Сара Бауэр
Грехи дома Борджа
Sarah Bower
THE SINS OF THE HOUSE OF BORGIA
Copyright © 2011 by Sarah Bower.
This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency.
©Коротнян Е., перевод на русский язык, 2013 ©Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Прошлое не меняется, разумеется; оно остается позади, застывшее, постоянное. Меняется лишь наш взгляд на него. Все дело в восприятии. Оно превращает злодеев в героев и жертв в пособников.
Хилари Мантел
«Изменение климата»
Итак, любовь изменила мой жизненный путь.
Пьетро Бембо
«Азоланские беседы»
Пролог Папантла, второй месяц сбора ванили, 5281, что у христиан соответствует 1520 году.
Иногда я танцую, один, под музыку, которую никто, кроме меня, не слышит. Когда я танцую, то чувствую биение сердца самой земли. Оно поднимается по ступням и ногам, через чресла и живот, в грудь, и тогда мое сердце начинает биться в унисон с земным. И я спрашиваю себя, ощущаешь ли ты его под земной твердью, там, где стоишь, или идешь, или лежишь, или тоже танцуешь? Потому что каждый раз, когда я танцую, я танцую с тобой.
В конце сезона ванили всегда съезжается много людей. Это купцы и королевские представители, которые должны установить цену, а также те, кто желает посмотреть на «летающих людей» [1] . Дерево заранее выбрано, повалено и установлено на городской площади, и священники пропели над ним свои молитвы, сбрызнули ладаном и помазали цыплячьей кровью. Веревки проверены, вставлены последние перья в головные уборы. Я плохо сплю последние дни, поэтому сегодня утром проснулась еще до рассвета, преследуемая бравурной мелодией «главного пастуха», сидящего на платформе, где его раскачивает во все стороны ветер и сверху давят небеса, пока он играет на флейте.
Я была уже на ногах, когда из Вилла-Рика вернулся Гидеон и привел с собой путешественника из Феррары. Пол успели чисто вымести, поставить на огонь горшок с маисом. Гидеон сразу прошел к Ксанат и младенцу – то ли хотел быть тактичным, то ли потому, что действительно соскучился по ним – и оставил меня одну с путешественником. Я говорю «одну», хотя вокруг бегало четверо или пятеро старших детишек, их тоже подняли чуть свет из-за того, что сегодня день «летающих людей». Я выставила всех во двор, прежде чем поинтересоваться у путешественника новостями. Глупо вообще-то. Никто из них не понимает по-итальянски, а даже если бы и понимал, мне нечего от них скрывать. Просто не нужно им слушать наш разговор. Не хочу жить рядом с теми, кто заражен моим прошлым.
Путешественник рассказал, что умерла герцогиня. Моя первая мысль – как она поступила с письмами из Испании, но я не упомянула о них гостю. Надеюсь, у нее было время уничтожить их.
Умерла герцогиня прошлым летом, после трудных родов. Ее беременности всегда проходили трудно. Я не скорблю о ней, потому что знаю – последние двенадцать лет она жаждала покинуть этот мир. Да и я сама слишком близка к смерти, чтобы оплакивать кого-нибудь. Апельсиновому дереву уже четыре года. В этом году оно впервые расцвело, и для меня это знак. Мое тело такое же искривленное и увядшее, как осенний лист; и оно все больше скручивается, словно хочет вернуться в утробу, снова стать бутоном, маленьким кулачком жизни. Мечтает вернуться в Толедо, где я росла.
И сказали отроки царя, служившие при нем: пусть бы поискали царю молодых красивых девиц.
Книга Эсфири, глава 2, стих 2
Глава 1 Толедо, омер 5252, что соответствует 1492 году по христианскому летоисчислению.
Бывают дни, когда я верю, что полностью отказался от надежды увидеть тебя снова, обрести свободу или отвечать за свою судьбу. А потом оказывается, что сердце и душа упрямо продолжают собственное бдение. Когда мы утверждаем, будто оставили всякую надежду, в действительности лишь бросаем вызов судьбе, чтобы она доказала нам обратное.
Когда я маленькой девочкой жила в городе, где родилась, и мама была еще жива, она часто водила меня в синагогу. Мы сидели за перегородкой с другими женщинами и девочками и слушали, как мужчины пели молитвы по случаю шабата. Иногда, пока мужчины не видели, занятые торжественностью момента, женщины вели себя не так, как хотели бы их мужья, братья и отцы. Они хихикали, перешептывались, менялись местами и судачили, приподнимая брови, пусть даже только открывали рот и произносили слова одними губами. Порхающие веера поднимали душистую пыль, заставляя танцевать ее в солнечных лучиках, разбитых на части тонкой каменной решеткой, которая скрывала нас от мужчин. А женщины, сидевшие вокруг, трогали меня за волосы, за лицо, бормотали и вздыхали так, как обычно делают люди, разглядывая великие произведения искусства или диковины природы.
Подобное внимание меня пугало, но когда я смотрела на мать, надеясь на поддержку, она неизменно улыбалась. Я прижималась к ее боку, пристраивала щеку в изгиб талии, и она тоже гладила меня по волосам, выслушивая комплименты других женщин. Какая красивая девочка, такая беленькая, с тонкими чертами лица. Не случись мне присутствовать при ее рождении, добавляла моя двоюродная бабушка София, я бы сказала, что она подкидыш эльфов, одержимый диббуком [2] . И несколько моих сверстников, девочек и маленьких мальчиков, не отпраздновавших пока бар-мицву, приклеивались взглядами своих темных глаз к моим голубым, словно, вопреки утверждениям бабушки Софии, я действительно была диббуком, злым духом, изгоем. Бедой. Рейчел Абравейнел имела привычку выдирать мне волосы. Она крепко наматывала их на пальцы, а потом тянула, и я была вынуждена откидывать голову назад, чтобы не плакать и не привлекать внимания мужчин. А самой Рейчел, видимо, было безразлично, что мои волосы впивались ей в кончики пальцев и резали до крови. Наградой ей служила моя боль.
Через год, когда Рейчел умерла на корабле, по пути из Сардинии в Неаполь, сеньора Абравейнел рассказала моей маме, пока пыталась сбить ей лихорадку тряпкой, смоченной в морской воде, как сильно ее дочь любила меня. Прошло много лет, и мне наконец удалось решить эту загадку: иногда, подчиняясь странному желанию, мы причиняем боль тем, кого любим.
В общем, с самого начала я знала, что не такая, как все, и в месяце омер 5252 года, который христиане называют маем 1492-го, пришла к убеждению, что виновата во всех несчастьях евреев. Ночь выдалась жаркой, и я не могла уснуть. Окна моей комнаты выходили в центральный двор нашего дома в Толедо, откуда доносились, смешиваясь с журчанием воды в фонтане, голоса моих родителей.
– Нет! – внезапно воскликнула мама, и у меня по спине пробежал холодок страха, как в тот раз, когда маленький Хаим засунул мне за шиворот кусочек льда во время праздника пурим [3] .
Не помню, чтобы мама прежде кричала. Даже если мы шалили, она всегда реагировала спокойно и разумно, словно заранее предвидела непослушание и уже придумала подходящее наказание. Кроме того, не гнев придал ее голосу резкость, а паника.
– Лия, будь разумна. Рядом с Эстер ты сможешь сойти за местную, оставайся здесь, пока я найду безопасное место и пришлю за тобой.
– Прости меня, Хаим, даже думать об этом не стану. Если мы должны уехать, то уедем вместе. И пойдем на риск вместе.
– Король и королева дали нам три месяца, до шавуота. До тех пор мы находимся под королевской защитой.
Мама резко рассмеялась.
– В таком случае до отъезда мы отпразднуем нашу пасху. Какая ирония.
– Это их пасха. Священное время. Может, у их величеств все-таки есть совесть.
Я уловила в отцовском голосе деловые нотки. Так он вел переговоры о займах с клиентами, которых считал надежными, но при этом все-таки оговаривал условия выплат, чтобы уменьшить свой риск.
– Совесть короля Фердинанда не распространяется на верующих в фальшивого мессию, в чем убедились мавры. Сотни лет они мостили дороги, сооружали оросительные системы, освещали улицы, а он взял и уничтожил их по прихоти жены.
– А ты хочешь уничтожить нас по своей прихоти? У нас в запасе три месяца, прежде чем указ войдет в силу. Я отправлюсь в дорогу сейчас, вместе с мальчиками, а ты с Эстер последуешь за нами до того, как истекут три месяца, так что никакой опасности тебе не грозит. Кроме того, ты нужна мне тут. Присмотришь за распродажей нашего имущества. Кому еще я могу доверять?