Зайдя в ресторан, сразу же нахожу Эмерика, сидящего за столиком в углу и неспешно потягивающего кофе. Я встречаюсь взглядом с его голубыми глазами и таю в очередной раз.
Он пристально наблюдает за мной, пока я преодолеваю пространство заведения и явственно ощущаю его взгляд не только на себе, но и внутри себя.
Стоит мне только достигнуть нашего столика, как он тут же встает и берет меня за руку.
— Ты просто восхитительна.
Черные локоны его волос спадают небрежными прядями на аккуратно выбритые бока. Его небесно-голубая рубашка, идеально подходящая под его цвет глаз, не застегнута и одета поверх белой футболки. Легкие джинсы низко посажены на его бедрах, идеально подчеркивая все его достоинства, словно каждая нить, входящая в состав ткани, была специально подогнана под его идеальные стройные ноги и приличную выпуклость между ними.
Он выглядит как человек, намеревающийся провести этот день в расслабленном состоянии, например, бесцельно прогуливаясь по пирсу. Возможно, таков и есть наш план?
— Ты тоже чертовски хорошо выглядишь. — Я одариваю его улыбкой. Вместо того чтобы приземлиться напротив него, огибаю стол и сажусь рядом, обнимая его за плечи и прикасаясь своими губами его. — Спасибо тебе за Кодалин.
— Я так понимаю, что вы быстро подружились?
— Это любовь с первого взгляда.
На протяжении всего завтрака мы ведем крайне непринужденную беседу, и Эмерик ничем не выдает своих намерений. Он так и не поведал мне, как провел последние три недели, которые я была погружена в учебу, но могу сказать, что он явно не пинал воздух все это время. А пытаться лезть в его дела — затея априори провальная, уж я-то знаю.
Несмотря на кажущееся спокойствие, я не могу не отметить предвкушающий блеск в его глазах. Мне абсолютно плевать, что мой мужчина утаивает от меня, мне просто приятно быть рядом с ним, держать его за руку и целовать, когда мне вздумается, на полных правах его женщины. Наконец-то мы свободны.
Сразу после завтрака мы непринужденно прогуливаемся по французскому кварталу, обнимая друг друга, обмениваясь долгими взглядами и улыбками.
Ряды зданий с магазинами на первых этажах и жилыми квартирами выше поражают воображение своей кованой отделкой, рельефными колоннами и балконами, которые знамениты своей вычурностью.
Эмерик притормаживает возле одного из этих строений, извлекает из кармана связку ключей и поднимает голову. Я следую глазами за его взглядом, и у меня перехватывает дыхание.
Массивная круглая вывеска, закрепленная на металлических цепях, примостилась под козырьком. Надпись на ней, обрамленная черными завитками из кованного железа, заставляет мою челюсть отвиснуть.
ЭМЕРИК И АЙВОРИ
ДУЭЛЬНЫЙ ПИАНО-БАР
Не успевает мое дыхание вернуться ко мне, как его тут же снова выбивает, когда Эмерик буквально сносит меня с ног, подхватывая на руки и увлекая за собой внутрь заведения.
— Святые небеса! — Мое сердце бешено колотится. Руки дрожат. Я чувствую себя, словно во сне. — Как ты? Когда? Это все наше? Я не понимаю...
— Успокойся. — Эмерик ставит меня на пол и запирает за нами дверь. — Просто сделай глубокий вдох.
Моя голова ходит ходуном, когда я окидываю взглядом стены из красного дерева, зеркала в готической стилистике и пол, выложенные из плитки двух цветов: черный и цвет слоновой кости. Все это выглядит модно и современно, но в то же время стильно и изысканно, словно какой-то коктейль-бар. Должно быть, Эмерик вбухал сюда миллионы, учитывая, что в центре Французского квартала одна аренда стоит баснословных денег. У меня нет слов.
Два пианино установлены в центре, лицом друг к другу. Клавиши расположены достаточно близко, чтобы разделить одну скамью на двоих между ними. Это будут наши инструменты? Мы будем играть здесь вместе? На сцене, для публики, погружаясь в музыку.
— Боже, Эмерик, ущипни меня.
И он делает это, щипая меня за сосок, настолько сильно, что я вскрикиваю.
Сопроводив меня к роскошно оборудованному бару, он прислоняется к стойке.
— Когда только задумывался о покупке этого места, я пытался найти лазейку, но из-за этого, — он жестом указывает на полки с алкоголем, — твое имя не будет значиться в бизнес-документации до твоего совершеннолетия. — Эмерик берет мою руку и целует ее. — К тому времени ты уже будешь носить мою фамилию.
Мое сердце отплясывает чечетку.
— Ты уверен в этом?
— Можем поспорить на твою аппетитную попку. — Эмерик со звучным хлопком шлепает меня по заднице. — Ступай, осмотрись.
Мне столько нужно осознать, что я чувствую, как земля уходит из-под ног. Пиано-бар. Это так напоминает мне об отце.
Слезы радости текут по моим щекам, когда я огибаю высокие столы, мягкие кресла, обтянутые красным бархатом, и черные кожаные диваны. Люстры с лампами в виде свечей освещают пространство теплым светом. И тут я вижу пианино...
Я останавливаюсь возле него, и мои пальцы моментально находят столь знакомую мне царапину на крышке. Я бросаю свой замыленный слезами взгляд в сторону Эмерика.
— Я приобрел его в тот самый день, когда встретил Стоджи. Оно твое, — говорит он, закидывая в рот жвачку и продолжая оставаться у барной стойки.
Я вновь смотрю на пианино и сглатываю от комка, подступившего к моему горлу от счастья.
— Ты заставляешь меня плакать...
— Я готов покупать тебе пианино каждый день до конца своей жизни, лишь бы продолжать видеть твой прекрасные слезы.
Он медленно приближается ко мне, сцепив руки за спиной.
Этот взгляд, пронизанный верностью, окаймленной желанием — моя главная нота, та музыка, которая наполняет меня, вибрирует во мне, приводя меня в гармонию с самой собой.
Эмерик огибает меня, становится позади, обнимает меня за талию, притягивая к себе так, что я чувствую задницей, как твердеет его член.
— Стоджи продал свой бизнес.
Ошарашенная новостью, я оглядываюсь на него.
Я чувствую губы Эмерика у своего уха.
— Но этот засранец не отправится на заслуженный отдых, мы кое-что придумали. Он будет помогать мне с инвентаризацией и наймом персонала. Специально ради этого я арендовал ему жилье в одном из креольских таунхаусов в квартале отсюда.
Преисполненная потрясениями сегодняшнего дня, я пытаюсь собрать все воедино, анализируя, сколько всего провернул Эмерик и как он распланировал наше совместное будущее.
— А как насчет твоего преподавания? Как бар заменит тебе это?
— У меня же есть ты. И когда ты превзойдешь меня...
— Мне никогда не превзойти тебя.
— Здесь есть второй этаж с отдельным входом с другой стороны здания. Там я открою свою Школу Старого Рокера, где буду обучать желающих исполнять классический метал на пианино.
Вау. Эмерик просчитал все до мелочей, и мне остается лишь одно...
Быть благодарной ему. Я могла бы распинаться в словах благодарности, но ему этого не нужно. Эмерик прекрасно видит соленые реки слез, бегущие по моим щекам. Он чувствует, как трепещет каждая клеточка моего тела, прижатого к нему. Улавливает, насколько сбивчиво мое дыхание.
Слова попросту лишние, потому что у нас есть кое-что получше. Наши личные ноты. Они только для нас, наша мелодия, пульсирующая в воздухе между нами, вдохновляющая нас, сближающая и делающая единым целым.
Эмерик поворачивает меня к себе и заключает в свои объятия. Я сцепляю руки за его спиной, прижимаюсь щекой к его теплой массивной груди и закрываю глаза, пока мы раскачиваемся в такт биению наших сердец. Очень скоро наша мелодия прозвучит здесь во всеуслышание, когда публика будет аплодировать нам, восторженно крича и умоляя сыграть на бис.
Я вздыхаю. Реальность оказалась даже лучше, чем любой сон, о котором мне доводилось когда-нибудь грезить.
Он берет меня за подбородок, приподнимает мою голову, а затем касается своими губами моих. Его вкус — это корица с примесью вожделения, его губы — это всеобъемлющее ощущение единства.
Жвачка кочует из его рта в мой. Потом, следующим ловким движением языка, Эмерик забирает ее обратно, а затем прикусывают мою губу, удерживая нас вместе.
