Улыбаюсь, хотя и слабо, а ему только этого и надо.
— Хорошо, — неохотно киваю я. — Вернусь через пару часов.
Подхожу и нежно целую его. Когда отстраняюсь, он заглядывает мне в глаза. В его взгляде ничего, кроме страдания. Страдания и муки. Но он старается держаться, и едва заметная улыбка играет в уголках его губ. Он садится в кресло на колесиках, оглядывается на меня, так и смотрит, пока сестра не выкатывает его из палаты.
Мне нечем дышать.
Хочется крикнуть ему вслед, что я люблю его, но я молчу. Я люблю его всем сердцем, но в глубине души чувствую, что, если скажу это, если признаюсь в этом вслух, все сразу рухнет, полетит к чертовой матери. Может быть, если я сохраню эти слова в себе, никогда не произнесу их, наша с ним история не закончится. Эти три слова могут означать начало новой жизни, но, я боюсь, только не для нас с Эндрю.
Я бы не смогла съесть ни кусочка, даже если бы знала, что умру с голоду. Я пообещала Эндрю, что схожу перекусить, только чтобы успокоить его. А сама выхожу на улицу и сажусь на скамейку перед больницей. Не хочется уходить далеко, пока Эндрю здесь. Когда медсестра увезла его, у меня в груди словно что-то оборвалось.
Читаю эсэмэску от Натали.
«Только что приземлились. Беру такси. Скоро приеду. Целую».
Когда я вижу подъехавшее к больничным воротам такси, я мгновенно вскакиваю. Как давно я не видела Натали, с тех самых пор, как мы поссорились из-за Деймона.
Но для меня это больше не имеет значения. По крайней мере, сейчас. Друзья всегда остаются друзьями, пусть даже порой они ранят тебя в самое сердце, и эта боль в сто крат сильнее, потому что причинил ее твой лучший друг. Все мы не ангелы. Ошибки для того и совершаются, чтобы настоящий друг мог простить тебя. А для чего же еще существуют друзья? В каком-то смысле Натали для меня как Эндрю, я не могу представить, как бы жила без нее. И сейчас она мне нужна, как никогда.
Увидев меня, она бежит по бетонной дорожке, длинные каштановые волосы развеваются на ветру.
— Боже мой, Кэм, как же я по тебе соскучилась!
Натали бросается ко мне и чуть не душит в объятиях.
Наконец-то она здесь, рядом, мне так нужна ее поддержка, как хорошо, что можно вволю наплакаться у нее на груди. Не могу и не хочу сейчас сдерживать слезы. Никогда я так много не плакала, как в последние двадцать четыре часа.
— Ну, Кэм, ну успокойся… Что стряслось?
Она гладит меня по голове, а я продолжаю рыдать в ее кофточку.
— Ну, пойдем сядем.
Натали ведет меня к каменной скамье под дубом, и мы усаживаемся.
Я рассказываю ей все. И почему убежала из дома, и как встретила Эндрю в автобусе, и так далее до этой самой минуты, когда мы сидим с ней на скамье под деревом. Она улыбается, смеется и плачет вместе со мной, а я рассказываю, что мы делали с Эндрю вместе, а сама удивляюсь: никогда не видела, чтобы Натали столь серьезно относилась к тому, что я говорю. Она вообще ни к чему серьезно не относилась. Впрочем, нет, было, пожалуй, когда моего брата Коула посадили в тюрьму и когда мои родители развелись. И еще когда погиб Иэн. Натали бывает и взбалмошной, и нахальной, любит шляться по вечеринкам и дискотекам, не умеет придержать язык, когда надо, но понимает, что всему свое время и место, и теперь вот она слушает меня с открытым сердцем.
— Не могу поверить… Ну почему столько бед на твою голову: сначала Иэн, потом все это? Почему судьба играет с тобой такие злые шутки?
В каком-то смысле она права, только вот что касается Эндрю, тут гораздо хуже, чем просто злая шутка.
— Послушай, подруга, — кладет она руку мне на колено, — неужели ты думаешь, что такая встреча могла быть просто случайностью? Так не бывает. — Качает головой. — Ты меня прости, Кэм, но если это случайность, то уж очень подозрительная — ведь вы были созданы друг для друга. Просто как в этих долбаных волшебных сказочках про неземную любовь, блин.
Я ничего не говорю, думаю над ее словами. Обычно, когда она начинает так высокопарно выражаться, я обязательно что-нибудь ляпну, но только не сейчас.
Она ждет, и я наконец поднимаю на нее глаза.
— Неужели ты и правда думаешь, что все это с тобой произошло только для того, чтобы ты сейчас смотрела, как он умирает?
Ее слова жалят в самое сердце, но я терплю.
— Не знаю.
Смотрю на деревья, растущие на лужайке, но вижу перед собой только лицо Эндрю.
— Он обязательно выздоровеет. — Натали берет в ладони мое лицо и заглядывает в глаза. — Выкарабкается. Ты просто скажи смерти: проваливай, хватит, мол, с меня одного раза, усекаешь?
Иногда она меня очень удивляет. Например, сейчас.
Я несмело улыбаюсь, и она вытирает с моих щек слезы.
— Пойдем поищем какую-нибудь кофейню.
Натали встает, перекидывает через плечо ремень своей огромной черной сумки и протягивает мне руку.
Но мне так не хочется уходить отсюда.
— Я… Натали, я хочу остаться здесь.
— Нет, тебе надо хотя бы на время уйти подальше, здесь дурная энергетика… Больница из кого угодно высосет последнюю надежду. Придем, когда он вернется в палату, и ты познакомишь меня со своим красавчиком… Ну просто вылитый Келлан, я тебе ужасно завидую. — Она широко улыбается, демонстрируя все свои зубы.
Всегда умела заставить меня улыбнуться.
Я сдаюсь и беру ее за руку:
— Ну хорошо.
Садимся в «шевроле», едем до ближайшего кафе. Всю дорогу Натали не перестает болтать всякую чушь.
В кафе садимся за столик напротив друг друга.
— Блин, Кэм, как тебе повезло! — в который раз восклицает она, потягивая кофе со льдом. — Такой парень! Таких сейчас днем с огнем не найдешь.
— Да не такой уж он идеальный, — возражаю я, помешивая в чашке соломинкой. — Ругается как сапожник. Упрямый как осел. Всегда делает все по-своему. Заставляет делать то, что я не хочу.
Натали усмехается и снова сосет соломинку.
— А я говорю, идеальный, — смеется она и закатывает карие глаза к потолку. — Ты мне брось заливать. Как же, заставляют ее. Щас! А мне почему-то кажется, что ты обожаешь ему повиноваться. — Она хлопает ладошкой по столу и смотрит на меня, вытаращив глаза. — А в постели? У-у-у, он, наверное, такой крутой. Ну скажи, крутой?
Она даже подпрыгивает на стуле от нетерпения.
Я все-таки проговорилась ей, что мы с ним спали, но о самых пикантных подробностях умолчала.
Вожу глазами по столу.
Она снова громко хлопает ладошкой, и парень, сидящий позади ее, поднимает голову и смотрит на нас.
— Бог мой, неужели правда?
— Да, представь себе! — шепчу я, стараясь не рассмеяться. — Ты довольна? Теперь успокоишься?
