казался подходящим, но…
— В этом нет смысла. — Она пожала плечами. — Это дела давно минувших дней. Ты сделал то, что хотел сделать, я это пережила. Всё. Если ты хочешь попросить прощения для того, чтобы услышать, что я тебя прощаю, то не утруждайся — по-моему, то, что я сижу с тобой за одним столиком, красноречиво и без лишних слов.
Грубо и решительно. Раньше Ира не была такой. Он вообще не узнавал её сейчас. В его памяти она осталась милой и нежной, очень мягкой и доброй. И та Ира, конечно, выслушала бы всё, что он собирался сказать. А эта… нет, она слушать не собиралась.
— Считаешь, что «прости меня» — лишние слова?
— Определённо. — На губах Иры появилась ироничная и немного скептическая улыбка. — Это демагогия, Витя. Слова ничего не стоят. Поступки — да, слова — нет. Ты можешь сколько угодно извиняться, а я — сколько угодно прощать или не прощать, но от этого не изменится тот факт, что семьи у нас больше нет. И ладно бы только у нас… У детей нет отца, у Ульяны — дедушки. Вот об этом надо думать. — Ира решительно поднялась из-за стола. — Всё, мне пора.
— Я тебя провожу, — Горбовский вскочил следом, ожидая возражений, но Ира молчала. Молча надела тёплое шерстяное тёмно-синее пальто, шапку и шарф, приняв помощь бывшего мужа, и вышла на улицу, не обращая внимания на Виктора, который тенью шёл следом.
— А мы вроде не расплатились, — вдруг вспомнил Горбовский, и услышал тихий смешок.
— Я попросила счёт, пока ты смотрел фотографии. Ты просто не заметил.
— Ты и за меня заплатила? — возмутился Виктор. Захотелось немедленно вернуться обратно в ресторан и потребовать отдельный чек.
— Да. Решила не отвлекать тебя, ты был очень увлечён. Не злись. Если хочешь, верни деньги, я не против. Хотя это совсем необязательно — учитывая тот факт, что я живу в том числе и за твой счёт…
Горбовский поморщился. Он терпеть не мог эту тему. Хотя формально Ира была права. Он действительно до сих пор переводил большие суммы на три счёта — для Марины, Макса и Иры отдельно. Марина свои деньги ни разу не трогала — гордая. Макс всё спустил на ипотеку. А Ира просто регулярно брала оттуда не слишком великие суммы. На что конкретно, Виктор не знал. Но в том, что жить на эти гроши невозможно, нисколько не сомневался.
Да, он был не обязан делать всё это — половину «совместно нажитого» Ира и дети получили ещё при разводе, Виктор оставил им и квартиру, и значительную сумму денег. На стоматологическую клинику, которую Горбовский в то время только организовал, Ира не претендовала, и квартиру он вроде как отдал вместо будущих алиментов. Но… совсем ничего не выделять детям и бывшей жене Виктор не мог. И если кто-то из знакомых начинал проходиться по этой теме, Горбовский быстро его затыкал.
— Ни за что не поверю, что ты не работаешь, Иринка, — пробормотал он, даже не ожидая, что Ира ответит. Это ведь был не вопрос.
Но она ответила.
— Работаю. Хотя ты наверняка не счёл бы это работой. Я книги пишу.
Виктор удивился. Нет, он помнил, что Ире всегда нравилось что-то сочинять — рассказы, стихи, сказки. Но как-то не ожидал подобной категоричности.
Впрочем, его смутило даже не это, а её утверждение, что он наверняка не счёл бы это работой. Высказанное без тени сомнения.
— Почему не счёл бы? — проворчал Виктор, нахмурившись. — Такая же работа, как и все остальные. Просто более творческая. И как… доход?
— По-разному. Сегодня густо, завтра пусто. Поэтому я то беру деньги с твоего счёта, то нет. Всё, вот и мой дом. Спасибо, что проводил.
Ира всерьёз намеревалась уйти, и Горбовского захлестнуло такое отчаяние, что он едва не заорал ей вслед: «Нет, стой!». Вместо этого спросил как можно спокойнее:
— Слушай, а могу я зайти? Я что-то выпил слишком много кофе, в туалет нужно.
Виктор даже не соврал — в туалет действительно хотелось. Да, он мог бы потерпеть с полчаса, на такси добрался бы до дома примерно за это время, но… зачем?
— Без проблем, — легко согласилась Ира. И от этой лёгкости Горбовский растерялся. Поведение бывшей жены настолько не совпадало с тем, как он себе его воображал, что у Виктора возникало ощущение сна. Может, он действительно просто ещё не проснулся? До сих пор лежит в собственной постели и досыпает то, что не доспал ночью. И не было на самом деле никакой встречи с Ирой…
Но ледяной ветер бил в лицо с абсолютно не воображаемой безжалостностью, и Виктор всё же отмёл свои сомнения. Просто Ира, по-видимому, как-то сумела перешагнуть через случившееся двенадцать лет назад… Он вот не смог. Она смогла. Интересно, принесло ли ей это счастье? Да и вообще — счастлива ли она? Виктор не знал. Макс никогда и ничего не говорил про маму, даже на прямые вопросы старался не отвечать. И Горбовский совсем ничего не знал о Ире и её жизни все эти годы. Только то, что пару лет назад она вроде как уехала в Израиль… но понятия не имел зачем и почему. Хотя и догадывался.
Та операция на сердце… Да, она помогла. Но, как сказал тогда лечащий врач, это не панацея. И, возможно, понадобятся ещё операции.
Но в настоящий момент Ира не выглядела больной, и это немного утешало.
11
Виктор
Подъезд, лестница, лифт… Пассажирский, в котором стоишь близко, будто в общественном транспорте. Лифт смутил сильнее всего, потому что только в нём Горбовский ощутил тонкий аромат духов Иры. Он был прежним, как и двенадцать, и двадцать пять лет назад, — очень лёгкий и ненавязчивый запах, свежий и прохладный, похожий на аромат весенней зелени, распустившихся почек и первых цветов.
У Виктора он, как и прежде, ассоциировался с любовью. Не с сексом, а именно с любовью, глубоким и сложным чувством, без которого как ни крутись — но счастливым не стать.
Горбовский прикрыл глаза, наслаждаясь этим запахом. И вспоминая, как раньше, когда они с Ирой были «мы», он обнимал её, утыкался носом в шею — и вдыхал, вдыхал…
А ведь это какие-то очень дешёвые духи, Виктор точно помнил. Просто Ире они нравились, и она не собиралась их менять. Даже когда они перестали жёстко экономить, не покупала других. Говорила, что не отзываются, не ложатся на неё, раздражают.
Так и с людьми, наверное. Кому-то надо постоянно менять партнёров, а кто-то довольствуется
