сучка! Какая же ты, дрянь, на самом деле! — завопила вдруг девчонка. — Сегодня уже с другим. А он знает?
Карина мотала головой недоуменно, хотя все жилки так натянулись, что неизбежно должны были порваться — вопрос времени. Жерар ехидно усмехнулся.
— Кто он?
— Кирилл мой, кто! Я знаю, что ты… Не знаю, что ты с ним сделала… Но он точно был вчера у нас. Вот…
Она положила на тумбу сережку — бриллиант с ушками. Жилки треснули. Карина обмякла.
— Мама нашла, когда убиралась. Сказала, ты зачем-то заходила к нам. И этот запах! Я еще думала, совсем спятила, уже везде его чую, — Полина вскинула голову, а потом резко топнула. — А он там был! Сто процентов был. И не пытайся отнекиваться. Это точно его сережка. Он говорил, ему на заказ друг подарил.
Жерар удивился услышанному, поднял брови, злорадно посмотрел Карине в лицо, искал побежденный взгляд. А та пыталась убежать от всепоглощающего стыда и зеленых глаз сестры, искренне ее ненавидящих. Эта ненависть причиняла больше боли, чем все пережитое до этой минуты. Карина совершенно потерялась, раскрыла немощно рот и хлопала ресницами, как советская кукла.
— Самое главное, когда вы успели? Неужели сразу после концерта началось? — в голосе сестренки злоба затмевала все остальное: отчаяние, разочарование, сожаление. — Он никуда не уехал, да? И не обанкротился?
Зеленые глаза стали шире. Полина опустила плечи. Карина свои обхватила руками. Сердце превратилось в камень, ноги — в вату, мозг — в желе. «Господи, Зайкин, спаси меня», — плавала в нем мысль.
— То есть пока я рыдала и переживала за него, вы с ним трахались? Да еще в родительской комнате! Зачем тебе это? Ты специально? Ты завидовала мне, что ли? — Полина краснела сильнее и, оставаясь на месте, на каждый вопрос делала легкий рывок вперед, от чего Карина вздрагивала и прижималась к стене плотнее, пока не стала такой же плоской и прямой. — А я еще тогда заметила, что ты на него глаз положила. Но я тебе доверяла, ты же сестра моя родная! Как ты могла, сучка?!
Девчонка порвала руками что-то неосязаемое в воздухе и сжала кулаки. Жалящие упреком глаза, наконец, закрылись. Из них потекли слезы, поверх старых, уже высохших. Карина обернулась на Жерара, тот смотрел на вспыхнувший экран ее телефона — пришло какое-то уведомление, до которого ей не было дела. Она вернула взгляд Полине. Та зажимала ладонями лицо и сипела:
— Папа прав, ты шалава и есть. И ничем тебя не исправишь. А он просто дурак. Повелся на твою доступность. Хотя чем ты могла его заманить? — сестренка снова посмотрела на Карину, теперь с презрением. — Я же гораздо красивее, и интереснее. Да с тобой даже поговорить не о чем! У тебя же совершенно ничего нет. Только дырка между ног, а внутри пустота.
Карина чувствовала себя таявшим сугробом, на который всю зиму срали и ссали, блевали и плевали, закидывали мусором и грязью, а теперь пришла весна и солнце оголило все пороки, жижа противными серыми струйками стекала по асфальту в канализацию — там ей самое было место.
— Ты мне больше не сестра. Ты мне вообще никто теперь, — сверкнув страдальческой ухмылкой, Полина схватила сережку и выбежала из квартиры.
Догонять ее сейчас не имело смысла. Карина и не могла бежать, даже ходить, ведь и стояла с трудом. Замуровывала себя в стену безрезультатно. Жерар пялился с непонятным выражением лица. В нем было много вопросов и уже готовых ответов одновременно.
— Понять тебя становится все сложнее, — заметил мужчина. — А об этом Зайкин знает?
Его сливочно-белый оскал взбесил Карину. И само присутствие давило. Претило.
— Нахуй иди, — не криком, а твердым голосом сказала она. — Из моей квартиры. И из моей жизни. За-е-бал.
Жерар поменялся в лице, недовольно вытянулся, как получивший жесткий ответ от своей добычи хищник, огляделся по сторонам, словно не в ту реальность попал.
— Что не понятно? Мат русский до сих пор не выучил? Вали, говорю, отсюда, — девушка показала на дверь. — И не приходи сюда больше. Знать тебя не хочу.
Мужчина не сразу сообразил. Пару секунд мешкался, вслушивался в эхо ее слов, осознавал или искал ответ, но не нашел. Выжал из себя только «Стерва» и ушел. Особого облегчения его уход не доставил.
Карина схватила телефон со стола. Зайкин писал:
«Кариш, посмотрел
Давай, в 20:00
на Белинского
Джаз бар
Взорвем Лавкэм
Нашим шоу».
Предложения заканчивали смайлики с широченными улыбками. Карина сразу набрала его номер и упала на стул, потому что ноги еще не окрепли. Дрожь пробивала все тело.
— Соскучилась? — смеялся Зайкин.
— Полина нашла твою сережку дома, — выпалила девушка. — И думает, что я тебя у нее увела теперь. Она ворвалась ко мне, высказала все и убежала. Я даже ответить ничего не смогла. Она тебе звонила?
— Наверное. Я ее заблокировал, — парень прочистил горло и сразу стал серьезным. — Она должна узнать правду, иначе все только хуже запутается.
— Она меня ненавидит, — протянула Карина, ревя. — И возненавидит еще больше. Господи, Зайкин, что я наделала?
Он вздохнул.
— Кариш, не паникуй. Дай ей остыть. А в понедельник мы вместе ей все расскажем.
— Она сказала, что я ей больше не сестра и вообще никто.
Девушка медленно опустила голову на стол. Щека вдавилась в холодную плоскость дерева. Слезы стекали, размазывались по виску, впитывались в волосы.
— Это нормальная реакция, ты же ее обидела. Но она тебя не ненавидит.
— Я себя тоже ненавижу… Как все тупо получилось…
Зайкин опять вздохнул. Молчал недолго. Зато улица за него шумела. Он явно был где-то в центре в многолюдной толпе и плотном потоке автомобилей. Все гудело. Веселый смех раздался рядом.
— Давай, я сейчас к тебе приеду, — его голос стал громче, а фон тише.
— А где ты?
Карина приподняла голову.
— Помнишь, Джул и Грилла? Я их в пышечную веду, вчера обещал.
— Аа, — она опять легла на стол. — Не надо. Выполняй обещание. Я в порядке.
Сказала это уже более-менее спокойным тоном, хотя в душе еще подвывало. И увидеть его хотелось. Но совесть напомнила, что она и так его нещадно эксплуатировала и не достойна даже просить утешения.
— Я скажу ребятам, они поймут. Потом свожу.
— Нет, — девушка ответила резче, чем рассчитывала. — Иди с ними. Встретимся в баре вечером. Я в порядке. Мне все равно надо побыть одной, подумать.
— Ты там надумаешь, — усмехнулся он невесело.
— Не надумаю. Не надо. Не смей приезжать. Давай, пока, — ее взбесила собственная слабость и зависимость от него.
— Кариш…
Но она уже повесила трубку. Не
