– Ваша подруга вроде к реке направляется, – сообщил таксист, когда мы проносились через Ковент-Гарден. – А южнее реки я не езжу.
– Неужели? – Я судорожно вцепилась в ремень безопасности. – Мне всегда казалось, это просто поговорка.
– Ну, вообще-то так и есть, – признал он, громко шмыгнув носом. – Но через мост Ватерлоо я не поеду, и все тут!
Я не могла отпустить машину, не догнав Дженни. Это была моя первая и, надеюсь, последняя драматическая автомобильная погоня по улицам Лондона. В это время дня на Стрэнде у меня не было шансов поймать такси, и я решала, то ли притвориться отчаявшейся леди в слезах, то ли разъяренной леди в истерике, но через пару мгновений водитель принял решение за меня.
– Погодите, она выходит! – Таксист резко свернул к обочине, не удосужившись включить сигнал, и ткнул пальцем куда-то вперед. Дженни действительно выбралась на тротуар и теперь орала на своего водителя. – Проблема решилась сама собой. Двадцать фунтов с вас.
Я бросила ему банкноты и выскочила из машины, торопясь перехватить Дженни, прежде чем она бросится бежать. Но она не побежала, а повернулась ко мне с эпических размеров обидой на лице.
– Что случилось? – спросила я, убирая волосы с глаз. На мосту было ветрено. – Что происходит?
– У меня нет наличных, а этот козел не берет кредитку! – Дженни быстро мотнула головой в сторону козла за рулем, и я увидела, что она из последних сил сдерживает слезы.
– О! – Я вытащила еще двадцатку из быстро тающей стопки наличных и заплатила водителю, не обращая внимания на непристойности, которые лились из него, как из шланга. Я лишь показала ему средний палец, когда он отъезжал. – Здесь в такси кредиткой не расплачиваются.
– Да поняла уже! – Она вытерла лицо и перевела взгляд на воду. – Словно, блин, в прошлое попала.
– Слушай, здесь не место это обсуждать, – сказала я, поставив локти на перила и глядя на здание парламента в свете угасающего дня. Я могла объяснить ей, что существует приложение для айфонов «Аддисон Ли мини-кеб», но сейчас это было бы чересчур. – Успокоилась?
– Нет, Энджел. – Она тоже подошла к перилам и принялась пинать их моей балеткой. – Даже не начинала.
– Я просто так спросила, на всякий случай. – Я смотрела, как сверкает вода под лучами закатного солнца, храня в своих глубинах темные, мрачные тайны.
Мы обе долго молчали – дольше, чем я могу припомнить за все время нашего знакомства. Время от времени Дженни начинала тяжело сопеть и отворачивалась от меня к галерее Тейт и Сомерсет-Хаусу. Я повернула голову только однажды, нежно улыбнувшись собору Святого Павла. Последний раз, когда я его видела, он был в процессе реконструкции, покрытый лесами и сажей. Мне тогда было грустно – я всегда любила этот собор, и видеть его заброшенным, лишенным половины своей красоты было неприятно. Теперь он стоял отчищенный и сверкающий – последние два года явно пошли ему на пользу. В каком-то смысле у нас с ним много общего.
У Дженни зазвонил телефон – старым школьным звонком. Она вынула мобильный из своей «Пренца Шулер» и буквально отпрянула. Я немного отклонилась от перил, чтобы увидеть экран. Крупными заглавными буквами там значилось: «Джефф».
– О, Дженни…
Я смотрела, как по ее лицу прошла тень, глаза сверкнули невольной радостью, но радость тут же угасла, и нижняя губа задрожала.
– Он что, снова начал звонить?
Дженни кивнула, не сводя карих глаз с экрана, пока он не погас.
– Ты с ним говорила?
Она кивнула, ожидая, пока экран засветится снова. Засветился.
– О, Дженни…
Мне хотелось сказать что-нибудь более содержательное и полезное, что заставило бы ее ответить на звонок и заявить этому гаду, чтобы проваливал обратно в ад, из которого вылез, и никогда не возникал из его темноты ни на пороге Дженни, ни на экране ее телефона. Когда мы с Дженни только познакомились и мне названивал Марк, я выбросила свой телефон в Атлантический океан. Поэтому я не удивилась, когда Дженни размахнулась и отправила мобильник в долгий полет над Темзой. Это грозило превратиться у нас в привычку.
– О! – Я проследила полет взглядом. Мобильник без всплеска исчез в воде. Очень накладный способ играть в трансатлантические палочки Винни-Пуха[20]. Я невольно представила наши телефоны в подводной пещере Ариэль, куда Русалочка складывала чудеса с земли, и едва удержалась, чтобы не запеть песню из мультфильма. – Дженни…
– Я извиняюсь, что вела себя с Луизой как стерва, – сказала Дженни, глядя куда-то вдаль. – Не знаю, зачем я сказала… в общем, я не знаю, зачем я все это говорила.
– Ничего, Луиза простит, – заверила я, понятия не имея, простит Луиза или нет. – Каждый иногда говорит что-нибудь не так…
– Она права – перестань меня защищать, – с горьким смехом перебила Дженни. – Ты и сейчас меня защищаешь. Ты как моя мать. Хотя даже родная мама не оправдывала меня, как ты.
У меня не было слов, поэтому я ничего и не сказала. Дженни права, я защищала ее, когда она вела себя совершенно недопустимо.
– Я ей, наверное, завидую, – сказала она с вымученной непринужденностью. – Муж, ребенок, давняя дружба с тобой. В общем, как-то так.
Я постукивала металлом изумрудного кольца по перилам, безуспешно пытаясь вовремя прикусить язык.
– Тебе не нужно завидовать Луизе, – сболтнул он сам спустя ровно три секунды. – Ты успешная, умная, интересная, красивая. Я представить себе не могу, кто из женщин тебе бы не позавидовал.
– Вау! – Дженни связала волосы на затылке в слабый пучок.
– Что?
– Мы с тобой поменялись местами, – Дженни взглянула на меня с недоверчивой улыбкой. – Мы. Представляешь?
Мимо проходили десятки людей – туристы, любовавшиеся видами, жители пригородов, спешившие к вокзалу Ватерлоо, наслаждаясь теплой погодой. Никому не было дела до нас с Дженни и крутых поворотов нашей жизни.
– Знаешь, когда мы познакомились, ты была такой потерянной маленькой девочкой. – Дженни снова улыбалась. – Я думала, ты продержишься недели две, ну, месяц. Решила, что придется с тобой нянчиться, за ручку водить, пока не сбежишь домой к мамочке… Но я сильно ошиблась.
Она заправила прядку за ухо и позволила наконец себе заплакать.
– Ты вцепилась в Нью-Йорк всем, чем могла, и не отпустила. Ты сказала, что хочешь быть автором – и сейчас ты пишешь для журнала. Ты хотела, чтобы у вас с Алексом все получилось – и вот вы женитесь. Тебе нужна была виза, и ты нашла способ ее получить. Ты не позволяла никому и ничему встать у тебя на пути. Ты потрясающая.
– Без тебя у меня ничего бы не получилось, – тихо сказала я. Всегда странно слышать, как кто-то рассказывает тебе твою собственную жизнь, особенно с непривычной точки зрения. – Если бы не ты в начале и в конце каждого дня или на другом конце телефонного провода, я бы ничего не смогла.
– Да сама ты все сделала, – отмахнулась Дженни. – Поверь уже. Брось на минутку свое «О, я такая бестолковая, а счастье просто свалилось мне на голову». Знай: всего, что у тебя сейчас есть, ты добилась сама.
Я поняла, что спорить с Дженни бессмысленно.
– В Нью-Йорке я стояла над открытыми чемоданами, собираясь сюда, и вдруг психанула. Я не знала, что с собой брать. Все казалось неподходящим, не годилось совершенно. Я рассуждала – если Энджи смогла это сделать в Нью-Йорке, почему у меня не получится в Лондоне? Но я не могу. Я не умею поступать правильно, потому что я – не ты. Стоит тебе облажаться, как все фрагменты этой лажи собираются в новую удачную комбинацию, которая играет тебе на руку. Стоит облажаться мне, и моя самая большая любовь женится на другой. Или я теряю работу. В тридцать один год все еще живу с соседкой, как студентка, Господи!
Дженни глубоко вздохнула и принялась звонко щелкать пальцами.
– Что конкретно я сделала, пока ты покоряла Нью-Йорк? Ушла с бездарной работы, поехала в Лос-Анджелес, потерпела неудачу. Вернулась, чтобы работать стилистом. Не получилось. Вынужденно приняла предложение работы от лучшей подруги и запорола все по полной. Помирилась со своим бывшим, а он меня бросил, как тряпку. Встретила прекрасного парня, изменила ему с моим бывшим, который бросил меня в третий раз, женился на новой подружке и теперь настойчиво склоняет меня к встрече, чтобы мы могли – что? – завести поганую интрижку, чтобы он еще полгода морочил мне голову и снова бросил – в тридцать два года, одинокую, без надежды, без опоры, использовал и бросил…
– Так! Прекращай! – Я сильно шлепнула ее по руке, чтобы заставить замолчать. Дженни схватилась за ушибленное место, глядя на меня глазами больного щенка. – Если мы и вправду поменялись ролями, Опрой сейчас буду я, и черт меня побери, если я стану слушать, как ты упиваешься жалостью к себе.
– Это не жалость, а правда! – возмутилась она, нарываясь на новый шлепок. Который и получила. – Перестань меня бить!
– А ты перестань нести всякий вздор!
