замечательно, я чувствовала себя прекрасно.
— Извините, у Вас не будет телефона? — обращаюсь к медсестре, стоящей ко мне спиной. Женщина оборачивается, и я невольно вздрагиваю. Передо мной та самая гинеколог, что вынесла мне приговор. Она не удивлена встречи со мной.
Видно, что наша встреча не доставляет ей удовольствия.
— Сеньора Хегазу… — Конечно, все были в курсе, что жена министра в больнице. Охрана перекрыла все входы и выходы в родильное отделение. Она не могла не знать, что я тут. — Сейчас принесу.
— Что Вы тут делаете? — Чувствую лишь неприязнь. Её не в чем упрекнуть, она не солгала, лишь сказала правду, но теперь я понимаю, что ей стоило оставить надежду, не говорить так категорично о моём бесплодии. Доктор Шипиро был прав, чудеса случаются, и мы с Ибрагимом тому пример.
— Работаю медсестрой. — Говорит она с дежурной улыбкой на лице. — После того, как сеньор Хегазу разогнал всех в больнице, меня не берут больше никуда работать по специальности.
Не нахожу в себе сочувствие. Должна же. Раньше бы обязательно мне стало её жаль, а теперь испытываю только безразличие. Жизнь с Зейдом, к сожалению, даёт свои плоды. Я стала жестче.
— Ясно. Принесите телефон в палату. — А ещё, как шутит говорить сам Зейд, его сперма занесла в мой организм его ДНК, через который я и сама мутировала. Стала чуточку им. Эта мысль вызывает во мне улыбку.
Мой муж — страшный человек, но он многое делает для Италии, его любят люди. Со старыми делами покончено. И теперь он друг Папы Римского. Часто у него бывает.
Нет, я не так наивна и знаю, что он занимается и чёрными делами, но хотя бы уже не продаёт людей… моя маленькая победа.
— Ната, мы уже едем обратно. — Звучит сразу же в трубку после первого гудка. — Женщина, научись терпению.
— Как ты узнал, что это я?
— А кто ещё может мне звонить с незнакомого номера на личный мобильный?
— Ты не зря ходил в форме.
— Будешь себя хорошо вести, надену её как-нибудь и арестую тебя пару раз.
Замечаю, как округлились глаза женщины и машинально делаю звук на телефоне тише.
Чёрт. Я же ему так всю репутацию испорчу.
— Я Вас жду. — Касаюсь спящего Ибрагима. Здоровяк. Наелся и спит уже. Ему даже приезд сестры ни по чём.
Зейд приезжает со Светой через тридцать минут. Девочка практически прозрачная, еле ходит, смотрит на всех с опаской. В детстве я была такая же. Слабая и измождённая.
Она держит крепко Зейда за руку, боится отпустить его.
— Ты будешь моей мамой?
— Если захочешь. Могу быть и просто другом.
— Я не против мамы и папы.
Девочка говорит с надеждой, она смотрит на меня как на восьмое чудо света. Внутри неё спрятано столько света, что она способна осветить своими глазами даже самую непроглядную тьму.
Света. Светочка.
Директор покрывается липким потом, тщательно протирает лоб платком, пытаясь успокоиться и стать более сухим. Старик сильно нервничает, не может и двух слов связать, когда перед ним сидит Зейд. И я его понимаю. И не такие люди ломались перед мужем.
Министр Италии элегантно забросил ногу на ногу и прожигал через тонкий прищур дыру в директоре школы дочери. Он редко приходил на школьные собрания, но сегодня так получилось, что у Зейда нашлась минутка.
Мы сидели уже минут пять в просторном кабинете старинного колледжа Рима.
Николетта, такое имя дочь для себя выбрала после переезда, устроила драку в раздевалке. Жестоко избила двух одноклассников. Одному выбила зуб, а второму подбила глаз. У Ники был хороший удар, Зейд им очень гордился. Он лично с ней занимался, учил защищаться.
— Переходите быстрее к делу. — Властно требует Зейд. Я кладу руку ему на колено под столом и слегка сжимаю, желая успокоить мужа. Он всегда остро реагировал на всё, что касалось Николетты — его любимицы.
Зейд был не просто хорошим отцом, он был создан для отцовства. Лишившись семьи и зная на собственном примере, что такое, когда твой отец тебя не любит, он делал всё, чтобы окружить своих детей вниманием, правильным воспитанием и любовью.
Директор истерично кивает. Конечно, все в Италии знают о министре Хегазу и понимают, на что муж способен. Зейд свел тёмные дела к минимуму, но всё ещё был способен на крайние меры. Как бы хищник не маскировался, клыки и когти всё ещё были при нём.
— Да, простите. Как я уже писал вам в и-мейле, Николетта подралась с Джастином и Матео. Жестоко избила их. Такая агрессия не должна быть свойственна подросткам. Я позвал Вас, чтобы обсудить с Вами поведение Николетты, ей необходимо заниматься с психологом. Девочка очень умная и способная, но тратит энергию не на учёбу, а на балаган вокруг себя. Если она продолжит в том же духе, то ничем хорошим это не закончится. Сами понимаете. Критический подростковый возраст только приближается.
Зейд хищно улыбается, растягивает губы в оскале. Знаю я эту улыбку, ничего не бывает хорошего после неё. Сжимаю его колено ещё сильнее, чтобы он держал себя в руках.
— Вы хотите сказать, что моя дочь жестокая истеричка и нуждается в помощи психолога? — за спокойным голосом скрывалась ледяная злость, Зейд был в шаге от того, чтобы скрутить шею Директору. Я его негодование разделяла, но считала, что горячиться не стоит. Как никак, он хотел как лучше. — А какое наказание Вы подобрали для двух извращенцев, что пробрались в женскую раздевалку и подглядывали за девочками?
Зейд расстёгивает пуговицы на пиджаке, разминает шею.
— Господин Хегазу, при всём уважении к Вам, Николетта очень груба со сверстниками и иногда с педагогами. Постоянно препирается, старается всегда, чтобы последнее слово было за ней. Это не первый конфликт, когда Ника кого-то избивает. — Пот льёт по Директору градом. Мужчина борется со страхом. — Поймите меня, пожалуйста, правильно. Парни — подростки, пытающиеся подсмотреть за школьницами, дело обычное, а вот девочки, что ломают кости парням, нет. У нас есть дети, что боятся Николетту. Это очень меня беспокоит.
Зейд делал всё, чтобы вырастить Нику сильной, независимой и способной постоять за себя, он убивал в ней слабость, потакал многим её капризам и всегда был на стороне дочери, чтобы она не делала. Они были очень близки.
Их привязанность всегда радовала меня, я любила наблюдать за нами, но очень боялась, что Зейд разбалует Нику.
Я не могла назвать дочь жестокой или истеричной, она всегда была добра к слабым, любила животных и помогала
