— Что случилось? — выдавливаю из онемевшего горла.
Алексей спокойно едет в потоке машин.
— Я точно не знаю. Мне позвонила Ира и сказала, что у Ярослава очень большие проблемы с силовыми структурами. Она звонила со своего второго, секретного номера. Это значит, что дело действительно серьезное, и Ира опасается прослушки.
Она сказала, что Ярослава шантажируют. На него пытаются воздействовать через тебя. Если Ярослав не сделает то, что от него требуют, то тебя посадят за наркоту.
Прямо сейчас в твоей квартире идет обыск, затем ты будешь объявлена в федеральный розыск. Ну и дальше твоя судьба будет зависеть от того, договорится Ярослав с силовиками или нет. Поэтому Никольский попросил Иру срочно тебя спрятать, пока он со всем не разберется. Как-то так.
Я смотрю немигающим взглядом на серое кожаное сиденье напротив. Рассказ Алексея звучит, как американский триллер.
— Но почему Ярослав не позвонил мне и ничего не сказал? — задаю резонный вопрос через некоторое время молчания.
— Потому что его телефон прослушивается, а за ним самим установлена слежка.
Все произошло спонтанно, насколько я понял.
— А если Ярослав попросил Ирину, то почему за мной приехал ты?
— Ира опасается, что за ней тоже следят. Ей нужна пара дней, чтобы выяснить, так ли это. Сестра попросила спрятать тебя, потому что за мной точно никто не следит.
Алексей замолкает, продолжая спокойно вести автомобиль. Я больше не задаю вопросов, пытаясь обдумать услышанное. Новая волна ужаса накрывает меня, когда я понимаю, что просто исчезла с работы, никому ничего не сказав. Яна и Паша вернутся с обеда, а меня нет. Телефон с собой не взяла, записку не оставила.
А мои родители? Мы с мамой постоянно переписываемся, если я долго не отвечаю, она начинает переживать и тут же звонит.
— Леш, мне надо позвонить родителям, — подскакиваю с заднего сиденья.
— Ляг! — приказывает, и я снова послушно опускаюсь.
— Мне надо позвонить маме и на работу, — повторяю.
— Нельзя, к сожалению. Вечером ты не вернешься домой, и тебя объявят в федеральный розыск. Твои родители — первые люди, у которых тебя будут искать. Их будут допрашивать и всячески пытаться выяснить, знают ли они о твоем местоположении. Для твоей же безопасности лучше им не звонить.
И только сейчас на моих глазах выступают слезы. Я понимаю, как это все будет выглядеть: в моей комнате в съемной квартире найдут наркотики, объявят меня в розыск. Будут допрашивать соседку Аню, хозяйку квартиры, моих родителей, Яну, Пашу, главного редактора… Им всем будут говорить, что я наркоманка или того хуже — торгую наркотиками. Еще наверняка придут с обыском на работу…
— Не плачь, — говорит Алексей, когда слышит, как я всхлипываю. — Насколько я понял со слов сестры, у Ярослава большой замес с силовыми структурами.
Никольский представляет для них серьезную опасность, и его просто решили взять шантажом через тебя. Он у нас, оказывается, опасный министр, — последнюю фразу Алексей говорит как бы в шутку, чтобы подбодрить меня, но я начинаю плакать еще сильнее.
— А если Яр не сможет с ними договориться?
— Обязательно договорится. Не переживай.
— Мы с ним вообще расстались! Он меня ненавидит!
Алексей издает легкий смешок.
— Ну, судя по тому, что он просил тебя увезти, точно не ненавидит. А может, даже и любит.
В памяти тут же всплывает его признание в любви, то, с какой болью и горечью Ярослав его произнес при нашем расставании.
— Ален, соберись, — подбадривает меня. — Ярослав все решит, нужно просто набраться терпения.
— Как ты узнал, где я работаю? И почему звонил на рабочий номер?
— Потому что твой мобильный тоже может быть на прослушке, а адрес редакции посмотрел в интернете.
— Ты специально стоял у заднего выхода, потому что там нет камер?
— Да.
— А как ты узнал, что там нет камер?
— Здание твоей редакции строила моя строительная компания. Это было приятным сюрпризом, когда я забил в поисковике адрес газеты «Вести». Я знал, что с торца нет видеонаблюдения.
Удивленно смотрю на профиль Алексея. Здание нашей редакции действительно новое, ему года три, наверное. Раньше газета сидела в самом центре Москвы на Пушкинской, но после смены генерального директора было решено переехать в модный бизнес-центр за Садовым кольцом.
— Газета арендует эти площади у бизнес-центра.
— А бизнес-центр строил я.
— Как называется твоя строительная компания?
— «Капитал-Строй».
Естественно, я знаю эту компанию. Крупнейший застройщик в России, торгуется на бирже. Но так как я не пишу ни про биржу, ни про строительство, то не знала имя владельца.
Я принимаюсь с любопытством рассматривать профиль Алексея Самойлова. На детском дне рождения младший брат Ирины меня мало интересовал в отличие от его жены. За столом я сидела рядом с Натальей, а он был по другую руку от нее.
Периодически на меня накатывало волнение от того, что я сижу рядом с топ-моделью, рекламу с которой смотрела в 16 лет по телевизору.
Алексей не на много меня старше. На вид ему лет 26–27. Самойловой, кажется, 29. На Алексее белая рубашка, рукава которой закатаны до локтей, и галстук.
Наверное, он поехал за мной прямиком с работы. Под тонкой тканью рубашки видны очертания сильных бицепсов, свидетельствующих о том, что мужчина занимается спортом. И он похож на свою старшую сестру. У Алексея, как и у Ирины, тоже темные волосы и голубые глаза.
Я больше не задаю Самойлову вопросы. Мы едем долго, я даже не уточняю, куда.
По дороге Алексей останавливается у супермаркета и через двадцать минут возвращается с двумя большими пакетами еды. Я продолжаю лежать на сиденье до самого конца пути, который занимает больше двух часов.
— У тебя есть капюшон или шапка? — спрашивает, припарковавшись.
— Нет, я вышла в одном пальто.
Алексей тянется к бардачку. Достает из него платок с логотипом Шанель и солнечные очки в футляре Ray Ban.
— Постарайся максимально спрятать волосы.
Я осторожно сажусь на сиденье и принимаюсь повязывать
