моем пространстве, это плохо, — заверила я Брукса.
Скорость тренажера увеличилась, и я сфокусировалась на пятне на стене.
Между нами повисло молчание. Брукс заговорил снова:
— Я плохо сплю. Вот почему я бегаю в четыре утра.
Я усмехнулась.
— Похоже, у нас есть кое-что общее.
— Тоже проблемы со сном?
Я пожала плечами.
— А что еще делать в четыре утра? Никто не встает в такую рань просто так.
Брукс улыбнулся.
— Кроме меня.
Если бы я не презирала его так сильно, то его улыбка могла бы что-то во мне пробудить. Что-то, что дремало слишком долго.
— Так ты не ответила мне. Откуда ты так много знаешь о футболе?
Я пожала плечами.
— Я выросла, варясь в этом. Болела за Алабаму всю свою жизнь.
— Теперь ты живешь мечтой.
— Что-то вроде того, — сказала я, понимая, что лучше не упоминать Коула.
Хотя никто из нас не одел снова наушники, мы продолжили бежать в тишине. За это время я насчитала тринадцать пятен на стене, два выключенных огонька на экране дорожки и сделала двести двадцать семь шагов.
— Мне кажется, мы начали не с той ноты, — сказал Брукс, прерывая тишину и мои подсчеты.
Я оглянулась.
— Мне казалось, мы вообще ничего не начинали.
Он улыбнулся, но не так-то легко избавиться от моей антипатии к нему.
— Меня зовут Каден.
Я склонила голову набок. Он ухмыльнулся, прекрасно понимая, что я знаю его имя.
— А ты?
— Несмотря на то, что думает большинство твоих товарищей по команде, я не «Эй ты», не «Милая» и не «Водная девочка». Я — Финли.
Брукс поджал губы, будто прикидывая, подходит ли мне мое имя.
— Что ж, приятно познакомиться, Финли.
Каден произнес мое имя не с южным протяжным акцентом, как это делали местные парни. Имя слетело с его языка гладко, как сказал бы житель западного побережья.
— Финли. А дальше?
Мое сердце забилось быстрее, и это не имело никакого отношения к бегу. Это было связано с тем, что он Брукс был последним человеком, которому я бы хотела рассказать, кто я такая, и соответственно, кто был моим братом.
— Грейс.
Мое второе имя слетело с языка, технически делая это полуправдой, а не абсолютной ложью. Я нажала кнопку на дисплее, чтобы снизить скорость. Нужно немного остыть, прежде чем полностью остановиться.
— Ты мне нравишься, — сказал Каден.
Я снова перевела взгляд на него.
— Никакого подтекста.
— Я и не слышу подтекста, — прорычала я. Брукс смерил меня недоверчивым взглядом, потому что мой тон говорил сам за себя. — Никогда не думал, что ты просто вытаскиваешь все самое худшее во мне?
Парень улыбнулся.
— Нет. Но чтобы ты знала, мы не все Грейди. Я, например, довольно приличный парень.
— Значит, следует игнорировать слухи?
— Любой ценой.
Я чуть не засмеялась, учитывая, что этот разговор был самым долгим с тех пор, как я приехала в колледж, за исключением общения с Сабриной. И поскольку я так и не оставила его жалкую задницу в зале в одиночестве, я просто-напросто изголодалась по любому разговору.
— Это что, черт возьми, такое? — Голос тренера эхом разнесся по помещению, привлекая внимание к нему, стоящему в дверном проеме со сверкающими глазами.
— Доброе утро, тренер, — поприветствовал его Каден с усмешкой, как будто мы не нарушили правила команды.
Тренер посмотрел на меня.
— Я ожидал подобного от Брукса, Финли. Но только не от тебя.
Я опустила глаза и выключила беговую дорожку. Никогда не хотела огорчить человека, который дал мне шанс начать все сначала и исцелиться.
— Мне очень жаль, тренер. Наверное, мне следовало предупредить вас, что у меня проблемы со сном.
— Ох, я… — Голос тренера неловко оборвался.
Я спрыгнула с беговой дорожки, когда она остановилась.
Сожаление в глазах тренера говорило громче слов.
— В следующий раз отправь мне сообщение. Дай знать, что ты покидаешь свою комнату.
Я молча кивнула.
— И ты тоже. — Тренер впился взглядом в Кадена, указывая на него пальцем, когда его беговая дорожка остановилась. — Ты лучше знаешь.
Тренер не дал Кадену ответить, повернулся и вышел из зала, не сказав больше ни слова.
Когда тишина начала давить, парень посмотрел на меня.
— В следующий раз просто напиши мне? Серьезно?
Я пожала плечами, понимая, что лучше не вдаваться в подробности.
— Должно быть, девчачьи штучки.
— Какие еще девчачьи штучки?
— Ты же знаешь, как ребятам становится некомфортно, когда девочки упоминают о своих месячных. Бессонница, должно быть, действует на него точно также.
Каден покачал головой.
— У меня с этим проблем нет.
— Ерунда.
Он сошел с дорожки.
— Клянусь. Я уже покупал тампоны раньше.
— Я тебе не верю, — ответила я.
— Ты же понимаешь, что никак не смогу тебе это доказать.
Я указала большим пальцем руки в сторону дверного проема.
— Здесь в лобби есть сувенирный магазин.
Брукс рассмеялся. Когда он так смеялся, я почти забывала о своей ненависти к нему.
* * *
Я едва могла что-то видеть налитыми кровью глазами. Вереница незнакомых людей прошла мимо, пожимая мою руку и говоря слова сожаления. Каждый из них говорил искренние слова, которые должны были утешить меня, но все, что они на самом деле делали — просто смешивались в какофонию шума в моей опустошенной голове. Я была ошеломлена, но держалась лучше мамы, которая даже не могла твердо стоять на ногах. Большую часть разговора вел папа. Я же просто кивала и благодарила. Действительно, что еще мне оставалось говорить? Мой брат умер, и моя жизнь, какой я ее знала, закончилась.
— Финли, принести тебе что-нибудь?
Я посмотрела на Хейзел, нашу старую соседку, которая стояла в очереди людей, чтобы принести свои соболезнования. Ее лицо было наполнено грустью.
Я отрицательно покачала головой.
Она обвела взглядом комнату.
— Посмотри на всех этих людей, что пришли выразить свое почтение.
Я подняла глаза, окидывая взглядом переполненную комнату. Все места были заняты членами семьи, соседями и одноклассниками. Вереница людей стояла в комнате, ожидая момента, чтобы двинуться в начало очереди. На самом деле это было грустно. Они ждали, чтобы пройти вперед и встать на колени перед гробом, где лежал мой мертвый брат, прежде чем подойти к нам с мамой и папой. Чтобы сказать что? Что Коул был отличным парнем? Что он не заслуживал смерти в столь юном возрасте?
Просто хотелось, чтобы этот день, наконец, закончился. Нет, мне нужно, чтобы все закончилось. Нужно, чтобы все это оказалось страшным сном. Хотелось скорбеть в одиночку. Хотелось времени для самой себя, чтобы поразмыслить о своем сожалении. На моей вине. Моем эгоизме. Но все делали это
