— Тебе же он безразличен. Признайся: его отношение к тебе устраивает тебя, так ведь?
— Ну и что с того?
— А то, что это еще не означает, будто ты испытываешь к нему пылкие чувства. Ты его не хочешь, но при этом считаешь, что он не должен достаться никому другому.
— Я вовсе не собака на сене. Но ведь он изменил мне с моей лучшей подругой!
— По-твоему, было бы лучше, если бы он изменил тебе с незнакомой женщиной?
— И эта мысль приводит меня в ужас, но то, что любовницей стала именно Кейт, ужасно вдвойне.
— Почему?
— Да потому что Кейт всегда — всегда! — мне завидовала!
— Вот если бы ты его любила, он ни за что бы тебе не изменил».
— Хватит! Довольно! — вслух выкрикнула Джина и, очнувшись от резкого звука собственного голоса, бросилась к дому.
Захлопнув входную дверь, Джина тут же прошла в спальню — необычный для нее поступок, так как не в ее привычках было использовать эту комнату не по прямому назначению.
Джина уселась было перед зеркалом, но сразу отвернулась, не в силах видеть отражавшуюся на ее лице боль.
Не так давно, когда они обедали с Кейт, Джина обратила внимание, что подруга оживлена и прекрасно выглядит. Зеленые глаза, словно изумруды, сверкали на похорошевшем лице, и ярко-зеленый шарфик на шее подчеркивал их блеск. С тех пор как Кейт вышла замуж за Жан-Пьера, она начала одеваться подчеркнуто элегантно, маскируя тем самым недостатки внешности… И еще Джина вспомнила, что в последнее время Кейт стала удивительно уверена в себе. Теперь все стало на свои места.
Лицо Джины перекосилось. Какая же она дура! Так легко позволить этим двоим провести себя! Наверняка эта мерзкая парочка издевалась над ней во время своих тайных встреч…
К глазам невольно подступили слезы. Джина решительно тряхнула головой. Она не будет плакать. Ни за что на свете! Слезы не для нее, ничто не заставит ее поддаться женским слабостям, которые она презирала раньше и будет презирать всегда.
Облегчение принесет только месть. Да, она отомстит им обоим за свою поруганную честь.
Не придумав ничего конкретного, Джина позвонила матери. Едва та взяла трубку, она надломленным голосом произнесла:
— Мама!
Почуяв неладное, Сесилия быстро спросила:
— Что случилось, дочка?
Джина сглотнула подкативший к горлу комок.
— Ничего, все в порядке. Просто я хотела спросить, можно ли оставить Скарлетт у тебя на ночь?
— Естественно! Тут вся ее одежда, все игрушки. Знаешь, она так чудесно исполняла сегодня Шопена…
— Хорошо, — прервала Джина мать. — Позвоню завтра.
Неужели они все еще занимаются любовью? Или, покончив с любовными утехами, отправились в ванную?
А может, лакомятся копченой семгой… Из отчета Сэма Харви Джина узнала, что эта предательница Кейт, отправляясь на свидания с Морганом, всякий раз заезжает в магазин и накупает всяческих деликатесов: копченое мясо, семгу, манго, свежую клубнику, шведский шоколад «Тоблерон», икру…
В отчете также отмечалось, что любовное гнездышко оплачивает сама Кейт.
Раздумывая, какой способ мести выбрать, Джина рассеянно оглядывала спальню. Драпировки в серовато-зеленую с красным клетку придавали комнате уютный вид — хоть сейчас на обложку журнала «Ваш дом и сад». Даже не потребуется специального предупреждения, чтобы успеть навести порядок. Все чисто, все на своем месте. Картину портил флакон вентолина, стоящий на тумбочке Моргана.
Да, он здесь явно лишний. Казалось бы, чего проще взять да и убрать его в ящик, так нет же, Моргану хочется все время иметь лекарство под рукой, чтобы прибегнуть к его помощи при первых же признаках надвигающегося приступа.
Изогнув бровь дугой, Джина схватила вентолин и пошла было в ванную, намереваясь поставить его в аптечку, где и должны находиться лекарства, но передумала. Отныне ванная комната будет принадлежать только ей. Джине потребовалась буквально минута, чтобы собрать туалетные принадлежности Моргана и перенести их в ванную Скарлетт.
В спальне остались его очки для чтения. Джина выдвинула ящик, чтобы достать их, и увидела запасной флакон вентолина. Ну нет! Спать он тут больше не будет. Джина бросила спрей в пластиковый пакет и унесла его в гостевую комнату.
А ярость тем временем продолжала бушевать в ее груди. «Как же подло ты поступила со мной, Кейт! И это после всего того, что я для тебя сделала. За что?»
Что же такое придумать, что предпринять?
Ноги его больше не будет в ее спальне! Джина вытащила из сумочки пачку сигарет и с решительным видом закурила, чего раньше почти никогда не делала, чтобы не вызвать приступа астмы у мужа.
Однако, почуяв запах дыма, Морган сразу поймет: случилось что-то неладное. А его нужно застать врасплох.
Поздно. Не успела эта мысль мелькнуть в голове Джины, как Морган вошел в дом.
— Скарлетт, солнышко! — послышался его голос из прихожей. — Скорей беги сюда. Я тебе кое-что принес.
Наверняка шоколадку «Тоблерон», недобро усмехнулась Джина. Теперь она знала, откуда брались лакомства, которые Морган с некоторых пор стал приносить дочери. Не сдерживая перехлестывающей через край злости, она заорала:
— Скарлетт у мамы!
— Вот как? — По голосу Джина поняла, что у мужа разочарованно вытянулось лицо. — А почему?
— Иди сюда, и я объясню, не кричать же, как в лесу!
— Ты где? В спальне? — Так, теперь со свойственной ему педантичностью он вешает на плечики пальто и пиджак. Появившись на пороге, Морган внимательно посмотрел на жену и встревоженно спросил: — Джина, что случилось?
Резко повернувшись в его сторону, Джина ответила вопросом на вопрос:
— Что ты там принес? «Тоблерон»?
— Конечно. Но я спросил, что слу…
— Итак, для Скарлетт нашлась только плитка шоколада, — оборвала его Джина подозрительно спокойным тоном. — А как же копченая семга, земляника и прекрасное белое вино с берегов Луары? Что же ты не захватил для дочки этих деликатесов?
Лицо Моргана помрачнело — он все понял.
— Чудесное меню, даже, я бы сказала, изысканное, — продолжала Джина, — вот только лично мне больше по душе хлебная водка…
— Когда ты узнала? — сухо спросил Морган. Чувствовалось, что у него пересохло горло.
— Да какая разница? Подумал бы лучше, что предпримет Жан-Пьер, когда я ему все расскажу.
— Ты этого не сделаешь, Джина, — взмолился Морган. — Ты не можешь ему рассказать.
— Это еще почему?
— Сама подумай, что с ним будет, если он все узнает.
— Не знаю, что с ним будет, да, честно говоря, мне на это наплевать.