— А у тебя все равно есть твой Lamborghini. Ты можешь водить только одну машину одновременно, — я остановилась возле великолепной винтажной Alfa Romero с огромными фарами и открытым верхом. — Это моя любимая.
Алессандро подошел ко мне: — Alfa Romeo Giulietta Spider 1958 года. Хороший выбор.
Я заглянул внутрь, на нетронутые кожаные сиденья. Она все еще пахла новой машиной: — Могу я прокатиться на ней?
— Нет, — подумал он. — На эти машины нужно смотреть, а не ездить на них.
— Весь смысл машины в том, чтобы на ней ездить, — я провела пальцами по ветровому стеклу. — Зачем тебе владеть чем-то, чем ты не можешь пользоваться?
Алессандро бросил на меня взгляд своих темных глаз: — В отличие от моего старшего брата, я люблю красивые вещи.
Мои щеки запылали: — Даже если они бесполезны?
— Ничто из того, чем я владею, не бесполезно, — сказал он негромко. — За исключением, может быть, Фрикадельки.
Я рассмеялась, удивленная его шуткой: — Фрикаделька — защитник пентхауса. Без него мы вполне могли бы подвергнуться нападению.
— Возможно.
Я повернулась к нему, прислонившись к капоту машины, чтобы лучше его видеть. Выражение лица Алессандро не выглядело суровым или диким, напротив, в нем чувствовался легкий юмор: — Я знаю, что тебе нравится Фрикаделька. Даже если ты пытаешься это скрыть.
Он поднял бровь: — Откуда ты это знаешь?
Я встретилась с ним взглядом: — Я слышу, как ты с ним разговариваешь. — когда выражение лица Алессандро слегка ожесточилось, я поспешила добавить: — Не волнуйся, я думаю, что это очень мило.
Алессандро странно посмотрел на меня: — Мило? — он произнес это слово так, словно у него во рту появился неприятный привкус. — Никто и никогда еще не называл меня милым.
— Я говорила о Фрикадельке. Но, конечно, — я бессовестно ухмыльнулась, — ты тоже милый.
Он ничего не ответил, просто смотрел на меня. Моя улыбка померкла. Неужели я совершенно неправильно оценила ситуацию? Я думала, мы просто веселились.
Я открыла рот, чтобы извиниться за неуважение, но Алессандро оборвал меня: — Лучше бы ты не извинялась.
Мой рот закрылся.
Алессандро выглядел раздраженным: — Мне казалось, я уже говорил тебе, что ты не должна извиняться каждый раз, когда высказываешь свое мнение.
— От старых привычек трудно избавиться, — сказала я. — И ты говоришь это только тогда, когда не чувствуешь угрозы со стороны собеседника.
Его глаза переместились на меня: — Этого мнения тебе достаточно?
— Обо мне говорили и похуже.
Я могла только представить: — Почему ты говоришь мне это делать? Поделиться своим мнением? Мнение жены — это не то, что обычно волнует Капо Роккетти.
Алессандро не выглядел рассерженным моим вопросом. Вместо этого он прислонился к машине напротив меня. Я была одновременно рада и расстроена этим пространством — оно позволяло мне думать яснее, но также означало, что мне было холодно без его излучаемого тепла: — Я не заинтересован в том, чтобы ты изображала счастливую, но глупую жену. Это чертовски раздражает.
Какая-то часть меня сомневалась, что это не весь ответ на мой вопрос, но я не стала расспрашивать его дальше. Возможно, мне просто показалось.
— Может быть, все дело в моем характере.
Его темные глаза вспыхнули: — Ну, тогда у тебя очень раздражающий характер.
— Более раздражающий, чем твой собственный? — слова вырвались из моего рта прежде, чем я успела их остановить.
В выражении лица Алессандро вспыхнул первобытный восторг: — Ты назвала меня и милым, и раздражающим в одном и том же разговоре. Возможно, ты немного смелее, чем я думал.
— Это худшие, что о тебе говорили?
Он улыбнулся, немного и мрачно. Мое сердце заколотилось: — Милый там есть.
— С чем? — я слезла с капота и шагнула к нему.
Его глаза проследили за моими движениями: — Со всевозможными вещами.
— Например... Безбожник? — я сделала еще один шаг ближе.
— Хуже, — его глаза не покидали меня.
— Муж? — еще один шаг.
— Это не так уж плохо.
— Ублюдок?
— Хуже.
— Значит, сын?
На его лице мелькнула улыбка: — Хуже, но не намного.
— Внук? — я стояла прямо перед ним, наклонив голову, чтобы видеть его. Мы были так близко, наши тела были на волосок друг от друга.
Глаза Алессандро хищно впились в меня: — Хуже.
— Тебя, должно быть, называли довольно ужасными вещами, — я старалась, чтобы мой голос звучал ровно, но он вышел хриплым и тихим.
— Действительно. — ответил он, голос был хриплым.
Наши лица были так близко, что я чувствовала его теплое дыхание на своих щеках, его ресницы, касавшиеся моей кожи, призрачное прикосновение его мягких губ к моим. Его знакомый мускусный запах переполнял меня, отсекая все связные мысли.
Все, о чем я могла думать — это поцелуй на кухне. О прикосновении наших тел, о голоде, о потребности.
Алессандро, должно быть, думал о том же, потому что спросил: — Мне придется заключить с тобой еще одну сделку ради поцелуя?
— Ты не очень хорош в заключение сделок, — прошептала я.
— Роккетти не умеют заключать сделки, — он ответил так же тихо.
Мы были единственными двумя людьми на складе, но в этот момент мы могли бы быть единственными двумя людьми во всей вселенной.
Алессандро на мгновение уставился на меня, затем прижал две ладони к моему лицу. Он смотрел на меня с такой силой и голодом, что у меня перехватило дыхание. Затем он наклонился, нависая, и я прильнула ближе, пока...
В поцелуе не было бушующего огня, который пробежал по мне.
Губы Алессандро были мягкими на моих. Такими мягкими. Мы играли с губами друг друга, повторяя движения и просто ища утешения в нашей связи. Его руки пробежались по моей спине, и я скопировала их движения. Я запустила пальцы в его волосы, притягивая его ближе.
Я не хотела мягкости. Я хотела накормить дикий огонь, который разгорался во мне.
Я углубила поцелуй, проведя зубами по его губам, и из его горла вырвался глубокий рык.
Алессандро развернул меня и толкнул к машине. Я подняла ногу, чтобы прижаться к нему. Горячий, грубый и твердый. Он начал изменять что-то глубоко под нашей кожей. Что-то, чему я не могла дать названия, но знала, что этого следует опасаться.
Его грубые руки скользнули по моему платью, и я застонала в предвкушении. Все выше и выше, пока он не оказался в дерзкой близости рядом от меня, отделенный лишь тканью. Алессандро улыбнулся моей реакции.
Моя голова сама собой откинулась назад, и его рот прильнул к моей шее. Губы, язык и зубы. Царапая и целуя меня по всей длине шеи.
Я едва могла думать, едва могла дышать.
— Алессандро, — стонала я.
Мой муж поднял меня на машину, приспосабливая меня в более удобное положение: он находился между моих раздвинутых ног, а мои лодыжки были сцеплены позади него. Я запустила руки под его рубашку, и он зашипел от удовольствия. Его кожа была такой смелой под моей, и я чувствовала порезы его солдатского тела, шрамы и мышцы. Мой Капо.
Алессандро снова нашел мои губы и уложил меня на капот. Он приподнялся, упираясь по обе стороны от меня. Машина застонала под нами.
Я засмеялась от его действий, а он поймал мой рот, словно пытаясь проглотить звук.
Возбуждение громом прокатилось между моих бедер, а грудь стала тяжелой. Я нуждалась в нем — нуждалась в том, чтобы он был ближе.
Алессандро низко зарычал в горле и потерся об меня. Твердый и готовый...
— Алессандро... — я крепко обхватила его ногами, нуждаясь в том, чтобы он был ближе.
Он отстранился, позволяя мне потянуться к его поясу. Но затем он остановился на мгновение. Руки по обе стороны от моей головы, ноги на его талии, раскрасневшиеся до костей. Я могла представить, как я выглядела.
Глаза Алессандро полностью поглотили меня. Как и всегда. Но теперь такая похоть держала в плену его тело и лицо. Он выглядел... голодным. Смотрел на меня так, словно собирался съесть меня заживо.
