До сих пор.
«Вы, сучки, не на ту беременную напали».
– Ах, извините. Я и не сообразила, что вы монополисты на рынке идеального родительства. Это не ваш сынок сидит там на полу, выковыривает из носа козявки и ест их, возвещая о каждом своем пуканье? Вот уж воистину гения взрастили вы своими руками. А вы, – говорю, обращаясь к другой волчице. – Ваш малыш сказал мне, приехав сюда, что ему не позволяют есть сладкое, торты, красную пищевую краску номер пять, а еще смотреть по телевизору «Спанчбоб», потому что он слишком буйный. Это не он сидит вон там на стуле возле двери, качаясь взад-вперед и приговаривая без конца: «Я ненавижу человеков»? Мой ребенок, возможно, и языкаст, и он может время от времени говорить что-то непотребное, но я чертовски хорошая мать. Вот только сегодня я узнала, что в детском саду при тестировании мой сын набрал баллов больше, чем все ваши трехомудики, вместе взятые. Мой сын может смотреть «Спанчбоб», может есть сахар, может подхватывать и повторять фразы, которые произносят окружающие его взрослые, но даю гарантию, что, когда он вырастет, вы не наткнетесь в его холодильнике на отрезанную человеческую голову, не то что у малыша Джонни, вон того, который уже целый час колотится головкой о стекло, потому как впал в шок, впервые в своей жизни съев кусок торта. И, к вашему сведению, настоящие люди в реальной жизни действительно так говорят. Настоящие крутые люди, у кого есть потрясные друзья, которые не разглядывают соломинок в чужих задницах, и у кого из собственных задниц бревна не торчат, как, по всему видно, у вас.
Картер склоняется поближе к моему уху:
– Гэвин в тестировании по правде так преуспел?
– Понимаю, сама от этого в полном шоке. Он, по всему видно, свои мозги не от нас с тобой получил, – шепчу ему в ответ.
Оборачиваюсь и вижу, что все мамаши разлетелись кто куда подальше от нашего увлекательного обмена мнениями, подхватили своих чад и стремглав понеслись к дверям, не проронив больше ни словечка.
– Ой, и, кстати, нам, наверное, следует подыскивать новый детский садик.
– Что значит, ты не собираешься этого делать? – визжит Лиз. – Картер, мы ж недели убили, решая, что и как. Ты ОБЯЗАН это сделать.
Мы с Лиз моем посуду на кухне кондитерской, пока Клэр со всеми остальными снимает украшения по всему помещению.
Я понимаю, что у Лиз самые добрые намерения, но я просто не смогу сделать того, что она от меня хочет.
– Лиз, – говорю, – я чую, что так не надо. Идея была прекрасной до того, как она забеременела, а сейчас я просто не смогу этого сделать. Клэр, обнаружив, что беременна, сама не своя стала. И не имеет значения, сколько раз я пытался и внушал ей, что все пойдет прекрасно, не думаю, что она мне верит. Если бы ты не рассказала мне о том, что она боится, что я не желаю жениться на ней, я бы подумал, что она меня за нос водила.
– От осел. В ней же твоя сперма сидит. Это было бы круто. А коли ты так волновался, чего ж до сих пор предложение не сделал? – спрашивает Лиз.
– Потому, что ты обещала мне елдак отрезать, если я сделаю! – напоминаю я.
– Ладно, тут я, наверное, слегка перегнула палку. Только я понимала, что она станет думать, будто ты не делаешь его только потому, что она беременна. Я прикинула: тебе стоит немножко подождать, а мне – продолжать капать ей на мозги, какая она идиотка, и все выйдет замечательно, и ты сможешь сделать предложение, не ввергая ее в дурные раздумья.
Я вздохнул и скрестил руки на груди, говоря:
– Лиз, я не могу больше ждать. Знаю, мы хотели, чтоб я все сделал на годовщину нашей первой встречи, только я не могу больше откладывать ни на один день. Между нами сейчас такой клин вбит, и у меня такое чувство, что все из-за этого. Мне б, дураку, хоть что-то ей сказать месяцы и месяцы назад. К чертям все эти сюрпризы.
– Отлично. Делай, как знаешь. Только, – предупреждает она, – богом клянусь, если ты просто подойдешь к ней и просто-напросто вручишь кольцо, я тебе член не отрежу, я отрежу только одно яичко. И ты навсегда станешь прозываться Однояйцовым Картером.
Некоторое время мы пристально смотрим в глаза друг другу, и с каждой секундой ее глаза щурятся все больше и больше.
– Ты ничего не придумал? Или придумал? – наконец спрашивает Лиз.
Надо бы посоветовать ей держаться подальше от ножей.
– Хм, не совсем. То есть я понимаю, что ты хочешь сказать. Просто я еще не все продумал до конца, – признаюсь я.
– Что ж, я б тебе помогла, только мне типа хочется тебе прямо по физии кулаком врезать. Исполняй задуманное сам – и как хочешь, – говорит она и швыряет на стойку полотенце, которым вытирала тарелки. – Я сейчас же извещу остальных, что план отвергнут. А ведь это был бы единственный раз, когда б я с удовольствием пощеголяла в тишотке по выбору Дрю.
Меня стыд разбирает оттого, что Лиз такую пропасть времени потратила, помогая мне придумать для Клэр нечто потрясающее. Мы же тогда оба пришли к согласию: будет потрясно, если все наши друзья увидят, как делается предложение, и Дрю, разумеется, хотелось, чтоб все оделись в одинаковые тишотки, которые Клэр увидела бы сразу после того, как я попросил ее стать моей женой. Тишотки, по правде, были суперские, они – то единственное, о чем я буду сожалеть, только все равно я знаю, мое решение верное.
– Так, значит, и Гэвина тоже не будет? – спрашивает Лиз, привалившись бедром к стойке.
– Нет, Гэвина не будет. Как ни миленько было бы для него оказаться тем, кто даст Клэр кольцо, мне нужно сделать это самому, – объясняю я. – В день, когда я ее встретил, нас было только двое, и я хочу, чтоб мы были только вдвоем, когда я попрошу ее прожить со мной всю оставшуюся жизнь.
Лиз делает долгий-долгий выдох и наконец соглашается:
– Хорошо, я усекла. Твое яйцо спасено от моего гнева. Только, чтоб ты знал, я тебе это припомню, – обещает она, хлопая меня по спине.
– На меньшее я и не рассчитывал. Только мне от тебя еще одно небольшое одолжение нужно.
– Что на сей раз? Моего первенца, пинту крови, одну из конечностей? Ведь я уже стольким пожертвовала! – восклицает она в притворном ужасе.
– А‑а, кончай из себя театральную королеву корчить. Я тебе уже говорил, как ценю твою помощь, так что, давай без пыли. Мне только нужно, чтоб ты на часок увела Клэр из кондитерской. Сможешь?
– Без проблем. Меня сейчас как раз кандидоз сильно мучает… это от слишком бурного секса в горячей ванне. Я спрошу Клэр, не проедется ли она со мной до аптеки, чтоб помочь выбрать правильную мазь от МОЛОЧНИЦЫ ВЛАГАЛИЩА, – говорит она, напирая на словосочетание, от которого у меня мороз по коже.
– Лиз, слишком много сведений, – морщусь я.
– Так это на самом деле смахивает на молочные пенки. Я на этой херне могу тесто для буханки хлеба замесить.
– ФУ, БОЖЕ МОЙ! Кончай. Меня сейчас стошнит.
Лиз смеется, обходя стойку и направляясь переговорить с Клэр. На ходу оборачивается и кричит мне:
– Расплата – это гадость. А КАНДИДОЗА зуд на самом деле в сладость. – И опять хохочет.
Я стараюсь выбросить из головы последние минуты разговора и приняться за работу, чтоб получилось так, как мне хочется. Немного позже Клэр просовывает голову в дверь кухни, чтоб сказать мне, что сбегает с Лиз в магазинчик. Не могу удержаться, чтоб слегка не рассмеяться, когда она шепчет: «У нее выделения. Требуется моя помощь. Это… выделения. Я скоро вернусь».
Как только она исчезает из виду, просовывает голову Лиз, чтоб бабахнуть по мне на прощание:
– Скажи: «бактериальный вагиноз – это вкуснотища». СКАЖИ ЭТО!
* * *
Честно говоря, не припомню, чтоб я когда так волновался. Я б улучил минутку да сбегал в туалет вытошнить содержимое желудка, но как раз услышал звон колокольчика над дверью и понял, что Клэр вернулась.
Занимаю свое место у кухонного островка и жду.
Через несколько мгновений Клэр входит в дверь и замирает в замешательстве перед открывшейся ей картиной.
– Э‑э, зачем это по всей стойке расставлены красные стаканчики? – спрашивает она.
– Я подумал, мы могли бы пройтись по дорожке памяти и немного поиграть в пиво‑понг, – говорю я ей, ухмыляясь.
Клэр идет от двери дальше на кухню.
– Прелестное воспоминание и все такое, только я не хочу, чтоб наш ребенок родился наркоманом да еще и пьяницей.
Я смеюсь и показываю ей пустой пакет из-под молока.
– Если быть предельно точным, речь идет о млеко-понге.
Клэр смеется, когда добирается до противоположного края островка и заглядывает в стаканчик, который стоит ближе всего.
– Ага-а‑а, попался! Если я правильно помню, в последний раз, когда мы играли, я надрала тебе задницу, – улыбается она.
– Э, не думаю. Я как-то уверен, что надиранием задницы как раз занимался я. Ты профукала в пиво‑понг.
– Вранье! Мы с Лиз были чемпионками нашей общаги не только по танцам на коленях[72], но и чемпионками по пиво‑понгу, – с довольной ухмылкой сообщает Клэр.
