слушал и… Боже, Алёнка, какой я дурак! Непроходимый… Говорил тебе чушь какую-то всё это время, потому что привык, привык просто, понимаешь?
— Нет, — призналась я честно, и он вновь засмеялся.
— У меня мысли путаются, сейчас… Сейчас… — Вздохнул, провёл ладонью по моим волосам, и я решила: да какая разница, понимаю я или нет? Стоять вот так, чувствовать Льва всем телом — бесценно. — Шесть лет назад, когда я влюбился в Наташу, я мучился и страдал, но всё же принял решение — я никогда и ни при каких обстоятельствах не стану её тревожить. Даже если они с Виталькой разведутся. И я просто жил дальше, женился, плыл по течению… Я привык, что моё чувство безответно. И вообще привык к нему, к тому, что оно есть, я не думал, не анализировал — а есть ли? И только сегодня, когда ты рассказывала Клочкову про ту ночь, я понял — ни хрена!
Я хлопала глазами, путаясь в собственных мыслях и ещё не веря, не осознавая, что именно хочет сказать мне Лев.
— Всё уже давно прошло, точнее, трансформировалось во что-то родственное — что Марина, что Наташа, без разницы. Но я почему-то не осознавал этого. А когда ты пошла к Клочкову, такая спокойная и уверенная, и начала рассказывать, меня как обухом по голове ударило. Никогда я не восхищался так Наташей, как тобой в эти минуты. Никогда не боялся так за неё, как за тебя. Никогда так не гордился, не сочувствовал, не принимал близко к сердцу. И никогда не хотел её себе и для себя, не сходил с ума при мысли о том, что она мне откажет. Алёнка… я дурак!
Я потеряла дар речи. И дар думать и рассуждать, кажется, тоже…
Стояла, почти не дыша, и слушала, слушала…
Неужели он серьёзно?..
— Алён… Не молчи, скажи что-нибудь! — попросил Лев горячо, с жадностью целуя меня в уголок губ. — Прости, прошу! Я кретин, до меня доходит, как до жирафа, но пожалуйста, не сердись!
Боже, неужели этот взволнованный человек, нервно сжимающий мои плечи — мой спокойный и уравновешенный Лев?! Куда делась его невозмутимость? Переживает, как юноша, впервые признающийся в любви девушке!
— Я не сержусь, — выдохнула я хрипло почти ему в губы. — Но ты главного не сказал… Столько всего наговорил, а главного не было… А я жду, между прочим!
Лев, услышав это, вдруг расслабился. Резко, всем телом, словно у него внезапно вытащили все кости. Но обнимать и гладить меня не перестал.
— Люблю тебя, — сказал он тихо и улыбнулся. — Очень люблю, Алёнка.
Я тоже улыбнулась.
— И я тебя.
— А я знаю, — улыбка Льва наполнилась лукавством. — Понял, когда ты заявила мне: «Я на тебя не обиделась, просто не хотела мешать вам с Наташей миловаться». Это было так…
— Молчи! — Я закатила глаза и шутливо хлопнула его ладонью по плечу. — Не напоминай мне об этом позоре!
Лев засмеялся и наконец поцеловал меня по-настоящему — крепко и нежно, как свою женщину. Женщину, которая чуть позже ответила ему «да» на все вопросы…
Той ночью я осталась у Льва до самого утра. И уже засыпая, услышала, как он шепчет, целуя мои волосы:
— Господи, как же я рад, что ты тогда не прыгнула, Алёнка…
Прошло восемь месяцев, на дворе стоял август. Мои одиннадцатиклассники закончили школу и разбрелись кто куда, поэтому перед началом нового учебного года мне было немного грустно. Я привыкла к ним, а теперь нужно было отвыкать. Но такова жизнь, наверное.
Классное руководство я решила не брать, потому что недавно узнала, что мы со Львом ждём ребёнка. Учебный год я. получается, не завершу, доработаю до Нового года — и в декрет.
Близнецы, услышав о том. что у них скоро будет братик или сестричка, замерли, расплылись в одинаково радостных улыбках, а потом хором заявили:
— Назовём Женя!
Я оторопела, Лев и мама — тоже.
— С чего вдруг? — пробормотала я, не понимая, что это за дикая идея. — Почему Женя-то?
— Потому что Джинни Уизли! — ответили мои бандиты, вызвав у мамы глупое хихиканье, а у Льва просто истерический хохот. — Но если мальчик, то ему тоже подойдёт! Отличное имя, мам!
Поскольку муж и мама бессовестно ржали, придумывать адекватный ответ на эти заявления пришлось мне.
— Ладно, в любом случае ещё рано говорить…
— А мне нравится! — сказал вдруг Лев и потрепал наших мальчишек по рыжим макушкам. — Так что я голосую за Женю.
— Мне тоже нравится, — кивнула бабушка, близнецы завопили: «Ура-а-а!», и я предпочла сдаться, пока меня не начали хором уламывать. Женя Рыжова… Или Рыжов… Почему бы и нет? Хотя мне казалось, что должна родиться девочка.
Мы с Фредом и Джорджем тоже носили теперь фамилию Льва, и мальчишки были страшно счастливы по этому поводу. Им казалось, быть рыжими и носить такую фамилию — это круто, так сказать, в двойной степени.
А ещё они вот уже второй месяц называли Льва папой, и каждый раз, когда муж слышал это слово, он улыбался настолько искренней и счастливой улыбкой, что я просто не могла не улыбаться в ответ. И радовалась вместе с ним. Я знала, как он этого хотел, но ужасно боялся предложить подобное Фреду и Джорджу, а они решили всё сами. Наверное, как только окончательно осознали, что Лев будет с нами всегда, не уйдёт, не оставит их. Он заслужил право на это слово — папа. Всем сердцем и душой — заслужил.
Прервав мои мысли, дверь класса вдруг распахнулась, и в кабинет вошли Федя Клочков и Оля Зимина.
— Алёнлеонидовна-а-а!..
Я улыбнулась и обняла обоих. Ребята постепенно выбирались из своего отчаяния и выглядели теперь гораздо лучше. Хотя я знала, что ни Оля, ни Федя этим летом не были ни на каком море — поступали в институт. Причём в один и тот же, на журфак. Для Клочкова это было веление сердца, а Оля… ну. она пошла бы за ним даже в Ад. пожалуй. И я очень надеялась, что он когда-нибудь поймёт это и оценит её не просто как хорошего друга.
— Как у вас дела. Алёна Леонидовна?..
— Мы так соскучились!
— Безумно странно, что в этом году не пойдём в школу!..
Такие юные, живые лица. Федя и Оля не светились от счастья — боюсь, это возможно ещё не скор, — но были оживлёнными, какими и должны быть подростки.
Мы проговорили с полчаса, обсуждая их поступление и дальнейшую учёбу, новый рассказ Клочкова, недавно вышедший в
