смотрит уже без особой игривости. Я уверена, что каждая его эмоция контролируемая. Я сразу же чувствую настрой на серьезный разговор.
– Нет. Я приехал к твоему Салманову, а он действительно послал меня нахуй.
Сердце ускоряется. Молчу.
Он послал, а я согласилась на встречу. Предательница.
– Зачем вам встреча с ним? Это связано с моим братом?
Возможно мне стоило бы начать издалека, но терпеть нет никаких сил. Я выдерживаю прямой взгляд коллеги Айдара. За ним следует медленный кивок. У меня пульс ускоряется.
– И с твоим братом тоже. Но дело не в нем, ты же понимаешь, правда?
Не понимаю, но в ответ киваю.
Беспокойные руки перебирают под столом цепочку сумочки. Спина ровная-ровная. У мышц вдоль позвоночника тонус такой, что даже ноют.
– Его подставили, да? – спрашиваю, превозмогая внутренний протест. Мне не хочется искренне говорить с этим человеком, доверяться ему, но и сдержаться не могу.
У Наума приподнимаются брови. Он демонстрирует мне свое удивление, а потом неопределенно ведет головой.
– Подставили? Ну нет… – И обрывает к черту сердце. – Твой брат и сам хорош. Из того, что известно мне, драка была. Травка тоже была. Но с другой стороны… – Он делает паузу сознательно. Дрессирует меня, как собачку. Но сегодня я позволяю это. Сижу в ожидание, смотря в глаза. Наум подается немного вперед. Я тоже. Стыдно. – Думаешь, твой Салманов в руках косяка не держал?
Ежусь и трясу головой. Наум смеется.
Откидывается на спинку кресла. Смотрит на меня с интересом, лениво скользит подушечкой указательного пальца по невостребованной пока что вилке.
– Никто не святой, Айлин. Разве что ты… – Усмехается, я никак не реагирую. – И у Салманова твоего, и у меня, к примеру, по молодости всякое бывало, но не попадались, что приятно. Да и чем старше становишься – тем больше ставки. Выше риски. Понимаешь?
Нет, но киваю. Вспоминаю слова Айдара о том, что в нашем мире, если ты дожил до тридцати и тебя не за что посадить, что-то в твоей жизни идет не так. Я тогда подумала, что это острая шутка, а получается…
– Вопрос всегда в одном, Айлин. В осторожности. Твой брат осторожным не был, хотя я уверен, что Салманов его предупреждал. Поэтому попал он по заслугам. Но…
И снова пауза. Я их ненавижу. И Наума за них тоже.
Вздрагиваю, улавливая боковым зрением движение. Это официантка принесла нам заказ. Перед Наумом ставят тарелки, он переключается моментально – флиртует. Окидывает блюда взглядом, но не набрасывается. Даже позу не меняет. Аппетитные запахи, которые сейчас вызывают яркое отторжение, заползают в ноздри.
– Но…
Я возвращаю его к тому, на чем закончил, когда девушка делает несколько шагов прочь.
– Но держат его там не потому, что им прямо усраться как важно повысить раскрываемость за счет твоего дурачка.
Обидное обращение к брату задевает, но я не могу позволить себе спорить и требовать. Все глотаю. Слушаю.
– Если бы он корочкой не тряс – той же ночью поехал бы домой. Но он протупил. Козырнул Салмановым. А Салманов сейчас слишком многим поперек горла…
– И вам тоже?
Наум улыбается на выдохе. Качает головой и возвращается ближе ко мне и столу.
– Для меня Салманов, красавица, почти родной человек. Но у него сейчас помутнение. Поэтому отчасти – да. И мне он тоже поперек горла. Но я до последнего буду давать ему шанс…
– Шанс на что?
– Прийти в себя, Айлин. Опомниться. – Взгляд мужских глаз становится совсем трезвым и серьезным.
Это не был вопрос, но я почему-то киваю.
– А сейчас он… Не в себе?
– А ты не замечала?
Неопределенно веду плечами. Не скажу же, что я не знаю, как выглядит его норма. Я вижу только то, что Айдар показывает. Я влюбилась в то, что Айдар решил мне предъявить.
Изменился ли он в последнее время? Да. Он с каждым днем становится все более странным. Сосредоточенным на себе. Пугает меня всё сильнее.
Если бы я чувствовала, что могу поговорить с ним – сегодня здесь не сидела бы.
– У него идея-фикс, Айлин. Твой Айдар – любитель сложных задач. Решил, что хочет взяться за гипер-сложную. Он раскрутил одну опасную схему. Делал это медленно, незаметно. Эффективно. Для многих – слишком эффективно. Для нас тоже. В таких делах нельзя действовать без согласования сверху. Он попытался.
– А сверху ему не согласовали? – Наум переводит голову из стороны в сторону. Я почему-то думаю, что такие разговоры опасно вести в публичном месте, но Науму, наверное, виднее. В безлюдном я с ним не встретилась бы.
– Нет. Сверху объяснили, что нужно притормозить. Он не стал. На что надеялся – даже не знаю. Но сейчас все в ахуе. У всего есть правила. И эти правила не имеют ничего общего с процедурами, прописанными в законодательстве. Их просто знают те, кто должен знать. Твой муж решил положить на них болт. Когда посреди ночи в руки к ментам, которых твой благоверный точно так же жмет, попал твой брат, как думаешь, они были очень рады?
Передо мной стоит кофе. Нужно всего лишь взять в руку чашку и сделать глоток, чтобы смочить горло. Но я не могу. Сглатываю слюну. Это не помогает. Мне страшно представить, что такое «были очень рады».
– Конечно, они будут его держать. Все, кому нужно, уже в курсе, что теперь не только Салманов всех прихватил за яйца, но и его есть, за что дернуть…
– Айдар сказал, что мы не вмешиваемся. Будет расследование…
Убеждения мужа, которым я поверила, сейчас смывает как песчаный замок. Мне кажется, что Наум нашел ключ от сундука с моими страхами. Щелчок – и он открыт.
– Дай угадаю… Честное! – Наум произносит громковато. Я даже дергаюсь, выдавая свое напряжение. Следом – улыбается. Как глупому ребенку. Правда и я сейчас себя чувствую вообще не умной. – Никакого честного расследования не будет, Айлин. О чем ты? Там мясорубка. Твой брат – пешка. Сам проебался, не спорю, но судьба его зависит не от степени вины, а от поведения твоего мужа. Он же у тебя халяльный?
Наум спрашивает как будто между делом. В груди колет. Не надо его так называть… Но я сглатываю протест, как чуть раньше слюну. Киваю просто.
– Ты думаешь, ему там кто-то будет на отдельном мясе баланду делать? – Молчу.
