ложно отхожу назад только для того, чтобы с увеличенной стократно силой, ринуться вперед и крепко-накрепко её обнять. — Ай, ты… — пытается отпихнуть, желая получить свободу для себя и звонко взвизгнувшего пацанёнка. — Не смей! Ты его задавишь.
Сжав густые волосы, сильно развевающиеся на ветру, хриплю ей в ухо, донося сухую мысль и активно раздражая попавшую так некстати под раздачу чуткую к звуковым вибрациям барабанную перепонку:
— Ты будешь неприятно удивлена, любимая. Я обещания держу — об этом Лёлик в курсе, — она рычит и булькает, а малыш пристраивает кулачки к моим щекам. — Я уезжаю на день. Тебе даю на размышление двадцать четыре часа. Сутки — вполне достаточно для принятия здравого и взвешенного решения, по истечении которых я буду драть тебя, чтобы организовать твою последнюю беременность.
— Последнюю? — со стоном произносит Оля.
— Если ни черта не выйдет, значит, не судьба.
— Пошёл ты! Бей его, бей его, — приказывает пищащему мальчишке.
— Мы попробуем всё, жена. Я замахался ждать, пока ты соизволишь разогреться и, как следует, для мужа дать.
— Обойдешься! Ласки захотел? Могу по роже дать, предатель! — она впивается зубами в мочку моего уха и терзает мякоть, как обезумевшая шавка. — У-у-у-у, р-р-р, — рычит и гложет хрящик. — Не-на-ви-жу.
— Побольше страсти! Да, да, да, — специально подставляюсь. — Умница моя.
Задрала стерва! Вот я неожиданно взбесился. Перед тем, как закрыть от искусственного наслаждения глаза, я смутно вижу приближающихся к нам с открытыми от недоумения глазами, ртами и разводящими руками Красовых, для которых такое представление происходит в первый раз.
— Мы не одни, Лёлик. Здесь Костя и…
Перепуганная до адских бесов Ася!
Десять лет назад
«Лёля жива?» — первый и единственный вопрос, выкрикнутый мною в динамик мобильного телефона, на который сутки спустя позвонил взмыленный, чем-то одурманенный, судя по скорости подачи звука, и периодически покашливающий, будто бы чахоточный, Андрюха.
Сразу же!
Незамедлительно!
Мгновенно!
Как только что-то стало о жене известно. Моя Юрьева отсутствовала два тяжелейших на эмоции и физическое состояние, плаксивых согласно отрывному календарю, ноябрьских, слишком мерзких дня.
«Да» — сухо гаркнул друг, не пытаясь успокоить или приукрасить факты, чтобы подать получше информацию родственникам пострадавшей. — «С ней работают, но… Приезжай, как можно быстрее. Среди своих ей будет легче».
«Где она сейчас?» — а я ритмично дубасил кулаком играющее полотно межкомнатной двери, желая нокаутировать жалкие квадратные метры нашей спальни, ставшей футбольным полем за вялотекущие дни…
Дни… Дни…
Дни без тебя.
Любовь моя!
«Городская клиническая…» — он только начал отвечать, однако странным образом сразу же осекся, проглотил язык и резко замолчал.
«Что случилось? Андрей! Андрей! Андрей!» — а я орал, как оглашенный, разрывая голосом пространство. — «Да ответь же! В чём дело? Что там происходит?».
«Я здесь» — друг отозвался только через несколько секунд.
«Что у вас там происходит?» — я же шумно носом воздух забирал и рычал, как будто оголодавший за добычей хищник полученное наконец-то мясо старыми клыками, не разжёвывая, тупо рвал.
«Её перевели в палату интенсивной терапии и дали седативные. Ром, приезжай сюда. Ты ей точно нужен. Оля не понимает, кто все эти люди и почему рядом нет тебя. Давай скорее!».
«Я еду!» — прижав к плечу смартфон, затем накинув куртку на пропахший двухдневным потом чёрный гольф, рванул на выход, который стремительно мне перекрыл отец, раскорячив в коридоре свою здоровую фигуру и свернув моё стремительное бегство глухим, но чётким предложением:
«Стоять — ни с места! Смирно, Юрьев! Поедем вместе, парень»…
«Она жива!» — долдоню про себя, пока с огромной силой давлю на газ и не спускаю глаз с дорожно-транспортной обстановки, царящей вокруг нас.
Нас… Её здесь нет. Это страшно! Жена ушла. Лёлечка пропала два блядских дня назад. Припоминаю, как кричала в трубку мать о том, что:
«Она с тобой? Ромка, скажи, что девочка пришла к тебе. Что ты молчишь? Сы-ы-ы-ын!».
На одно мгновение мне показалось, что в тот момент мистер Юрьева наживую вырывала волосы на голове и по щекам себя хлестала собственной рукой, царапалась, как кошка, снимая стружкой кожу, желая необратимо изуродовать своё красивое лицо. Крик… Этот крик был демоническим. Диким и нечеловеческим. Она хрипела и захлебывалась, пока рассказывала, как несколько часов назад вынужденно оставила Олю с этой… С этой…
«Рванью! Тварью! Наркоманской шлюхой!» — Марго особо не стеснялась в выражениях. — «Как чувствовала… Дура, дура… Старая я дура! Ромка, она сидела с этой девкой в кафетерии. Слышишь?».
Да! Конечно! Я добился, особо не стараясь, выезда наряда по адресу, который успел выучить наизусть. Этих тварей мы пасли давно. Однако повода всё не было. Знать, не иметь возможности и весомых, а не притянутых за уши, доказательств для того, чтобы что-то падлам предъявить у нас, как у служителей закона и правопорядка, уже вошло в проклятую привычку, от которой у хороших оперативников и следаков шуршала крыша и отлетала фляга с периодичностью раз в три-четыре дня. Поймать с поличным, застукать сук на месте преступления, устроить сволочам подлог, заманить в ловушку стало делом чести, той чести, от которой с некоторых пор почему-то не осталось ни х. я, а только стирающееся постепенно светлое воспоминание.
Мы приехали. Поднялись шустро на этаж. Рассредоточились в подъезде, а после позвонили, придавив на несколько секунд искрящий и играющий под пальцами дверной звонок. Нам не открыли. Штурмовать закрытую, тёмную квартиру, внутри которой, как ни прислушивались, ни хрена не происходило, по закону и проклятым правилам мы не имеем права. Криминального там точно не было. Зато там царствовали ослепительный мрак, удушливая вонь и оглушающая, разрывающая барабанные перепонки тишина. Мы обманулись. Как всегда… Как всегда! Наряд приехал не в то место, а жены в наркоманском логове, естественно, не оказалось. Вернее, по указанному адресу «никакая Стефа» больше не жила. Что-то вроде этого нам сообщили взбудораженные устроенной облавой не очень-то благонадёжные, но слишком сонные людишки.
Потом я спешно сдал дежурство, не отстояв каких-то жалких полчаса, и сразу же рванул домой со слабенькой надеждой на то, что Ольга уже на месте, а грозная, потому что невыспавшаяся и перевозбудившаяся от всех событий, мать начитывает юной, по сравнению с ней, конечно, стерве заумные нотации о том, как нехорошо себя «засранка», живя со мной, сегодня повела:
«Маленькая Юрьева, любимого мужчину жизненно необходимо уважать!»
Но…
«Она с тобой?» — встав на цыпочки, Марго заглядывала мне через плечо, а потом за спину, при этом громко всхлипывала, будто Лёльку хоронила. — «Боже мой, Ромочка, где
