Взор Яна снова выхватил фотографию на первой полосе «Буэнос-Айрес Гералд». Лицо постарело, но ошибки тут не могло быть: это их старый приятель Максимилиан Гартунг.
– Мы изменили свои имена из-за него, правда?
– Да, полагаю, что так и было. Я почему-то всегда чувствовала, что Макс переживет войну и скроется. И я всегда чувствовала, что он будет искать нас хоть на краю света. Я знала, что вы должны были изменить свое имя. Вот почему оказалось так трудно разыскать вас. Но когда… когда я увидела вот это, – она постучала по газете, – я была вынуждена разыскать вас, найти вас после всех этих лет. Ян, он мертв. Теперь нам больше не надо опасаться его.
Доктор Шукальский взял газету и снова внимательно прочитал колонку, где говорилось о смерти ювелира.
– Как забавно. Он умер не только от пули, а также от укуса большой собаки в шею. Бешеной Собаке – собачья смерть.
Оба задумались, затем Ян снова посмотрел на женщину, сидевшую напротив него. Ее лицо постарело на тридцать шесть лет, но оно осталось тем же красивым лицом Марии Душиньской.
– А отец Вайда? Вы знаете…
– Ян, он стал мучеником. Макс все же добрался до одного из нашей группы. Я кое-что узнала о происшедшем по слухам, которые ходили по лаборатории после возвращения Мюллера. Да, я вижу, что вы удивлены. Мюллер вернулся в Зофию. Вы об этом не знали. И Гартунг тоже. Между прочим, они вернулись, чтобы схватить нас, и пришли в ярость, обнаружив, что мы сбежали. Видно, они приехали в Зофию через несколько часов после вашего бегства.
– Святой Иисус на кресте, – пробормотал он на польском.
– Как рассказывают, Гартунг не сомневался, что удастся выбить признание из отца Вайды. Но он выдержал, и они убили его в склепе автоматной очередью. Он умер славной смертью. Ян, разве не этого он в конце концов добивался? Гартунг не вернулся в Майданек, – продолжила Мария, не дожидаясь его ответа. – Они с Мюллером собирались вместе бежать в Южную Америку, но Мюллера убили в Варшаве во время августовского восстания. Гартунг, как вы знаете, бежал. Он оплатил свое бегство золотыми коронками, снятыми с зубов мертвых евреев. Гартунг устроился в Южную Америку как производитель ювелирных изделий, все время держался в тени, поскольку знал, что он военный преступник и израильтяне разыскивают его.
– Похоже, они разыскали его.
– Да, Ян, они нашли его.
– А что случилось с Анной и Кеплером? Вам удалось что-нибудь узнать о них?
Теперь Мария широко улыбнулась.
– Ян, я поддерживаю связь с ними. Они поженились и живут в Эссене. Им удалось бежать через Румынию, хотя они рассказали мне необычную историю о том, как пограничники держали их под дулами автоматов. Ганс рассказал им какую-то байку о том, что русские совсем близко, как вдруг по чистому совпадению появилась группа русских солдат. Оказалось, что пограничники бежали в Румынию вместе с ними! После войны Ганс воссоединился со своими родителями и бабушкой. Хотите верьте, хотите нет, но Ганс Кеплер сейчас начальник на сталелитейном заводе Круппа.
Ян откинулся на спинку стула и едва заметно улыбнулся.
– А вы не узнали, что произошло с Дитером Шмидтом?
– Умер. Спустя две недели после гибели отца Вайды и возвращения Гартунга в Варшаву Шмидт носился по деревням, задерживал и допрашивал жителей по поводу эпидемии, надеясь получить ответы, которые помогли бы ему стать героем. Насколько я слышала, он совсем взбесился. Пока Дитер Шмидт находился в одной из дальних деревень, он и в самом деле заразился тифом и умер от него. Я сама в лаборатории видела результат, когда пробу его крови подвергли реакции связывания комплемента.
– Боже мой… Мария, Мария… – Ян Шукальский встал из-за стола и подошел к окну. В Центральном парке кипела жизнь, и он на мгновение представил мощеную улицу из далекого прошлого. – Как давно это было. И все же… Я помню все, будто это случилось вчера. Знаете, за последние годы я стал забывать об этом, но, боже мой, Мария, с вами воскресли все воспоминания…
Она встала и подошла к нему.
– Мы там вели свое сражение. Пятеро партизан…
– Наверно, надо включить еще двоих.
– Еще двоих?
– Да, Вейля и Феликса. Вейль был чехом, а Феликс – поляком. А вы знаете, Ян, – ее голос перешел на шепот, – что они были и евреями?
Шукальский тихо рассмеялся.
– Думаете, они одобрили бы нас за то, как мы обошлись с их знаменитой реакцией?
Мария тихо ответила:
– Думаю, они бы гордились нами.
3 de Febrero (испанск.) – 3 февраля. – Здесь и далее прим. перев.
Hipodromo del Palermo (испанск.) – ипподром в Палермо.
Aeroparque Ciudad de Buenos Aires (испанск.) – аэродром города Буэнос-Айрес.
Schutzstaffeln (нем.) – «охранные отряды», или сокращенно СС.
Verfugungstruppen (нем.) – войска второго эшелона.
Kochana (польск.) – любимая
Эльза Скьяпарелли – французский модельер итальянского происхождения (1900–1973).
Ostatnia Niedziela (польск.) – конец недели.
Гауптштурмфюрер (нем.) – капитан войск СС в нацистской Германии.
Moja kochana (польск.) – моя любимая.
Goyim – неевреи.
Psiakrew (польск.) – польское ругательство.
Guten Morgen, Herr Doktor (нем.) – доброе утро, господин доктор.
Tatus (польск.) – папа.
Lebensborn (нем.) – нацистский план отбора «расово полноценных» детей с целью их онемечения.
Halt! (нем.) – стой!
Burgermeister (нем.) – бургомистр, городской глава.
«Biala Sniegowica i Siedem Karzelkow» (польск.) – «Белоснежка и семь гномов»
Mach schnell (нем.) – быстрей.
Jawohl (нем.) – так точно.
Was ist los? (нем.) – что случилось?
Унтершарфюрер – командир отряда.
Verflucht! (нем.) – Проклятье!
Baruch dayyan ha'emeth (иврит) – да будет благословен справедливый судья.
Пресуществление – вера, что хлеб и вино, предложенные священником во время литургии, превращаются в тело и кровь Христа.
Einsatzgruppe (нем.) – оперативная группа.
Liebchen (нем.) – дорогая.
