честно.
— В чем? — тихо спросила Настя. По щекам ее катились слезы. И они рвали сердце.
— Настенька, — Лариса привлекла девочку к себе и обняла, — папа не врет мне, что любит, и в этом — его честность. А я не вру ему, и в этом — моя честность Мы оба тебя очень любим. Но даже ради тебя мы не станем врать. Когда человек врет, он теряет себя, его легко можно сломать, а это — самое страшное. Худшее из всего — врать и изворачиваться, терять достоинство. Тогда уж точно — не видать счастья и не знать любви. А жизнь, родная, на то и жизнь, чтобы нас испытывать: сломаемся или устоим. Все бывает, доченька, но никогда не теряй себя, не ломайся, помни о достоинстве, не обманывай себя и других. И рассчитывай на свои силы, на свой ум и на свою совесть.
После того разговора прошел почти гол. Настеньки изменилась, повзрослела. Она стала лучше учиться, словно не желала доставлять маме лишних огорчений, полностью взяла на себя заботы о Бате, заваривала по утрам овсянку и заставляла Ларису съедать натощак хотя бы ложку — по радио говорили, что это полезно для здоровья, особенно женщинам. Их отношения стали доверительнее, разговоры — откровеннее, будто кто-то передвинул возрастную планку к середине, откуда одинаково дотянуться и маме, и дочке. И все же Стаська оставалась ребенком — живым, непосредственным и забавным.
Зазвонил телефон.
— Алло!
— Ларка, бляха-муха, привет! Это я, Нина.
— Привет, Нинуля, — улыбнулась в трубку Лариса, — ты почему звонишь так поздно? Случилось что?
— Случилось, — весело сообщила трубка, — завтра я буду проездом в Москве. Хочешь меня видеть?
— Конечно, — обрадовалась Лара, — очень! Приезжай. Я завтра как разлома целый день.
— Говори, как тебя найти. Записываю.
Лариса продиктовала адрес.
— Может быть, тебя встретить? Ты сама-то найдешь дорогу?
— Обижаешь, — хохотнула Нина, — я же журналист, хоть и белорусского розлива. А у нашей братии, как ты знаешь, язык не то что до Киева доведет — до Уренгоя домчит. Все, мой хороший, жди. Это ж надо такое везение — целый день дома! — радостно удивилась напоследок трубка и зачастила гудками.
Лара, улыбаясь, опустила ее на рычаг. Нина — милая, смешная, совестливая «бляха-муха». Неужели она завтра ее увидит?
Она ее увидела. И услышала, и уж совершенно неожиданно для себя даже всплакнула в ответ на бурный восторг и счастливые слезы минчанки. Они сидели вдвоем за кухонным столом и пили послеобеденный кофе с тортом и шоколадными конфетами, которыми Нина засыпала стол, чем привела в полный восторг Стаську и сразу завоевала ее симпатию.
— Чудная у тебя девочка! — вздохнула гостья, когда Лариса закрыла дверь за Настей, с полными карманами конфет отчалившей во двор. — Надеюсь, не весь шоколад раздарит?
— Может, — развеяла ее сомнения хозяйка. — Нинуля, я очень рада тебя видеть. Но скажи, пожалуйста, какими судьбами ты оказалась в Москве? Не звонила, молчала — и вдруг как снег на голову.
— Ну, положим, снег на ваши головы и без меня валит — вон вся Москва белая. А судьбами… — Она замолчала. Лариса не торопила. — Двумя судьбами, Ларик. Моей и Ивара. Замуж я за него иду, — сообщила она. — Вот тебе и судьбы.
— Нина, — ахнула Лариса, — так это же замечательно! Поздравляю и желаю счастья! Я уверена, что вы счастливы. Сработает эффект пары.
— Это что еще за штука?
— А это, Нинуля, потрясающая штука. Эффект пары — это результат, который несоизмерим с простым сложением один плюс один. Это не два, а гораздо больше — два в энной степени. Это — сплав одного человека с другим, самый прочный и самый стойкий, броня. которую ничем не пробить. Эффект пары, Нина, это большая редкость. — Она посмотрела на притихшую гостью. — И мне кажется, что это у вас есть.
— Лар, — на Ларису просительно уставились влажные глаза, — прошу тебя, приезжай к нам!
— Ты сначала сама обоснуйся, — охладила с улыбкой хлебосольный пыл приглашенная, — а уж потом гостей созывай.
— Обоснуюсь, куда я денусь! Уж сказала «А» — так говори и «Б», иначе так и останешься с разинутым ртом, как обворованная баба.
— А ты видела таких баб?
— Конечно, далеко и ходить не надо. Вот она, перед тобой сидит.
— Нинка, неужели тебя обкрадывали? Ты вроде непохожа на раззяву.
— Еще как похожа! — хмыкнула в ответ «раззява». — Подпей кофейку, а?
Хозяйка налила кофе в протянутую чашку.
— Обворовали, сволочи! Причем так нагло — никого почти и не было на базаре.
— Как же так?
— Да так! Зелень покупала к мужниному дню рождения. Дай, думаю, порадую своего благоверного и его гостей. Он же у меня зелень любит, говорит, полезно для здоровья, — вздохнула она. — Придурок, лучше бы орехи с яйцами трескал, для потенции полезно. Хотя вряд ли ему это уже поможет. И ты знаешь, что-то так мне обидно стало, когда кошелек тяпнули! Стою и думаю: да что ж это такое?! Все меня имеют, кому не лень! Муж, шелупонь всякая базарная, начальство — прямо хоть плачь, Что же я за амеба такая — не могу за себя постоять? Слова твои вспомнила, что нельзя в долг жить. Пришла домой, отпраздновала день рождения, накормила от пуза гостей, а потом сказала себе: баста, Нинок, ты — свободный человек! И мама тебя не на свалке нашла, а на радость родила. Ну и все выложила своему. Про себя и Ивара, всю правду, ничего не скрыла.
— Мне кажется, кража кошелька здесь ни при чем.
— Конечно, но она была последней каплей Я бы все равно ушла, просто это все ускорило. Открыло, так сказать, глаза на мое серое бытие.
— И что теперь?
— А теперь я еду к Ивару. Сначала одна, дня на три. Подадим заявление, в школу тамошнюю схожу, все разузнаю до приезда детей, в доме порядок наведу.
— Ивар вроде не похож на зачуханного, — вспомнила Лариса элегантного, идеально выбритого латыша в белоснежной рубашке и отглаженном костюме.
— Не похож, — подтвердила Нина. — Но детям нужен не вылизанный дом, а теплый. Вот я его и буду греть, все три дня. Люблю я его, Ларка, — призналась она, — очень. Иногда даже страшно становится, честно. Всюду он мне мерещится, везде голос его слышу. На улицах, как юродивая, каждому очкарику улыбаюсь. Сейчас даже и не верится, как могла так долго без него выдержать. Почти год!
— А муж как отреагировал на твою «правду»?
— А ты знаешь, — удивилась Нина, — нормально спокойно. Я его даже зауважала. Сказал, что давно ожидал нечто подобное. Потому как не смог меня счастливой сделать,
