и… огромной злостью. Но не на Лиса, а на самого себя.
Но какое он имел право вмешиваться? Кто он такой, чтобы решать с кем ей общаться, кого любить? Просто друг?! Идиот, который из лучших побуждений заковал себя цепями френдзоны? Смешно…
А ещё самое поганое во всём этом было, что Лис тоже видел его насквозь и его особенное отношение к девушке. Мереминскому всегда казалось, что Елисей только и ждёт, что он оступится и окончательно себя погубит. А с учётом сколько раз он по-крупному косячил в их общении с Маришкой, такой вариант нельзя было полностью исключать.
Вспомнить хотя бы, что он натворил на свой двадцатый день рождения — сколько они потом не общались нормально? Год, два? Ярик всегда с тоской вспоминал этот непростой период в их дружбе с Маринкой. Если бы кто-то придумал машину времени, Ярослав обязательно попросил бы этого чудо-гения вернутся в тот памятный день, чтобы всё исправить. Но, к сожалению, он не мог переписать их прошлое. Зато он мог приложить усилия, чтобы сделать явью их с Мариной прекрасное совместное будущее.
Да, как-то у них не задалось с праздниками и днями рождения… Ну или точнее у него, потому что именно Ярик мастерски находил способ всё испортить после их долгожданного сближения. И осадок от его глупых слов или необдуманного поступка чувствовался потом на протяжении многих лет. Но Мереминский был уверен, что плохие воспоминания можно исправить только одним единственным способом — заместив их новыми, счастливыми моментами.
В конце июля Вишнякова должна отмечать очень важную для себя дату — двадцать пять лет, юбилей. И на этот раз он точно ничего не испортит. Она сделает ей самое красивое и запоминающееся предложение руки и сердца, которое она только может представить. Он добудет так любимые ею «Алые паруса» в осовремененной версии и покажет, что помнит всё — каждый их важный и трогательный момент начиная с того дня, когда состоялось их фееричное знакомство. Он докажет ей, что способен на серьёзные отношения — и не просто на словах, а с помощью поступка. Пожалуй, самого ответственного и важного поступка в своей жизни. Он докажет, что достоин её любви.
Марина будет его и точка! А Елисей пускай идет к чёрту со своими далеко идущими планами! Потому что, если девушка за все эти годы так и не дала ему «зелёный свет», значит и сейчас у него ничего не получится. Уж Ярик об этом позаботится.
Марина
— Придержите, пожалуйста, дверь! — кричу я, сломя голову несясь к лифту.
Умение бегать на каблуках очень полезный навык для любой девушки, особенно если чертовски опаздываешь. Но вот лучше бы я в этот день его растеряла!
Громко цокая каблуками, наконец добегаю до дверей лифта и тут же резко торможу. Замечаю знакомый до боли силуэт и бездонную синеву глаз, которые смотрели на меня сейчас в упор. Буквально расстреливали меня своим тяжёлым, обжигающим взглядом.
Ярик…
Застываю, точно пригвожденная к месту.
Боже, ну почему именно сейчас?! Что за вселенский закон подлости? Конечно, в глубине души я понимала, что избегать целый день встречи с Мереминским у меня не получится — слишком много вопросов, по которым мы обязаны были взаимодействовать по работе. Но вот чтобы налететь на него именно с утра, когда весь мой вид буквально вопит о том, что я сегодня не ночевала дома?!..
Если бы не бельгийцы, я бы всерьёз рассмотрела возможность развернутся и убежать в обратном направлении, сверкая своими огромными каблуками. Но я же взрослый, разумный человек. Я не могу вечно бегать от двухметровой проблемы со звучной фамилией Мереминский! Мне нужно добраться до офиса и приступить к выполнению своих рабочих обязанностей.
Но как же тяжело сделать сейчас хотя бы шаг…
Мы просто продолжаем молчать и сверлить друг друга взглядом. Судя по всему, Мереминский по-прежнему зол и совершенно не прочь продолжить нашу вчерашнюю словесную баталию — я буквально волнами чувствую исходящее от него раздражение.
Странно, что за прошедший вечер Ярик так и не нашел никого, кто бы помог ему переключиться и выпустить пар. Уж с его-то километровой книгой контактов, в которой отметилась треть самарских красоток, можно было что-нибудь сообразить. Или та жалкая копия меня с противным именем Лана заставила бедного Ярика почистить свою телефонную книгу? Не удивлюсь — у них же была такая люб-о-о-о-вь, настоящие серьёзные отношения, до которых наконец дозрел господин Мереминский. Ага, со всеми вытекающими отсюда последствиями такими, как ревность и ограничение свободы. Хотя в этом я с Ланой была солидарна: если хочешь сохранить свои нервные клетки, то лучше держи Ярика на привязи. Потому что стоит хоть на секунду отвлечься и можно тут же увидеть крайне занимательную картину: как господин Мереминский без особых зазрений совести уже строит маршрут из твоей постели до другой. В которой его конечно уже с нетерпением ждут.
Как говорится, знаем — плавали…
Злость и обжигающие болью воспоминания дают мне силы, чтобы выдержать его пылающий гневом взгляд.
Делаю глубокий вздох, расправляю плечи и наконец захожу в лифт с гордо поднятой головой. Но сразу же отступаю на безопасное расстояние от застывшей фигуры Мереминского.
Закон вселенской подлости решил сработать на максимум — кроме нас с Яриком в кабине только звенящая тишина. Вот хоть бы один работник офисного центра соизволил добежать до нас и чуть снизить градус неловкости, но нет же! Практически бесшумно дверь лифта отъезжает в сторону, оставляя нас с Мереминским отрезанными от всего мира.
Я, он и наши нерешённые проблемы — отличная компания, чтобы ползти на самый верхний этаж здания.
Я чувствую, как Ярослав сканирует меня взглядом с ног до головы. Конечно же он без труда подмечает мой вчерашний наряд, отсутствие макияжа и свежие ссадины на коленках. Но он молчит, и только дыхание будто бы стало каким-то тяжёлым, прерывистым… Я и сама отчаянно заставляю себя пропускать кислород через лёгкие. Кожу левой щеки начинает невыносимо жечь от его пылающего взора, но я продолжаю стоять и смотреть перед собой вперёд на металлическую дверь.
Это скоро закончится, это скоро всё закончится… Четвёртый этаж, пятый…
От напряжения у меня начинает слезиться глаза, но я изо всех сил стараюсь сохранять лицо и не показывать, что на самом деле творится у меня внутри. Безумно хочу нацепить на глаза тёмные солнцезащитные очки, которые украшали сейчас мою светловолосую макушку, чтобы хоть как-то отгородить себя от этого обжигающего, цепкого
