– Ага-а‑а, попался! Если я правильно помню, в последний раз, когда мы играли, я надрала тебе задницу, – улыбается она.
– Э, не думаю. Я как-то уверен, что надиранием задницы как раз занимался я. Ты профукала в пиво‑понг.
– Вранье! Мы с Лиз были чемпионками нашей общаги не только по танцам на коленях[72], но и чемпионками по пиво‑понгу, – с довольной ухмылкой сообщает Клэр.
– Погоди, что ты сказала?
Она опять смеется и качает головой:
– Я знаю, что рассказывала тебе эту историю.
– Нет уж, смею тебя уверить, про тебя и танцы на коленях я бы запомнил во всех деталях.
– Мы с Лиз когда-то за бесплатное пиво устраивали в студенческих барах танцы на коленях друг у друга. Я тогда была малость погибче, так что, как правило, исполняла танец сверху, – беспечно признается Клэр.
Гибкая Клэр, девичьи танцы на коленях… да у меня член взорвался. Просто взял и… БА-БАХ.
– Обещай, что в очень недалеком будущем я увижу это.
– Ага, ладно, – кивает она, хмыкая. – Потому как танец беременной девчушки на коленях чересчур возбуждает.
– По-моему, ты не очень понимаешь, насколько я сейчас серьезен, Клэр. Это ж сравнимо только со встречей с Господом или с выигрышем в лотерею.
Видя ее радостной и улыбающейся, я укрепляюсь в своем решении завершить все прямо сейчас и именно так. Если б только у меня хватало сил избавить воображение от картинки: Клэр трется в танце о другую женщину…
«Черт тебя побери, пенис, не ты сегодня правишь бал! Передохни, иди обратно спать, тут смотреть не на что».
– Как ни больно мне говорить такое, но танцы на коленях подождут, зато тебе придется доказать мне прямо сейчас, что ты до сих пор сильна в пиво‑понге. Шарики справа от тебя. Бери шарик себе в ротик.
Она смотрит на меня, насмешливо выгнув бровь.
– Хм-м‑м, тогда не получилось, как надо. Но мне типа нравится, – говорю я ей, пожимая плечами.
Клэр берет шарик и прицеливается. Шарик отскакивает от кромки первого стаканчика и шлепается в стоящий следом.
– Ага, я так и думала, – язвит она, следя, как я вынимаю шарик из стаканчика и выпиваю молоко.
Отставляю пустой стаканчик в сторонку, выбираю себе шарик и целюсь, стараясь, чтоб рука не задрожала. Понимаю, понадобится сделать столько бросков, сколько смогу, чтоб получилось так, как мне нужно. Бросаю шарик, и он плюхается точно в ближайший к Клэр стаканчик.
– Удачный бросок, – поздравляет меня Клэр, прежде чем до дна выпить молоко.
– Я люблю тебя больше, чем всегда считал, – говорю я ей, когда она ставит стаканчик. Она склоняет голову набок и улыбается.
Беру еще шарик и быстро бросаю его, не давая ей слова сказать мне в ответ. Тот точно попадает в другой стоящий прямо перед Клэр стаканчик. Пока она берет его и пьет, я опять говорю:
– Я люблю тебя за то, что ты умеешь вызывать во мне смех и пробуждать желание стать лучше, чем я есть.
Я уже держу следующий шарик в руке и бросаю его еще даже до того, как она допивает молоко из предыдущего стаканчика. Она круглыми глазами смотрит на меня, потому как плюх! – и шарик оказывается в следующем по очереди стаканчике. Поколебавшись, она вынимает шарик. Я жду, когда стаканчик окажется у ее губ, прежде чем продолжить игру.
– Я люблю тебя, потому что ты каждый день изумляешь меня.
Одинокая слезинка катится у нее из глаз, когда я бросаю очередной шарик прямо в стаканчик. Так здорово я не играл никогда в жизни. Так оно, полагаю, и должно быть, поскольку только в этот единственный раз игра идет ради моей жизни.
– Я люблю тебя, потому что ты лучшая мать в целом свете.
Остался один шарик. Именно этот один и идет в зачет. Я прицеливаюсь и слежу, как шарик описывает дугу и летит к последнему стаканчику на стороне стойки Клэр. Затаиваю дыхание, пока он не падает как раз туда, куда и нужно. Обхожу стойку, пока не оказываюсь рядом с Клэр, и жду, когда она допьет последний стаканчик молока.
Раздается удивленный вскрик, когда Клэр запрокидывает стаканчик и что-то припадает к ее губе. Пока она отводит стаканчик ото рта и рассматривает, что там такое, я опускаюсь на одно колено.
У Клэр дрожат руки, она запускает пальцы в стаканчик и достает из него бриллиантовое кольцо, которое я не один месяц таскал в кармане. Она поворачивается, чтобы взглянуть на меня, и вновь взволнованно вздыхает, когда видит, в каком я положении.
– В первый раз, когда мы делали это, всякий раз, когда кто-то из нас бросал удачно, мы рассказывали друг другу что-то о себе. Помню, ты поведала мне, что твой любимый цвет розовый, и что ты раз в год смотрела «Девчонки хотят повеселиться»[73], потому что комедия навевала воспоминания о временах, когда Сара Джессика Паркер еще не была похожа на ба-бу-ягу.
Клэр смеется сквозь слезы, которые катятся уже неудержимо.
– В этот раз мне нужно было, чтоб ты узнала обо всех причинах, почему я люблю тебя. Мне захотелось жениться на тебе с первого же дня, когда мы вновь встретились. Хотелось встать на колени и умолять тебя никогда не покидать меня. Так мне и следовало сделать. Ни в коем случае я не должен был ждать так долго. На этом свете нет никакой другой, с кем вместе я мог бы представить себе свою жизнь до самого конца. Я хочу вечно учить наших детей неподобающим вещам. Клэр Донна Морган, согласны ли вы оказать милость выйти за меня замуж и любить меня всю оставшуюся вам жизнь?
Она склоняется, обвивает меня руками и крепко сжимает в объятиях. Сквозь рыдания она произносит одно слово, которое я был готов ждать от нее веками:
– Да!
Я высвободился из объятий ровно настолько, чтобы взять из руки Клэр кольцо и надеть его ей на палец. Счастливый миг перебил ворвавшийся в кухню Гэвин.
– Мам, ты представляешь? Я монетку проглотил! – возвестил он.
Мы с Клэр отпрянули друг от друга и, оглянувшись, увидели, что все наши друзья вместе с отцом Клэр стоят у дверей, одетые в подобранные Дрю тишотки с надписью: «Я в пиво‑понг играла, наград же никаких: тишотка эта гнусная, брюхатость да жених».
– Извини, Картер, – улыбается Лиз, – перед тишотками не устояла. А ведь на деле они все равно подходящие, если учесть, каким манером ты сделал предложение.
– Погоди, прошу прощенья. Гэвин всамделе только что сказал, что он проглотил монету? – спрашивает Клэр, отирая слезы со щек.
– А‑а, да. Ну, нам кажется, он пенни проглотил. Особой уверенности, впрочем, нет, – поясняет Дрю. – Ему захотелось какую-то конфетку, так Лиз уронила на пол свой кошелек, потому как знала, что на дне его лежит кучка сосунчиков «тик-так». Малый принялся грести их лопатой прямо в рот прежде, чем мы углядели, что он делает. Если ему верить, то он одноцентовую монетку проглотил. Только дети врунишки.
Гэвин топнул ногой:
– ТЫ САМ ВРУН, ТЫ, ТОЛСТЫЙ ЖИРНЫЙ ИНДЮК!
– Я не жирный. Я мускулистый. Не перевирай факты, – вступает с ним в спор Дрю.
– Ладно, бога ради, так кто-нибудь скажет мне, проглотил ли всамделе мой ребенок монетку? – громко спрашивает Клэр, прерывая их спор.
– Что ж, – говорит Лиз, – я сделала в «Гугле» запрос «глотание медной мелочи маленькими детьми», и ты представить себе не можешь, сколько ответов я получила! В любом случае, если цент чеканили до 1982 года, то все у него будет отлично.
Мы с Клэр некоторое время тупо смотрим на нее, потом Клэр взрывается:
– Что за хрень, едрена-мать?!
– У‑у‑у‑у‑у, мам, – укоризненно тянет Гэвин, указывая на нее пальцем.
– Прошу прощения, что за х‑р‑е‑нь все э‑т‑о значит и ч‑т‑о мы с‑е‑й‑ч‑а‑с делаем?
Клэр просто на глазах по полной обратилась в одну из степфордских мамушек, выговаривая по буквам даже те слова, которые в том ничуть не нуждались, вот до чего перепугалась. Известие лишило ее всяческой радости.
– Клэр, все отлично, – успокаивает ее Джордж. – Я проверил внука металлоискателем и монетки не обнаружил.
– Все хиханьки, да? – напускается на отца Клэр. – А тебе известно, что есть такое хитрое заведение, именуемое больницей? Или нет?
– Я мальцом в его годы в гору туда и обратно в метель-пургу босиком ходил, чтоб только до школы добраться, и стружку металлическую ел для забавы, – отбивается Джордж. – Крохотный медяк ему не навредит.
– Если только это пенни не отчеканили после 1982 года, потому что тогда в нем вполне хватит цинка, чтобы растворить малому пищевод, – словно бы походя замечает Дрю. – Впрочем, более чем уверен, что по времени это бы уже случилось, так что с ним, по-видимому, все хорошо.
Клэр присаживается рядом с Гэвином, прижимает его к себе и заботливо спрашивает:
– Миленький, ты как себя чувствуешь? У тебя с животиком все в порядке?
– С животиком все хорошо, – отвечает Гэвин и возбужденно сообщает: – Папаня сказал, что мне надо какашками сходить и проверить их на деньги. Я могу деньгами какать!
– Жаль, что мне не дано какать денежками, – жалуется Дрю.
