столбу ограды, где привязываю. Я нахожу Стрелу, Пепиту и Ифуса. Я не вижу ни Уинслоу, ни коня-демона, которого Уайетт объезжал летом.
Я насчитала семь лошадей, значит, восемь еще в конюшне.
Тугой узел в моем животе превращается в зияющую дыру. Мои руки трясутся. Я чувствую себя такой беспомощной. Все вокруг в смятении, в вечернем воздухе слышен треск огня. Дэвис, Форд и Уайетт работают вместе, снося переднюю часть конюшни.
Я быстро осматриваю ранчо в поисках Чарли. Я не нахожу его. У меня кровь стынет в жилах.
О боже. Где же он? Я зажмуриваю глаза, молясь, чтобы он не пошел в конюшню.
В этот момент я слышу знакомое испуганное ржание.
Поворачиваю голову.
Это Уинслоу.
Он пытается пробиться через заднюю часть конюшни ― участок коридора, еще не охваченный пламенем.
Ярость толкает меня вперед.
Я могу помочь. Я могу что-то сделать.
Заметив в куче дров один из маленьких топориков, которыми мы пользовались во время ужина у костра, я хватаю его. Я подбегаю ближе к горящему сараю. Пламя обжигает, и я с шипением выдыхаю. Но я беру себя в руки и бью топориком по небольшой дыре, которую Уинслоу уже пробил сам.
Небольшое отверстие становится больше.
Еще больше.
Мышцы горят, и я кашляю, задыхаясь от дыма, наполняющего мои легкие, нос и глаза.
Я бросаю топор.
На этот раз я использую свои руки, чтобы оторвать уже сломанные части досок конюшни. Пульс бьется в ушах, а в глазах рябит. Я не обращаю внимания на боль в кончиках пальцев. В груди.
Мое тело говорит мне остановиться. Сердце говорит мне продолжать.
По пастбищу разносятся крики ― может, Уайетта, может, Форда, ― но я не отвлекаюсь от того, что делаю.
Кончики моих пальцев кровоточат, но все, о чем я могу думать, ― это спасти лошадей. Я хватаю руками огромный кусок дерева и, упираясь одной ногой в стену конюшни, тяну.
Доска поддается.
Я отрываю ее, и образовавшегося проема достаточно для Уинслоу.
У меня вырывается победный крик, когда Уинслоу выбирается из конюшни.
― Хороший мальчик, ― всхлипываю я, поглаживая его по холке.
Голова кружится, но мне удается довести его до пастбища. Я привязываю его к другим лошадям и прислушиваюсь, не завоют ли сирены, но их нет.
И тут я сгибаюсь пополам в сильном приступе кашля. Дым проник глубоко в мои легкие, словно скрюченные пальцы, которые пустили корни. В панике я пытаюсь вдохнуть поглубже. Такое чувство, что мне не хватает кислорода, как будто мое сердце умирает от голода.
Раздается раскат грома, и небеса разверзаются. Дождь обрушивается на землю.
Дождь.
Он спасет нас.
Задыхаясь, я выпрямляюсь и стою в темноте, дрожа, дым клубится вокруг меня, я смотрю на ранчо, которое спасло мою душу этим летом. Ранчо, которое любят Чарли и его братья. Земля, которая позволила мне жить.
Уайетт с широко раскрытыми глазами, обхватив голову руками, наблюдает, как горит остальная часть конюшни. Меня охватывает безумное облегчение, когда я замечаю Чарли, грязного, но невредимого, выбегающего из-за горящего сарая.
Сдерживая слезы, я делаю шаг к нему, но мир вокруг кружится.
― О, ― шепчу я, облизывая пересохшие губы. ― О, нет.
Все мое тело дрожит. Пульс учащается. Грудь. Виски.
Низкочастотный пульс заполняет мои уши. По краям моего зрения ползет чернота.
И тут я вижу свою мать, стоящую на пастбище.
Мама.
Она тянется ко мне, протягивая изящную руку к моему сердцу. Я слышу, как она шепчет мне. Пойдем, пойдем со мной. Я хочу убежать. Я хочу закричать ― нет. Но все, что я могу сделать, ― это чувствовать, как бешено колотится мое сердце.
Это не просто трепетание.
Это ощущается иначе.
Внезапно мне становится очень страшно.
Я качаю головой и отворачиваюсь, стараясь дышать ровнее, собраться с мыслями, найти способ скрыться от маминого взгляда. Я хватаюсь за высокий столб ограды, чтобы сохранить равновесие, и хватаю ртом воздух.
Помогите. Я должна кому-то сказать, что мне нужна помощь.
И снова у меня перед глазами все расплывается, когда я ищу Чарли в дыму.
Моего ковбоя.
В ту минуту, когда мой взгляд падает на него, мою душу наполняет чувство спокойствия.
Бьется оно или нет, мое сердце принадлежит Чарли.
Я смотрю на звезды и делаю последний вдох.
Чарли
Мы все смотрим, как горит конюшня.
― Нет! ― кричит Уайетт, бросаясь к огню.
Я добегаю до него первым и оттаскиваю его, потому что он так близок к тому, чтобы потерять рассудок. Мне знакомо это чувство.
Все пропало. Все наше оборудование. Наш инвентарь. Медикаменты.
Все сгорело.
Но лошади…
Грязная рука сжимает мое плечо, и я оглядываюсь.
― Ты в порядке? ― Дэвис хрипит, его лицо покрыто сажей. Он опускает взгляд, проверяя, нет ли у меня травм.
Я киваю.
― Сколько? ― Я осматриваю пастбище и провожу рукой по своим влажным от пота волосам. Меня волнуют только лошади. ― Сколько мы потеряли?
― Ни одной. ― Голос моего старшего брата звучит ошеломленно. ― Мы спасли их всех.
― Слава Богу, ― выдыхает Уайетт, прикрывая глаза.
Я чуть не падаю от облегчения.
Слава богу, конюшня построена недавно. Если бы она была старой, у нас не было бы ни единого шанса спасти лошадей. Придется вызвать ветеринара, чтобы он их осмотрел, но это чудо, что они все выжили.
― DVL, ― вырывается у Дэвиса.
На моем виске пульсирует вена, а ярость застилает глаза. Кто-то заплатит за это.
Но позже.
Сначала я должен найти Руби.
Тяжело дыша, я осматриваю ранчо. Дождь заливает все вокруг, и огонь постепенно затухает. Форд разговаривает по телефону, расхаживая взад-вперед по гравийной дорожке, пытаясь поймать сигнал.
И тут я вижу ее.
Ее тело лежит на траве без движения, в глубоком обмороке.
Весь мой мир рушится вокруг меня, и я устремляюсь к ней. Добежав, я падаю на колени. Страх сжимает мне горло, когда я смотрю на ее бледное лицо. Она без сознания, губы приоткрыты, сажа покрывает ее лицо и одежду.
Она потеряла сознание. Она не должна была оказаться здесь. Она сделала для ранчо больше, чем следовало.
― Руби. ― Мой голос звучит резче, чем я хотел бы, жестче, чем я когда-либо говорил с ней, но внутри у меня все дрожит. Я обнимаю ладонями ее застывшее лицо, пытаясь привести в чувство. ― Малышка, очнись.
Никакого ответа.
Мои дрожащие пальцы перемещаются к ее горлу. Я
