Однако, когда Эрнесто начал целовать Пальмиру, в ее душу закралось сомнение. Не знала, отвечать ли с таким же неистовством на поцелуи Эрнесто, который засунул язык между ее зубов и вылизывал золотые пломбы, заполняя слюной каверны. Возможно, желание мужчины подогревалось ее напускной скромностью – фальшивое положение, но оба верили в его истинность.
Чем сдержаннее была Пальмира, тем исступленнее целовал ее Эрнесто, его слюна попадала ей в глаза, мешала видеть.
– Сюда могут прийти,– робко протестовала она. Эрнесто неловко тряхнул ее.
– Не разговаривай, не то у меня желание пройдет. – Он заклинал свою плоть, забыв, что держит в объятиях женщину.
Когда он завалил ее на пол, поднявшаяся пыль полезла в ноздри Пальмире, она расчихалась и с трудом поддерживала партнера ласками.
– Раздвинь ноги, иначе у меня не получится. – Эрнесто в раздражении пытался стянуть с нее трусики.
– Подожди, – сказала она, готовая к сотрудничеству, несмотря на пыль. Совместная забота о преодолении трудностей мало-помалу охладила любовный пыл обоих.
Переживая вновь эту сцену, Пальмира от волнения стала запинаться: история получалась без изюминки.
– Не расстраивай меня, Пальмира. Так трахнулись вы или нет? – умоляющим голосом сказала Себастьяна.
Пальмира посмотрелась в карманное зеркальце. Провела щеткой по волосам и сняла жирный блеск с лица пудрой.
– Он скис. Но хуже всего не это, а тот стыд, который мы оба испытали, когда посмотрели друг на друга. Спрашивали себя, что мы делаем под лестницей, где пахнет мочой.
– А где сейчас Эрнесто?
Полидоро послал Эрнесто к начальнику полиции. Он готов ответить на любое предложение Додо и верит в смекалку фармацевта.
– Ты меня понял? – спросил Полидоро. Слабовольный Эрнесто не нашелся что сказать; тело болело от недавней возни под лестницей.
Нарсисо показал твердость перед посетителем: незачем было к нему приходить. Его дух укрепляла уверенность, что жена никогда не откажется от его помощи.
– Сколько вы хотите за то, чтобы оставить нас в покое? – спросил Эрнесто, отбросив всякую дипломатию.
– Теперь меня не купишь. Вы с Полидоро опоздали. Начальник полиции холодно дал понять, что прием окончен, принявшись собирать с полки какие-то бумаги и складывать их в угол кабинета под снисходительным взглядом генерала Медичи, портрет которого висел на стене.
– Стало быть, вы хотите перемещения? – спросил Эрнесто, не зная, как бы подостойней уйти.
Нарсисо хранил молчание, наслаждаясь местью. Хотя дона Додо была права: отплата по вкусу напоминала глоток напитка из питанги.
Вернувшись к Полидоро, посланец дал недвусмысленный ответ: фазендейро больше не может рассчитывать на услуги Нарсисо. Система подкупа дала осечку. Начальник полиции, без сомнения, встал под знамена Додо.
– Деньги тут ни при чем, не потому Додо взяла надо мной верх. Все дело в брате Додо, он-то и повлиял на решение Нарсисо.
– Никогда не видел Нарсисо таким счастливым!
Эрнесто гнал от себя прочь воспоминание о любовном приключении с Пальмирой. Однако, когда пошел мочиться, с испугом потрогал член. Шутка сказать – самый чувствительный мужской орган.
– Значит, он на днях уедет из Триндаде.
В префектуре Полидоро прощупал Пентекостеса насчет перевода Нарсисо. Если это правда, нельзя ли помешать этому? Но Пентекостес был над схваткой; ограничился тем, что обещал поаплодировать Каэтане.
– Бог знает сколько времени я не видел хорошего спектакля! Ничто так не греет душу, как искусство.
Пентекостес бессовестно лгал, но его маленькие хитрые глазки симулировали волнение.
– Такой же сукин сын, – пояснил Полидоро, вернувшись в кинотеатр.
Эрнесто посмотрел на свои лиловатые ногти – признак недостатка витаминов.
– Как быстро приходит старость!
Вот в каком состоянии духа они пребывали, когда к ним подбежала Джоконда.
– Каэтана решила сделать перестановки. Хочет отобрать у Дианы роль, которая предназначалась ей с самого начала, настаивает, что надо менять исполнителей. Я не возражаю, что их надо менять, но только после премьеры.
Джоконда была явно возбуждена: возвращение Каэтаны нарушило ее душевное равновесие.
При любом упоминании о планах на будущее Полидоро содрогался. В ближайшие дни ему предстояло испытать на прочность кирпич, который хотя и был обожжен при высокой температуре, но все-таки состоял из хрупкой глины, перемешанной с песком.
– Каких гарантий ты хочешь от меня, Джоконда?
– Нам с вами двадцать лет не хватало Каэтаны. Раз так, спросите у нее. Она знает секрет.
Типичным театральным движением, заимствованным у Каэтаны, Джоконда повернулась к мужчинам спиной.
– Гляди-ка, что с нами творится. Еще не состоялась премьера, а мы уже ссоримся, отбиваем хлеб у Додо. Ей останется только пожалеть нас.
Такими мыслями Полидоро делился с Эрнесто, как вдруг явился Князь Данило и сказал, что Каэтана зовет его.
– Почему бы ей самой не подойти ко мне? – заносчиво спросил Полидоро.
Данило был обязан ему треской и щедрыми порциями фасоли с вяленым мясом, поэтому предпочел не говорить о приоритетах искусства. Хоть артисты и страдают от таких людей, как Полидоро, они представляют собой авангард общества.
Полидоро в конце концов пошел к Каэтане. В ее комнате первым делом уставился на груди актрисы, которые вздымались и опускались убийственно ровно, особенно во время репетиций. Желание гарпуном вонзилось в его грудь.
– Каэтана, осталось только два дня, а мы все еще не знаем, какое будет музыкальное сопровождение у нашего спектакля, – заявил Полидоро, не отрывая глаз от соблазнительного бюста.
Каэтана чувствовала себя как альпинист в разреженном воздухе на большой высоте. Никто не отнимет у нее первозданную чистоту гор. Не взглянув на собеседника, она занималась какими-то пустяковыми делами.
– Нам не нужны ноты, – твердо возразила она. – У нас нет оркестра, нет даже скрипки. За музыку будет отвечать Балиньо.
Виржилио ворвался в уборную Каэтаны, волнуясь по поводу того, что ему предстоит преобразиться на сцене в непреклонного французского дворянина, готового растоптать любовные мечты сына, обращенные на знаменитую куртизанку. Эта роль, сначала предназначенная для аптекаря, ему подошла. Эрнесто не хватало по крайней мере лет пять, чтобы соответствовать персонажу.
– Слишком ты молод, Эрнесто, и слишком крепок, – сказал Полидоро, стараясь этими словами задобрить Эрнесто.
Каэтана при каждом споре успокаивала соперников.
– Не торопитесь, играть начнете, когда выйдете на сцену. Правда, там вы не произнесете ни слова. Будете только шевелить губами и подыгрывать мне.
