Доктор Хоули, высокий человек с умными добрыми глазами, объяснил ему, что в состав красителя входит какой-то компонент, который вызвал у Фабриции аллергический шок.
— Очень редкий случай, — осторожно продолжал он, — исключительно редкий. По всей вероятности, у вашей жены сухая кожа на голове, она почесалась, образовалась небольшая ранка, через которую и проник тот самый компонент.
— Нет, доктор, что вы! У нее всегда были прекрасные волосы. Я никогда не слышал, чтобы Фабриция жаловалась на сухость кожи.
— Значит, появилось небольшое воспаление, о котором она сама могла не знать, — быстро сказал доктор. — Случается, что сходная реакция бывает у человека, уколовшегося булавкой, а иногда достаточно и укуса обыкновенной пчелы.
— Но она не умрет, доктор? — с болью в голосе спросил Руфус. — Неужели ее убьет обыкновенная краска для волос?
— Причина, вызвавшая аллергический шок, сейчас не так важна. Нас заботит состояние больной. Мы надеемся, что кровяное давление вскоре придет в норму…
— Я хочу находиться подле жены, — оборвал его Руфус.
Просьба противоречила больничным правилам, но доктор Хоули не стал противиться, рассудив, что любовь творит чудеса и присутствие мужа может иметь для больной положительный эффект.
Руфус ни на секунду не отходил от постели Фабриции — все время о чем-то говорил, шептал, как он ее любит, просил прощения, каялся, обещал, что теперь у них все будет по-другому.
— Только не умирай, только не уходи от меня, — снова и снова умолял он, обливаясь слезами.
Как и предполагали врачи, на второй день после кризиса Фабриции немного полегчало. К ней вернулось сознание, сердечно-сосудистая система почти пришла в норму, дыхание восстановилось. Из-за введенных трубок говорить больная не могла, но слабым жестом показала, что хочет что-то написать. Сестра принесла карандаш и бумагу и подсунула ей под руку.
«Люблю тебя», — написала Фабриция корявыми, расползающимися буквами, и Руфус, прочитав эти два слова, ткнулся головой в ее кровать и разрыдался как мальчишка.
Однако на третий день в четыре часа утра у Фабриции внезапно подскочила температура, началась лихорадка. Чтобы охладить горящее тело, над больной установили вентилятор, под мышки и под колени положили пакеты с охлажденным соляным раствором. Анализ крови не показал наличия грибковой инфекции, однако давление тем временем опять стало катастрофически падать.
Наконец определили, что у Фабриции воспаление сердечной мышцы, то есть начался миокардит. Внезапно кривая на мониторе, следящем за сердечной деятельностью, бешено задергалась, а через несколько секунд из ломаной превратилась в ровную линию. Сердце остановилось. Руфус отскочил от кровати, чтобы не мешать сестре, которая изо всех сил стукнула Фабрицию кулаком по груди и нажала кнопку тревоги.
В палату ворвались врачи, началась экстренная реанимация. В ход был пущен дефибриллятор. От мощных разрядов тело Фабриции вскидывалось на кровати, руки взлетали вверх и снова бессильно падали. Усилия докторов увенчались успехом, но ненадолго: сердце билось целый час, а потом опять остановилось. И вновь дефибриллятор, прямые уколы адреналина в сердце, инъекции стимуляторов, один из которых оказался интолом, изобретенным в лабораториях Картрайтов. Все напрасно — сердце остановилось навсегда.
Горе Руфуса было безгранично. Он почти совсем перестал спать. И все думал, думал… «Фабриция была слишком хороша для меня, а я ее совершенно не стоил, не заслуживал ее любви, поэтому она меня и покинула. Ее смерть — мое наказание, и помнить об этом я буду до своего последнего дня».
Руфус наконец-то по-настоящему влюбился в собственную жену — после ее смерти. Увы! Слишком поздно…
Чистокровный американец, получивший великолепное образование сначала в Англии, в Итоне, а затем у себя на родине, в Йельском университете, внук основателя картинной галереи Фаулеров, что на Пятой авеню, Кларенс Фаулер, несомненно, считался одним из самых завидных холостяков в Нью-Йорке. Тридцатишестилетнего Кларенса всегда окружали красивейшие и подчас всемирно известные особы женского пола — кинозвезды, манекенщицы, модельеры, а в последнее время его имя упоминалось в светских колонках в связи с романом Фаулера с балериной Кларой Таррейен. Журналисты особо подчеркивали тот факт, что потрясающее обручальное кольцо с изумрудом, которое он ей подарил, когда-то принадлежало самой великой герцогине Эссенской.
Джина познакомилась с Фаулером на презентации французских духов, организованной на борту фешенебельной яхты «Ренвик», курсирующей по Ист-Ривер. Презентация, естественно, сопровождалась огромным количеством шампанского, икры и омаров. Но когда подали ненавистных ей угрей, Джина решила немедленно ретироваться.
Около восьми месяцев назад Джина приняла твердое решение коренным образом изменить образ жизни и с тех пор начала активно посещать оперу, известные салоны Нью-Йорка, театральные премьеры, приобрела немало полотен известных мастеров, в том числе картину раннего Датноу, последователя школы фон Любена. В результате о Джине стали говорить как об истинном ценителе произведений искусства, да и искусства вообще. Пробираясь сквозь шумную толпу гостей, она нос к носу столкнулась с Кларенсом Фаулером.
— Прошу меня извинить. Не хочу выглядеть невежливой, но мне необходимо уйти, иначе я просто потеряю сознание.
— Угри? — понимающе покивал Фаулер.
— Угадали с первого раза.
— Выглядите просто сногсшибательно, — неожиданно заявил Фаулер. — Могу я пригласить вас поужинать со мной?
— При одном условии.
— И что же это за условие?
Джина улыбнулась.
— Назовите свое имя. — Тут она явно кривила душой, так как Кларенса знали все.
Он отвесил полушутливый поклон.
— Простите, Джина. Меня зовут Кларенс Фаулер. — Джина преувеличенно удивленно подняла брови, и он пояснил: — Я сразу обратил на вас внимание в толпе приглашенных и, конечно же, поинтересовался, кто вы такая.
Сидя напротив нее в ресторане, Кларенс сказал:
— Ваш костюм столь же сногсшибателен, как и его хозяйка.
Очень скоро Джина поняла, что «сногсшибательный» — любимый эпитет Фаулера и в его устах означает высшую оценку.
Сейчас на Джине была простая шелковая кофточка цвета кофе со сливками с вышитыми листочками и в тон ей строгого покроя юбка. Что ж, Фаулер всегда славился хорошим вкусом.
Беседа текла легко и непринужденно, чему помогало то, что в последнее время Джину очень интересовало современное искусство. В конце концов ей удалось незаметно подвести разговор к Кларе Таррейен — последнему увлечению Фаулера.
