проверяю пульс, ожидая почувствовать его бешеное биение.
Но его нет.
― Это, блядь, не смешно, ― хрипло выкрикиваю я. ― Руби. Давай, малышка, очнись. Очнись!
Я не чувствую биения ее сердца. Я вообще ничего не чувствую.
Паника превращается во всепоглощающий ужас, когда я смотрю на ее неподвижное тело. Голова наполняется жужжанием, и кровь стынет в жилах.
Я подношу ладонь к ее губам. Прижимаю голову к ее груди и прислушиваюсь.
К жизни.
К ее прекрасному биению.
Ничего.
Ее грудь не двигается.
Она не дышит.
Тот маленький огонек, который сиял внутри нее с тех пор, как я ее встретил, ― он исчез. Я его не чувствую. Ее солнца. Ее сияния. Моего подсолнуха.
Той связи, что соединила нас.
Я не могу дотянуться до нее.
Эта мысль отправляет меня в чертову могилу.
Из меня вырывается пронзительный крик.
― Нет. Нет! ― Я трясу ее. ― Руби!
Я поднимаю ее миниатюрную фигурку на руки, прижимаюсь к ней, зарываясь лицом в ее шею. Ее голова запрокидывается назад на мой локоть. Она кажется сломанной, хрупкой и такой безжизненной, что я теряю свой чертов рассудок.
― Не делай этого, ― шепчу я, прижимая ее к себе. ― Не оставляй меня. ― Я глажу ее влажные волосы, потемневшие от дождя. ― Малышка, пожалуйста. Вернись ко мне. Очнись. Очнись, черт возьми!
― Чарли. ― Дэвис хватает меня за плечо. Он опускается на колени рядом со мной. В глазах Дэвиса печаль и страх, и это пугает меня. Он всегда спокоен.
Когда он не спокоен, это значит…
― Она не дышит, ― кричу я.
Форд прижимает телефон к уху, его лицо серьезное.
― Нам нужна скорая! ― кричит он. ― Сейчас же! Немедленно!
― Положи ее, ― приказывает Дэвис. ― Положи ее, Чарли!
Моя кожа покрывается льдом. Мир отключился. Слезы жгут мне веки. Мое чертово сердце перестает биться.
Как запустить сердце?
Ты просто поцелуй меня, ковбой.
Слова, сказанные целую жизнь назад.
Слова, которые заставляют меня действовать.
Я опускаю ее тело на траву и начинаю делать компрессию грудной клетки.
Откинув ее голову назад, я накрываю ее губы своими.
Она может забрать весь мой воздух, всю мою жизнь.
― Дыши, дыши, ― требую я, прижимаясь к ее уже холодным губам. ― Не делай этого со мной. Не оставляй меня. Пожалуйста, Руби. Пожалуйста!
Время замедляется.
Останавливается.
Но я не могу остановиться. Не могу.
Не тогда, когда она нуждается во мне.
Ее прекрасное сердце ― я не позволю ему уйти.
Пот стекает по моему лбу, заливая глаза. Я не замечаю ни треска ее ребер, ни криков Форда в телефон, ни дождя, пропитывающего мою рубашку, ни боли в руках, ни жжения в груди.
Все, что я вижу, ― это Руби. Ее бледное лицо, обращенное к небу, золотисто-розовые волосы, разметавшиеся по траве. Голубой свет луны на ее лице.
Руби на моем кухонном острове, босая, смеющаяся. Ее милое, улыбающееся лицо ярко вспыхивает в моей памяти. Мой подсолнух. Мое сердце и душа.
Женщина, которую я люблю.
Женщина, которая мне нужна.
Прекратив компрессию, я проверяю пульс на ее запястье.
Ничего.
― Нет, ― задыхаюсь я.
Горе захлестывает меня. Я падаю на нее, обнимая ее крошечную фигурку. Мое сердце, моя драгоценная девочка.
― Возьми все, ― хрипло говорю я ей. ― Мое дыхание, мою душу. Возьми. ― Рыдание вырывается из меня. ― Дыши, малышка. Просто дыши, черт возьми.
Я жду, когда ее грудь поднимется. Ее губы втянут воздух.
Но вместо этого ― ничего.
― Подсолнух. ― Мой голос срывается.
Я зарываюсь лицом в ее шею и плачу.
― Я умоляю тебя, вернись ко мне. Ты нужна мне. Ты мне так чертовски нужна.
Я рыдаю и умоляю. Я сделаю все. Что угодно, лишь бы она вернулась ко мне.
― Чарли. ― Голос Дэвиса напряжен. ― Остановись.
Звуки искажаются. Сильные руки братьев сжимают мои плечи, оттаскивая от Руби.
― Нет! ― отчаянно кричу я, замахиваясь кулаком, когда меня волокут назад, но попадаю в воздух. Никто не отнимет ее у меня. ― Не трогай ее, мать твою!
Уайетт обхватывает мою грудь руками и крепко прижимает к себе.
― Успокойся, ― шипит он.
― Прошло уже десять минут, ― мрачно отвечает Дэвис. Его взгляд напряжен, он склоняется над Руби и запрокидывает ее голову назад. ― Тебе нужно отдохнуть, парень. Я сменю тебя.
Мне требуется секунда, чтобы понять, что Дэвис не пытается отнять ее у меня. Он пытается помочь.
Тяжело дыша, я киваю.
Дэвис окидывает меня свирепым взглядом.
― Мы не остановимся, пока она не начнет дышать.
Онемев, я смотрю, как мой брат начинает делать искусственное дыхание.
Дыши.
Дыши, Руби. Вернись ко мне.
Чарли
Мой худший гребаный кошмар ― я смотрю на закрытую дверь больничной палаты. За ней женщина, которую я люблю, борется за свою жизнь.
Сжав кулаки, я смотрю на свои руки, разодранные, покрытые сажей. Я все еще чувствую пульс Руби под своими пальцами. Мы заставили ее сердце биться за несколько минут до приезда скорой помощи. Я рассказал им все, что мог, о ее состоянии, а потом они забрали ее у меня.
Я выкрикнул все, что у меня осталось, в небо.
Оцепенение сменяется горем, яростью, когда я прохожу по ковровому покрытию комнаты ожидания кардиологического отделения интенсивной терапии в Бозмане, проводя рукой по волосам. Интересно, мои глаза выглядят такими же безумными, как у моих братьев?
Мы находимся здесь уже шесть часов. У меня такое чувство, что мою душу пропустили через измельчитель.
Врачи ничего нам не говорят. Мертв ли ее мозг, очнется ли она. Должно ли мое сердце продолжать биться или просто отказать следом за Руби.
Тридцатью минутами ранее приехали отец и брат Руби. Они едва взглянули на меня, прежде чем бросились в ее палату. Они, должно быть, ненавидят меня. Я сам ненавижу себя.
Не в силах больше терпеть, я бью кулаком по стене.
― Почему они ничего нам не говорят? ― рычу я.
Дэвис поворачивает ко мне голову, с его губ срывается предупреждающее рычание.
Я и так на тонком льду.
Я потерял самообладание, когда мы приехали в больницу. Когда медсестры отказались пустить меня к ней, я начал кричать. Появилась охрана. Потом кто-то вколол мне в задницу успокоительное, братья усадили меня, и теперь мы ждем.
В коридоре появляется охранник ―
