а света уже не было.
— Наверное, пробки выбыло. Надо посмотреть, — порываюсь я к выходу, но что-то останавливает меня. Я осматриваю дом, прислушиваюсь к тишине, выглядываю в окно, выходящее на задний двор. — Мария, а где наша охрана? Почему никто меня не встретил на входе?
Буркнув что-то невнятное, Мария отмахивается. Смотрит на меня так, словно я задал глупый вопрос.
— Мария? — настороженно проговариваю. — Ты ответишь мне что с охраной?
— Эта не стала продлевать им контракт. Сказала, что они дорого ей обходятся.
Эта...
Действительно. Мной был задан глупый вопрос, ответ на который лежал на поверхности.
София, чтоб она провалилась...
То, что Мария не в состоянии произнести ее имя, уже о многом говорит. Она ненавидит ее всей душой.
Ничего этой безнравственной девице доверить нельзя. Хорошо у нее получается только настраивать людей против себя.
— Мне же не послышалось? Ей? Дорого ей обходятся? — Ослепленный вспышкой лютой ненависти, я со всех ног мчусь к лестнице. — Сейчас я ей покажу, насколько дорого она обходится мне!
— Эмир, не растрачивай свои нервы, — безразлично она бросает, следуя за мной. — Нет ее дома. Не возвращалась она со вчерашнего дня.
Торможу резко у подножия, шиплю от того как грудь горит огнем. Пальцами впиваюсь в перила и слышу хруст дерева под рукой.
— Мерзавка! Беспринципная дрянь! — хлестко рвется. — Я же ее...
Мария шикает на меня, заставляя заткнуться на полуслове. Ее указательный палец взмывает вверх.
— Тише, Элиф разбудишь.
Дышу глубоко. Пытаюсь успокоиться и одним протяжным выдохом вытравить себя всю ненависть к Софии.
Я ведь ее предупреждал. Или она думала, что ей и в этот раз все сойдет с рук?
Хватит. Мое терпение кончилось. Она еще крупно пожалеет об этом...
— Пойду тогда пробки проверю, — буркнув, я спускаюсь в подвал.
Наведя фонарик на электрощиток, я убеждаюсь, что был прав насчет пробок.
Проводка в доме уже никуда не годится. Менять пора бы. Пробки не выдерживают и от скачка напряжения их теперь частенько будет выбивать.
Да не только проводку надо заменить. Весь дом в целом не помешало бы тоже перелопатить.
А еще лучше снести целиком к чертовой матери, а на его месте воздвигнуть новый, непохожий на этот.
Разобравшись с рубильником, я поднимаюсь на первый этаж, включаю свет в холле и застаю Марию на прежнем месте с бутылочкой смеси, торчащей из кармана халата.
Я забираю у нее из рук керосинку со спичками, провожаю ее до комнаты. Пожелав ей доброй ночи, я решаю спуститься к себе, чтобы немного отдохнуть. Однако вместо этого я вновь поднимаюсь на третий этаж, вхожу в пустующую спальню Софии, а следом открываю дверь в детскую.
Кроватка пуста, значит малышка Элиф сейчас вместе с Марией в комнате по соседству.
Из Софии мать, как из меня человек без греха. Стерва сбагрила все свои обязанности на бедную женину, которая, по сути, никем Элиф не приходится.
Так мало того, еще и от охраны для собственной дочери отказалась.
Пользуется тем, что я не слежу за ней круглыми сутками.
С этим нужно что-то делать. Незамедлительно.
Выключив в спальне свет, я падаю в кресло, стоявшее у балконной двери прямо напротив входа. Ставлю у ног все еще горящую керосинку, и нахожу на полу распечатанную пачку сигарет. Рядом с ней стоит пепельница, наполненная окурками со следами красной помады на фильтрах.
Она еще и курит здесь? И это рядом с детской?
Хотя чему тут удивляться? Достаточно вспомнить на что София пошла, чтобы привязать меня к себе.
У этой девушки свои нормы морали. Все, что нормальному человеку может показаться аморальным, для Софии выглядит вполне естественно.
Достаю из пачки сигарету. Зажав между пальцами, подношу ее к носу и глубоко втягивая ноздрями насыщенный аромат табака, гвоздики и клея.
Представляю как София смакует ее, пуская облако дыма в потолок, пока Элиф надрывается плачем.
Вновь злость берет меня.
Я закладываю сигарету за ухо и принимаюсь ждать, неподвижно сидя в кресле.
Если София соизволит явиться домой к утру, то ей же хуже. Первого, кого она увидит в своей спальне — не свое отражение в зеркале. Это буду я.
Это не должно стать для нее сюрпризом, ведь я оставил машину у дома. Велика вероятность, что она вообще не захочет входить внутрь, чтобы не встречаться со мной.
Однако я был не прав.
Примерно часа через два я слышу как к дому, шурша гравием, подъезжает машина. Ровно через три минуты она отъезжает, отбрасывая на стену свет от фар.
Я тушу керосинку, после чего комната погружается во тьму.
Тишину разрезают ее поднимающиеся по лестнице шаги. Не создавая лишнего шума, я достаю из-за уха сигарету, зажимаю фильтр между зубов и поджигаю спичку. Прикуриваю, делаю глубокую затяжку и выдыхаю, заполняя комнату дымом.
Дверь распахивается. От сквозняка тюлевая занавеска колышется, задевая мой затылок и плечи.
София столбом замирает в проходе при виде ярко красной точки от уголька.
— И давно ты куришь? — спокойно спрашиваю я вместо приветствия.
Никакого ответа не следует. София отмирает, рукой потянувшись к выключателю.
— Оставь! Не включай свет! Не хочу видеть тебя.
В раздражении она хмыкает и закрывает дверь, так и не включив свет.
— Тогда какого черта ты пришел в мою комнату, раз не желаешь меня видеть?
Она швыряет свою сумку на пол. Становится напротив зеркала, встроенного в дверцу шкафа, и заводит руки за спину, чтобы расстегнуть молнию на своем платье.
Затянувшись никотином, я исподлобья наблюдаю за тем, как она скидывает с себя платье. Как оно падает к ее ногам, разливаясь лужицей шелка. София переступает через него и разворачивается ко мне лицом.
Судя по всему, белье она не надевала, потому как предстает передо мной полностью обнаженной.
Совершенно не стыдится.
— Что, милый, тебе нечего сказать? — с ехидной ухмылкой дерзит она, упирая руки в бока. — Или тебе так понравилась моя нынешняя фигура, что ты теперь не можешь найти подходящие слова?
О, мне определенно есть что сказать, даже несмотря на то что все эти слова преимущественно бранные.
— Признайся уже, Эмир, я все еще тебя возбуждаю. Ты можешь не любить меня, можешь презирать, но отношения ведь могут строиться и на постели. Я хороша в этом, и ты это знаешь как никто другой. — она крадется ко мне как кошка, ищущая ласки. — Так не нужно отказываться от того, что и так было предначертано.
Стукнув кончиком пальца по фильтру, я сбрасываю пепел на пол. Оскаливаюсь, невзирая на тот факт, что она не видит моего лица.
Но мне это даже нравится. Нравится ее настрой. То, что она еще смеет бросать мне вызов.
Мне по кайфу, что все происходит именно так, а никак иначе.
Она еще на что-то надеется.
Как же долго я ждал этого момента. Ждал этого дня, чтобы наконец поставить жирную точку во всем, что как-то связано с Софией.
Она подходит близко. Своим бедром касается моего колена. София склоняется
