Кристофер поддерживал женщину. Она, не открывая глаз, сделала несколько глубоких вдохов. Парень налил стакан воды и протянул ей. Она немного отпила.
И наконец выпрямилась.
— Ему разрешили взять Софи с собой в Париж при условии, что он сдаст жену властям. Как мы могли рассказать ей? Девочка винила бы себя в смерти матери.
— Как умерла ее мать?
Глаза мадам Антуан засверкали.
— Мы не знаем. Надеюсь, быстро. Бедняжка… А не долго и мучительно…
Она запнулась.
— Когда Париж был освобожден… — Женщина выпрямила спину и возобновила рассказ: — Мадемуазель арестовали. Возможно, ты знаешь, что коллаборационистам брили головы и в таком виде водили по улицам? Шанель продержали лишь два часа. Ей помогли влиятельные знакомые. Коко бежала в Швейцарию. Фон Динклаге уже был там. Они прожили вместе одиннадцать лет. Потом Вертхеймеры реанимировали дом «Шанель» и попросили ее снова стать дизайнером.
— Он еще жив?
Женщина покачала головой.
— Живой, он был бы с мадемуазель.
Она отпила воды и подняла на Кристофера кристально-чистый взгляд.
— Динклаге просил нас позаботиться о малышке, и мы удочерили ее. Знаешь изречение Оскара Уайльда: «Ни один хороший поступок не проходит безнаказанно»?
Кристофер кивнул.
— Но это был не просто хороший поступок. — Мадам Антуан покачала головой. — Ребенок был очаровательный. Мы назвали ее Софи и действительно полюбили как дочь, но…
Она снова тряхнула головой.
— Тень отца, казалось, нависла над малышкой. Я никогда не хотела, чтобы она узнала правду. Ганс был очень интеллигентным, не пытал людей в концентрационных лагерях. Ему пришлось поддержать фашистов, чтобы спастись. Он выбрал жизнь. И привез Софи в Париж. — Мадам Антуан слегка подтолкнула юношу. — Иди к ним… быстрее! Если она узнала…
— Жанна все рассказала! — закричал он. — Уверен!
— Тогда торопись! Софи… может сотворить непоправимое!
Кристофер сбежал по ступенькам к парадному входу в «Шанель». Швейцар в форме открыл перед ним двери. Парень понесся по улице Камбон на Гран-бульвар, оглядываясь в поисках такси. Ни одного.
Стоял холодный солнечный день. Сердце Кристофера сжимали лапы ужаса. Яркие лучи отражались от окон такси, и парень яростно размахивал руками, пока не замечал в машинах пассажиров. Наконец нашелся свободный автомобиль. Водитель остановился и спросил, куда ехать. Юноша ответил и забрался внутрь.
На заднем сиденье Кристофер подался вперед, проклиная каждый горящий красным светофор до самой площади Звезды.
Слова мадам Антуан «Она способна на все!» как эхо звенели в его голове, пока машина стояла возле очередного светофора на Этуаль.
Кристофер кинул водителю деньги, выскочил из такси и побежал по Клебер-авеню. Перед домом консьержка протирала медную вывеску врача.
— Мадам Клод, Софи дома? — спросил юноша.
— Oui, monsieur…
Он вбежал внутрь. Посмотрел на старомодный лифт, заключенный в металлическую решетку с орнаментом. Подъемник был на последнем этаже. Кристофер вызвал его. Лифт спускался мучительно долго.
И наконец остановился, распахнув железные дверцы.
У парня так сильно тряслись руки, что он долго не мог вставить ключ в замочную скважину. Когда получилось открыть дверь, забежал в квартиру. Софи — на перилах балкона. Немного озадаченная Габи сидит на полу, наблюдая за матерью. Подойдя ближе, юноша понял, что любимая свесила ноги на улицу.
— Софи! — Слово будто вырвали из его груди.
Она повернулась: глаза полны отчаяния.
— Я дочь фашиста. — Сдавленный высокий голос, будто чужой. — Чертова фашиста. Он убил мою мать!
— Ему пришлось выбирать между вами. Он выбрал тебя. Ты не виновата.
— Поэтому мадемуазель сделала меня своим «лицом». Я — «лицо» фашиста!
— Его заставили… Ты тут ни при чем!
— Но во мне его кровь, его гены! Я не хочу жить, и я не заслуживаю этого!
— Ты не виновата. Твой отец никого не пытал. Мадам Антуан сказала, он был интеллигентным, обаятельным.
— Нет!
Кристофер приближался к ней шаг за шагом, надеясь, что Софи не заметит.
Габи заплакала. Ей не понравилась игра, которую затеяли взрослые.
— Твоему отцу пришлось стать фашистом, чтобы выжить, — успокаивающим голосом проговорил юноша. — Ты должна простить его.
— Простить фашиста? — Софи злобно сверкнула глазами. — Они вырывали у людей золотые зубы и использовали их кожу! Делали из них мыло! Нам в школе рассказывали, после мне снились кошмары. И эта дрянная кровь во мне!
— В тебе есть и гены матери. — Парень не останавливался. — Отец привез тебя в Париж, потому что любил.
— Он предал мою мать!
— Разве ты бы не выбрала Габи вместо меня в такой ситуации? Разве дети для родителей не на первом месте?
Женщина посмотрела на него измученными глазами. Несколько секунд оба не двигались. Вдруг Кристофер быстро подался вперед и схватил любимую за руку. Софи стала сопротивляться, соскользнула с перил и повисла на высоте пятого этажа над тротуаром. Парень держал изо всех сил, но рука женщины выскальзывала из его занемевших пальцев. Страх потерять свою Единственную придал юноше силу титана, и он втащил ее обратно на балкон. Софи упала на пол. Кристофер схватил плачущего ребенка.
— Я все равно убью себя! — закричала женщина, злобно глядя на парня.
Он присел на колени рядом, держа одной рукой ее, а второй — орущую малышку.
— Нет, ты не умрешь. Потому что я люблю тебя. Я ждал не для того, чтобы видеть твою глупую, бессмысленную смерть! Ты не лишишь нашу дочь матери! Не сможешь! Я помогу тебе пережить это. Ты ни в чем не виновата. Я заставлю тебя осознать.
В глазах Софи плескалась боль, но Кристофер увидел, что любимая хочет верить, хочет, чтобы ее убедили: она ни в чем не виновата и заслуживает жизни. А жизнь стоит прожить. Он сможет убедить ее. Парень нежно погладил Софи по волосам и успокоил дочь.
— Для нашей второй свадьбы после скучной церемонии в Сити-Холле, — объявила друзьям Саманта, — мы либо снимем огромный замок в Бургундии, либо полетим на полном журналистов самолете на презентацию коллекции Кристофера и поженимся в цирковом шатре в центре Парижа! На воздушной трапеции! Впервые в мире еврейка выйдет замуж на трапеции!
Наступила весна. Молодые люди сидели на террасе за «Куполь». Саманта недавно приехала из Нью-Йорка, счастливая, что отец выздоровел.
— Мы не станем вытворять такое, — тихо произнес Клаус.
— Ты прав. Это не слишком зрелищно. Может, снимем целый пляж в Каннах и…
