Тарвер. Я его знаю. Я знаю…
Он чуть сдвигается, и от шороха его ботинка по камню у меня звенит в ушах. Я хватаю ртом воздух и пытаюсь просочиться сквозь камень. Но ведь я – обнаженная плоть и кости, у меня ничего не выйдет.
Тут он подскакивает, и я отшатываюсь от него: он наставил на меня пистолет – во тьме тускло сверкает холодный металл.
– Что ты такое?
Я не слышу его голоса. Все неправильно. Так не должно…
– Отвечай.
Он так зол… Так испуган. Я помню. Хочу забрать весь его страх.
Но я не знаю как. Его взгляд пригвоздил меня к стене, и я не могу сдвинуться с места. Он словно хочет увидеть меня насквозь, чтобы понять.
Я сглатываю и пытаюсь вспомнить, как говорить.
– Лилиан, – шепчу я. Это имя странно звучит. Я повторяю еще раз, уже чуть громче. – Лилиан.
У него дергается лицо, и он сжимает челюсти. Он наклоняется, размахивая пистолетом.
– Нет, неправда! Она умерла!
Умерла.
Мертва.
– Тарвер. – Я снова пробую назвать его по имени, и в моих устах оно звучит лучше, чем мое собственное. – Я не…
– Замолчи! – Он вскакивает на ноги и смотрит на меня пылающим взглядом. – Ты говоришь, как… как она.
И вдруг я вспоминаю.
– Твоя Лилиан.
В мгновение ока он подлетает ко мне и швыряет к стене. Он держит меня за плечо, и по всей руке разливается боль.
– Не произноси мое имя.
Лицо его – горе и страх.
Я не понимаю, что это моя рука тянется к его лицу.
– Тарвер, это я.
Он убирает руку с моего плеча и касается щеки.
Его прикосновение обжигает. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Горе и злость вытесняют искорку надежды, которая вспыхивает у него в глазах.
– Что ты такое? – повторяет он, но на этот раз шепотом. И я понимаю, что все это время он держал меня под дулом пистолета, но теперь опускает его и бросает на землю.
Лучше бы он нажал на курок. Мне стало бы легче.
Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, но мне хочется сбежать, вернуться во тьму, холод и тишину…
– Я не знаю.
– Вы с мисс Лару интересовались, почему здание было заброшено?
– Да, но так и не поняли.
– Почему?
– У нас не было данных.
– И даже никаких предположений?
– Нам было чем заняться, поэтому мы не строили догадки.
Я должен ее успокоить. Она может быть чем угодно. И способна на что угодно.
Я привел ее обратно в пещеру, и она уже добрых три часа сидит, съежившись в углу. Стоит мне приблизиться, она отшатывается. Когда я хочу подойти, она зажмуривается. Чем бы она ни была, вроде бы она не опасна.
Но не это страшно.
Дело в том, что она выглядит как Лилиан, говорит как Лилиан, и это невыносимо.
Я беру флягу и долго пью. Когда сажусь на каменный пол, у нее замирает дыхание. Мне больно это слышать.
Стараюсь себе напоминать, что она не настоящая, а созданная заново. Не Лилиан. Но есть ли разница? Мысленно спрашиваю я себя.
– Тебе больно?
Я не могу назвать ее по имени.
– Все болит. – Она говорит сдавленным шепотом, пытается выровнять голос, но у нее не получается. – От солнца и воздуха. Как в горах, когда мы выбрались из снега: сначала ничего не чувствуешь от холода, а потом все тело горит.
– Ты знаешь, что происходит?
В моем резком голосе звучит отчаяние. Откуда она знает про горы?!
– Нет, – едва слышно произносит она. – Что ты сделал?
Ничего я не делал. Просто планета нашла еще один способ забавляться с моим разумом.
– Что ты помнишь?
– Не знаю… Ничего, – шепчет она. И через секунду: – Я помню тебя. Твое лицо. Фотографию с тобой и… твоей семьей. Я помню стихи.
Невозможно. Откуда, откуда она может это знать? Господи, если бы только она не говорила, как Лилиан!.. У меня сдавливает сердце. Она до сих пор вжимается в стену, будто хочет просочиться сквозь нее, и трогает живот, прижимая пальцы к месту, где была рана. Но раны нет – только изорванный шелк платья.
– Все хорошо, – шепчу я, ведь она выглядит как моя девушка, и я не могу ничего с собой поделать. Я не хочу, чтобы она боялась. – Я тоже не понимаю, что происходит, но здесь ты в безопасности.
Но так ли это? Она возникла из ничего – вдруг она просто растворится в воздухе? Одно дело сотворить флягу. Но ведь она – человек.
Хотя бы пока она здесь, я буду к ней добр.
– Меня долго не было? – спрашивает она тихим дрожащим голосом.
– Несколько дней.
Несколько дней. Вечность. Не знаю. Тебя до сих пор нет.
Мы снова погружаемся в тишину, каждый думает о своем. Усталость берет верх, и я больше не могу ее перебарывать. Она молча смотрит, как я расшнуровываю ботинки и ложусь на одеяло.
Нет, она не опасна. Хотели бы они навредить мне – воссоздали бы того огромного кота, который загнал Лилиан на дерево.
Да, мне хочется умереть, когда я вижу ее, но она меня не убьет. Я знаю, что человек может умереть, сойдя с ума от преследующих его видений, и сейчас такая смерть кажется мне хорошим выходом.
Она так и сидит, съежившись в углу, и я слышу в темноте ее дыхание. Не представляю, сколько уже прошло времени.
И вдруг она сама заговаривает, и ее голос, эхом отдающийся в темноте, звучит тихо и устало.
– Прости, что покинула тебя.
Я с трудом вспоминаю, что она не настоящая, ведь это создание, чем бы оно ни было, так похоже на Лилиан… И если я всего на миг притворюсь, в этом ведь не будет ничего плохого?..
В темноте проще выговорить то, что я не в силах сказать при свете дня.
– Прости, что позволил тебе поджечь запал. Нельзя было. – Каждое слово будто режет ножом по сердцу.
Я позволил ей зажечь спичку – вот что важно. Я никогда не скажу этих слов своей Лилиан, но лучше сказать их сейчас, чем промолчать.
– Ох, Тарвер… – На мгновение ее голос оживляется и звучит почти весело. От этого у меня разрывается сердце – сильнее даже, чем от ее страха. – Думаешь, ты бы меня отговорил? У тебя бы не вышло.
Я не верю. Я мог на нее рявкнуть. Мог приказать. Приставить к ней пистолет. Только она все равно бы подожгла запал.
Моя глупенькая, упрямая девочка… Но я должен, должен был как-то остановить ее. Но что толку теперь спорить?
– Хочешь есть?
– Нет.
Я тоже не голоден, но впихиваю в себя половину пайка. Все эти дни я разламывал его на кусочки, клал в рот, жевал и глотал. Уже и не припомню, когда в последний раз ел всю порцию, а не половину.
Я спокойно жду, когда придет сон. Она сидит в углу.
Ночью я просыпаюсь всего раз и слышу, как она дышит – но дыхание не размеренное, а значит, она не спит. Но она ничего не говорит – молчу и я.
Когда я просыпаюсь утром, она уже проснулась. А может, и вообще не спала. Но я не могу об этом думать. Она – не моя Лилиан.
Мы завтракаем в тишине. Я машинально разламываю порцию пайка и протягиваю ей. Она берется за другой конец куска. Наши пальцы не соприкасаются.
Она уже выглядит лучше: на щеках пробился румянец, и она чуть меньше дрожит.
Я съедаю немного, а она только надкусывает. Потом мы молча встаем и идем к выходу из пещеры.
Без слов понятно, куда мы потом направляемся.
Когда подходим к ручью и выходим на тропинку, ведущую к поляне, она откашливается.
– Я думала, с этим платьем покончено. Я же его выбросила.
– Да, я тоже, – отвечаю я. Она напугана, но старается вести себя нормально. – Когда я о тебе думаю, ты всегда в этом платье.
Перед мысленным взором, как вспышка, возникает родительский дом. Они показали его таким, каким я его всегда вспоминаю: повсюду цветы. Не потому ли на ней зеленое платье? Потому что этот образ закрепился у меня в памяти?
– Правда? – тихо говорит она почти без удивления. – Даже обидно. – Но потом в ее голосе слышится ужас: – Их ведь теперь, наверное, два.
– Не думай об этом, – быстро говорю я, но поздно: теперь и у меня те же мысли.
Первая комната, из-за того что в здании снесло стену, на открытом воздухе. Мы забираемся внутрь через разрушенный проход. Обломки хрустят под ботинками.
Я видел сотни таких помещений: при входе предусмотрена комната для часового, если он нужен, или обычная прихожая, где можно оставить грязную одежду.
Через внутреннюю дверь мы попадаем в комнату побольше, заставленную мониторами и шкафами для документов. Внутри темно: свет туда проникает снаружи, из разрушенного входа. Здесь когда-то случился пожар, и по полу разбросаны обгоревшие документы. Еще я замечаю целые распечатки: некоторые запихнули в мусорные корзины – видимо, там огонь уже их не достал, и они не превратились в пепел.
Интересно, были ли в них ответы на наши вопросы: откуда, к примеру, взялись зеркальная луна в небе или огромный кот – им здесь не место.
– Эти провода подсоединены к генератору или другому источнику питания. – Девушка стоит возле связки проводов, которые уходят под пол. Она подходит к автоматическим выключателям, встроенным в стену, открывает дверцу и щелкает по кнопкам. На мгновение мне вспоминается, как она разъединяла провода ногтями в спасательной капсуле и, замкнув их, отсоединила ее от корабля.
