напиши чего хотела я на стройке не могу перезвонить
У меня в голове мелькает шальная мысль заблокировать его, но после того, что он вчера сделал для меня, вернее, для Эрни, мне сразу же думается: «Неудобно».
Ладно, думаю, поприкалывалась и хватит. На самом деле ни черта не выиграла, а теперь еще и простыла. И болеть-то некогда... Что ж, думаю, Нина, радуйся.
Я-то после того разговора не стала как-то хуже к ней относиться, просто и раньше не относилась хорошо. Равнодушно, скорее.
Шарф так и не вернула – пусть она себе забирает, мне не жалко. Или пусть избавится от него, если он ей мешает.
Расплачиваюсь в универмаге за новый, задыхаясь под маской и изо всех сил, до тошноты подавляя кашель.
«Да сроду бы я не стала так звонить. Это... даже не унизительно, а... да я не знаю... так надоедать людям. Мне, то есть. Вот стремная она».
«Она не стремная, просто, наверно, действительно любит его. А когда любишь, готова и на такое.»
«Да, может, это. А может, она просто всегда привыкла действовать напрямик, потому что ей всегда все доставалось даром. Хоть это, в общем-то, тоже не криминал».
«Да, так-то оно так, но... – и опять этот вопрос... извечный мой вопрос: только я-то тут причем? Да отстаньте от меня все. Все отстаньте. Оставьте меня в покое. И если обращаетесь ко мне, то только из-за меня, а не из-за себя».
Все же зря это я, думаю. Ведь Рик откликнулся, когда вчера позвонила. Все бросил и сразу примчался. – Просто сразу уловил всю серьезность ситуации – возражаю. – Да? – возражаю возражению. – Так ведь он потом сам говорил, что всё – ерунда и безобидно. – Значит, — делаю вывод, — просто поверил тебе на слово. После даже не вставлял, что «по пустякам побеспокоила». Вообще не вставлял. Ты позвала – он приехал. Услышал торопливую нервозность у тебя в голосе. Понял, что ты – на грани. Сразу. Как тогда – с полуслова, с полупощечины вломился в квартиру и врезал Михе.
Твою мать, думаю огорченно, насчет Михи – это я уже решила для себя однажды. Это он потому, что при нем женщину ударили.
А тут? Эрни. Это ж я все ради Эрни. Как чувствовала, что его сразу проймет и он поможет.
Да какая к черту разница? Я ворвалась в его жизнь не потому, что соскучилась не потому, что подоставать его захотелось или проверить, а по делу. Я всегда все делаю только по делу.
Эта его... официальная... которую он «нашел после долгих поисков», с которой у него серьезно, вернее, это она так думает – она ведь предположила, что это у нас с ним деловое было. Я могла бы не быть козой и уверить ее в этом. Ведь, черт меня возьми, это было неприятно. Вламываться – это всегда неприятно. Ей не понять. А она еще «просила», чтобы я его в покое оставила.
«Так я же и оставила!» – уже ору себе мысленно и с каким-то показным ожесточением затягиваю на шее новый шарф. От этого сильнее хочется кашлять, одышка ужесточается, а народ, спешащий навстречу, опасливо-осторожно поглядывает на меня.
«Я и не вспоминала бы, если б не Эрни. А теперь оставила – и на этом все!»
— На этом – все... кхе-кхе... – обращаюсь к зазвеневшей сотке.
— Сис, ты в порядке?..
— Кхе-кхе... да в порядке, в порядке... кхе-кхе.
— Точно?
— Точно. А ты че звонишь-то? Потрахался – и ладно, – объявляю офигевающему – я это слышу – Эрни, которого вообще-то собиралась воспитывать игнором. – Отцу сам расскажешь. Не, про бордель можно «не надо», — «повышаюсь». – Про резинки объясняли ж тебе?.. Надевал?!.. Ну, заразу, надеюсь, не подцепил – и норм.
— Сис...
— Я в плане... кхе... про гандбол. Тайное – оно становится явным. Харэ прятаться, ты ж мужик у нас... теперь.
— Си-ис... – почти скулит он, потом начинает было снова отбрехиваться, быстро и тараторливо передо мной оправдываться. Проняло-таки засранца.
— Я в плане: харэ отца за нос водить!!!.. Кхе-кхе-кхе!!!.. – ору и кашляю в сотку.
А как он хотел, говнюк?.. Пусть слопает. Другим девственность терять – это еще и физически больно, между прочим. А он думает, на сестрины деньги... а, блин... Рику так и не вернула... херня – верну еще... как-нибудь верну… придумаю, как… купил проститутку и сходу повзрослел? И мне вместо моего Эрни – вот этого, на тебе... Порадуйся его долбанутому, недоделанному взрослению. Может, порадовалась бы, будь я его старшим братом – не сестрой...
Чувствую внезапную горечь от того, что у меня его никогда не было, этого старшего брата, и будто Эрни в этом виноват.
– Поставь в известность – так, мол, и так! – не ору уже, а просто говорю грубо и резко. – Ладно, все. Давай.
Ничего, оклемается. И я тоже оклемаюсь. Это сейчас прихватило – могу я приболеть?..
Во второй половине того дня Рик, так и не получив от меня никакого ответа, звонит несколько раз. Звонит и на следующий день. Думаю, теперь это уже он звонит, не Нина. Не беру, один черт: купила новый шарф – проехали. А он – пусть поймет, что его «в покое оставили».
***
Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ТРЕТЬЕЙ Тайное явное или Макьято, теперь с пенкой
Фербеллинская площадь – площадь в Берлине, известная тем, что на ней находятся ведомства, расположившиеся в комплексе из зданий, построенных в своеобразной форме ротонды, именуемой «дугой», а на входе на станцию метро установлена скульптура красного цвета
файн – ладно, хорошо
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ Он-офф-самодостаточность
Мороз сменяется на слякоть, ледяные дожди, дожди со снегом и вездесущую грязюку. Это декабрь, не успев прийти, рецидивирует: обращается в ноябрь. Время словно крутится назад. В проектах мы, безусловно, были бы рады подобным отсрочкам.
Мои опасения по Карре-Ост подтверждаются: Франк норовит бросить на подготовку проектной документации максимальный таск-форс, с которым мы, как их инженеры, должны будем проводить планирование, а в дальнейшем – встречаться и ездить на объект.
Я не жду, пока все это даст мне по башке, а самостоятельно принимаю соответствующие меры.
***
— Катарина, ты увидишь сегодня Франка...
Не вопрос – долбаное утверждение. Ненавижу, когда шеф выходит после больничного, а если он такой – тем более.
— ...не увижу.
— Да твою же ж мать, дослушай, что я говорю! Ты ж – на Карре-Ост сейчас!
— Нет. И потом тоже нет.
— Как это – нет?!!
Обычно шеф не орет на меня на работе, и сейчас я ему напомню, почему.
— Потому что у меня Бланкенбург, Фрида, «городок», Йеноптик! Тебе блиц-отчет предоставить?! – повышаюсь я. – Бланкенбург на финальной стадии, хоть и бедлам полный, у Фриды «техническое» на носу! «Городок» пока только на стадии планирования, но, блин, слава Богу! Йеноптик мозги трахают, как обычно. А Карре-Ост теперь делает Йонас...
— Как – Йонас?!
— Так – Йонас.
— Он только один раз тебя подменял!
— Нет, он теперь перенял все полностью.
— Почему, итит-вашу-мать, со мной никто этого не согласовывал?!..
– Согласовывали... кхе... — кашляю. – Мне вообще-то пора, но, если ты настаиваешь, я сейчас специально для тебя раскопаю, когда и как это согласовывали с тобой.
Мимо нас снуют «ужаснутые» нашей перебранкой девочки, все, как одна, уверенные в том, что я сейчас «договорюсь» и меня попрут с работы.
А по мне, так пусть хоть снуют и мальчики, хоть дедушки с бабушками, хоть весь долбанутый Аквариус пускай здесь схлестнется. И если меня действительно попрут, то я, бляха, только рада буду – отдохну, наконец-то.
— Бар-р-дак! – рявкает Мартин.
— Поехали в Бланкенбург – увидишь бардак, — предлагаю ему сквозь зубы, уже почти успокоившись. – Я как раз – туда.
И уезжаю.
Больной, думаю. Болеешь – дома сиди. И без тебя тошно.
Че, шеф долбанул сильно? – справляюсь по дороге у Йонаса.
Ниче, нормально, — успокаивает он.
Отчитался?
Отчитался.
Разрулили?
Разрулили.
Молоток, — хвалю его. – Так держать.
***
Я вообще-то никогда не болею – когда-то так установилось. Корона прошлой зимой – своего рода исключение.
