… Продолжать эту мысль я не в силах. Я дрожу от его прикосновения — и на это уходит вся моя энергия.
Хиддлстон обхватывает меня, разворачивает к себе и притягивает ближе.
«Наваждение», шепчет он и я тоже хочу именно этим словом, так себя и оправдать.
Хотя я сейчас затянута, поймана — даже не сопротивлялась-то как следует. Но как тут сопротивляться? Этому стройному, твердому везде где надо, натянутому как струна телу? Я непроизвольно прижимаюсь ближе, Крис приподнимает моё лицо, проводит пальцами по подбородку и я забываю как дышать. Касается кончиками пальцев моих губ, раскрывает их слегка, надавливает подушечкой большого пальца на нижнюю, шепчет: «Алиса» и что-то совершенно неразборчивое.
До меня, сквозь гул кровотока в ушах долетает только, что он четко осознает, что сошел с ума, окончательно. Меня будто окутывает плотным, влажным туманом. Запахи нашей кожи смешиваются, Крис неотрывно смотри мне в глаза — и накрывает мои губы своими.
Это рваный, жадный, ни разу не выдержанный, какой-то волчий поцелуй. Крис терзает мои губы, я терзаю его губы в ответ. Он вжимает меня в себя, я вжимаю его, чувствую его, всю поверхность его тела и его твердость. Обхватывает меня, касается с таким отчаянием, с таким желанием, что голова моя идет кругом и я наверное уже готова на всё.
Кто-то горячо, пошло стонет в этой шикарной комнате. Через пару секунд и несколько несдержанных укусов понимаю, что этот влажный звук издаем мы с ним оба.
А затем Крис слегка приподнимает меня, так, будто я ничего не вешу, подводит руку под колено, закидывает его на себя — и я понимаю, что вот оно то, что я так долго хотела и что отступать мне поздно.
Истерзанные губы мои саднят, я задыхаюсь, от гула крови в ушах я перестаю слышать внешний мир, фиксируясь на Хиддлстоне, его уверенных, умелых движениях, его диких губах и рваных стонах вкупе с влажными звуками безумных поцелуев… Откуда-то из подсознания приходит почти что стертое: «у Карениной это закончилось плохо, очень плохо, что, если я как она? Я ведь тоже сейчас изменяю своему мужу. Но все это тут же смывается волной прикосновений и тихого шепота Криса в мои полуоткрыты губы:
— Милая моя, о моя милая...
Из этого горячего как ад рая нас выдергивает деликатное покашливание. Крис останавливается первым. Он отрывается от моих губ и оборачивается на посторонний звук. За этой долбанной британской каланчой я и рассмотреть-то сразу не могу кто там нас прервал. А потом мысленно возношу хвалу всем богам Асгарда за то, что эта британская каланча прикрыла меня своим телом. Утыкаюсь куда-то в ключицу в попытке хоть как-то собрать скачущие вразнобой мысли, усмирить шум в ушах и адский стук в сердце. На пороге стоит мой сын — Глеб. Вот тебе и защита...
— Привет, парень, — как ни в чем не бывало, даже не сбившись дыханием, произносит Крис.
Полный капец…
Глава 9. Я ведь тебя только на полчасика оставил мам, а вы уже зажимаетесь здесь
— Привет, парень, — как ни в чем не бывало, даже не сбившись дыханием, произносит Крис.
Полный капец…
— Так вот ты какой — северный олень, — глубокомысленно произносит мой Глеб в ответ.
Мой сын критично рассматривает Хиддлстона, будто он сейчас очень важную задачку решает. А затем оборачивается ко мне. Выражение его лица мне пока не под силу расшифровать.
— Я ведь тебя только на полчасика оставил мам, а вы уже зажимаетесь здесь, — выдает с коротким смешком, но я уже слышу там бурю.
Боже, он ведь такой хрупкий у меня, мой мальчик. И эта сцена вряд ли подходит к его подростковой психике. А самое главное плохо она с ней вяжется.
Крис искренне нам улыбается.
Интересно, так ли он хорошо знаком с русской речью, как ему приписывают?
Мой сын посылает ему ехидную улыбку в ответ.
— Не понимаешь, о чем мы тут говорим, интурист? — с небольшим вызовом и даже, кажется, презрением обращается он к Хиддлстону и повторяет. — Didn't get it, eh?
— Ни словечка, — отвечает ему весело Хиддстон.
— Сын, — вступаю я, — ну зачем ты как?
— Как? — Глеб разворачивается ко мне с выражение таким, словно он сейчас у меня дуэлянт. — Как я еще должен, мам? Подскажешь? Я, знаешь ли, впервые застаю свою маму с чужим мужчиной!
От неминуемой, на мой взгляд, необходимости как-то все это разгребать меня спасает только звонок телефона. Кидаю взгляд на экран, скомкано бормочу:
— Извините, я должна ответить, — и пулей направляюсь в свою спальню.
Падаю ничком на кровать, мельком втягивая аромат свежих цветов с туалетного столика и запах бергамота от белья. Почему все здесь пахнет как Крис?
— Але? — говорю шепотом.
Мила напротив орет в трубку телефона:
— Уже трахаешься со своим кумиром ? А мы тут в караоке! Егор! Это ты заказывал «Ланфрен-ланфра»?
Меня прошибает пот. Ведь моя подруга орет « уже трахаешься со своим кумиром ?». При моём муже.
— Ты что, головой поехала? — гневно шепчу я. — Ты что творишь?
— А что? — вклинивается Егор, видимо, не сдержавшись вырвав телефон у Миланы.
— Егор, — пытаясь хоть как-то сложить весь этот сюрреализм в кучу, начинаю я.
Но меня перебивают, жестко, громко и грубо. Сбиваясь и икая.
— Давай не строй из себя… что ты там из себя строишь. Я знаю всё. Можешь оставаться в Лондоне своем со своим любовником, а пацан пусть летит домой.
— Ты чего? Егор? — опешив повышаю голос, лицо горит. — Какой «домой»?
— А что, — выпаливает Егор, — не стесняешься при своем сыне роман крутить?
Это просто переполняет чашу моего терпения, мне становится гадко даже дыхание его слышать.
— Протрезвеешь, — твердо произношу я, загоняя свою сейчас агрессию на мужа поглубже, — перезвонишь.
Я жму отбой, глубже вдавливаюсь затылком в мягкую подушку. За стеной слышен приглушенный смех. Глеб что-то тараторит, Крис поддерживает беседу этим своим мягким, успокаивающим баритоном.
Ну вот они и нашли общий язык.
Правда только прямо сейчас мой сын снова повысил свой голос, видимо, желая поспорить. Крис же наоборот ответил тихо и с железобетонным спокойствием в голосе. Глеб примирительно загудел что-то в ответ, видимо, соглашаясь. Им явно сейчас комфортно вместе.
Как и Милане там с Егором. И получается, что тут и там я третий лишний. Собираю свои оставшиеся силы в кулак. Встаю. Ничего не хочу сейчас чувствовать.
Но всё же двигаюсь в гостиную, чтоб выпроводить наконец-то Криса.
А еще я сейчас сама не знаю, чего я на него так зла… И думать я над этим не хочу. Я должна с ним попрощаться, наверное, на совсем.
Хотя, наверное, я должна решить здесь и сейчас всё. А именно. Следует ли мне сейчас возвращаться домой? И просить прощения у Егора? Пытаться как-то склеить эту долбанную чашку?Хотя ранее сама себе обещала, что после Лондона подам на развод и ткну носом мужа , что изменила ему с лучшим на свете мужчиной , чем он сам. А теперь , что сдаюсь и нарушаю самой себе данное обещание ? И что потом? Резаться и резаться об расколотые к хренам края разбитой чашкой , что имеется браком с Егором? Ладно. Прежде всего надо — отпустить Крис.
Но он опережает меня, выходит навстречу, окидывает взглядом — и, кажется, все понимает. Вот ведь черт! Не хочется, ох, не хочется терять перед ним лицо, но он, сука — пытаюсь поднять в себе злость, раз совсем уж пусто внутри — читает меня, как раскрытую книгу.
— Прости, — произносит Крис одними своими губами, — я не хотел, чтоб вот так все…
— Я тоже, — отвечаю тихо. — Тебе надо…
Даже не смотрю в сторону двери, но он снова меня понимает, кивает.
