– Мы не могли раньше встречаться? – Она кажется мне чем-то знакомой, и я уверена, что уже где-то видела эту улыбку.
– Я не смела надеяться, что Ваше Величество меня запомнит, – отвечает женщина, и в ее произношении я ясно слышу акцент из Линкольншира. – Мой отец, сэр Уильям, служил у вашего свекра, лорда Боро, в Гейнсборо, и меня часто звали в парадную залу, когда вы устраивали там праздники и танцы. Я всегда приходила на Двенадцать дней Рождества и на Пасху. Только я была тогда маленькой… удивительно, что вы меня узнали сейчас.
– Ваше лицо показалось мне знакомым.
– Вы были самой образованной молодой леди, которую я когда-либо видела, – признается она. – Мы разговаривали только один раз, и тогда вы мне сказали, что читаете на латыни вместе с вашим братом. И тогда я поняла, что женщина тоже должна учиться, что она может это делать. Это и направило меня на тот путь, который привел к изучению и запоминанию Библии. Вы стали моим вдохновением.
– Если наш разговор дал такой результат, я рада, что мы тогда поговорили. Ваша репутация евангелиста идет впереди вас. Как думаете, вы сможете проповедовать у нас?
Она наклоняет голову:
– Я могу лишь рассказать вам о том, что я прочитала и что узнала за это время.
– А вы прочитали больше, чем я и эти образованные дамы?
Она мило, но с уважением улыбается.
– Очень в этом сомневаюсь, Ваше Величество, ибо я смогла читать свою Библию, только когда мне ее дали, а у меня частенько вырывали ее из рук. Мне пришлось бороться за понимание, а у вас у всех была возможность не только читать самим, но и слушать признанных учителей слова.
– Ее Величество сама пишет книгу, – хвастливо перебивает ее Нэн. – Его Величество попросил ее перевести молитвы с латыни на родной язык, чтобы потом дать их народу. Она работает над этим переводом с самим королем, и с великим ученым Томасом Кранмером, и вместе они составляют молитвенник на английском.
– Значит, это правда? – требует ответа Анна. – В церквях будут молиться на английском? И наконец, после всех этих лет, мы сможем узнать, что же именно они говорят?
– Да.
– Слава Богу, – просто говорит она. – Вам дано великое благословение взяться за такой труд.
– Только литургию своему народу дарует сам король, – уточняю я. – Томас Кранмер проделывает всю работу, я лишь помогаю.
– Как же я буду рада наконец прочитать молитвы, – со страстью говорит она. – А Господь будет рад их услышать, потому что Он должен слышать их все, от всех народов, на всех языках, даже произнесенные без слов.
Меня заинтриговали ее слова.
– Вы считаете, что Всевышний, даровавший нам Слово, слышит молитвы, произнесенные без слов? Или подуманное, но не произнесенное?
– Должно быть, так, – подтверждает она. – Он понимает мои мысли, даже те, что едва успели прийти мне на ум и которые я еще не облекла в слова. Он понимает мои молитвы, даже когда в них одни бессловесные призывы к Нему, как квохтание курицы при виде мясника. – Потом она решает уточнить свою мысль. – Я хочу сказать, что, если Господь заботится о птицах небесных, значит, он знает, что думают и чувствуют птицы. Значит, он должен знать, что думаю и чувствую я, когда начинаю квохтать. Он понимает притчи и простые истории, раз Его сын говорил притчами и простыми историями на том языке, на котором тогда говорили в Вифлееме.
Я улыбаюсь, но эти слова меня потрясли. Мне не приходило в голову, что Господь понимает язык и говорит на нем еще до того, как тот облекается в слова, уже тогда, когда зов или молитва только рождается в сердце. И мне нравится мысль о том, что Он понимает наши молитвы, даже если мы похожи на квохчущих куриц, клюющих зерна у Его ног.
– Вы пришли к этому пониманию самостоятельно? – спрашиваю я. – Или вас обучали дома?
Анна выпрямляется, кладет руку на мой стол, и я понимаю, что именно это и есть ее проповедь: слова, произнесенные от сердца, свидетельство о присутствии Слова Божьего в ее жизни.
– Я училась вместе с братьями, пока они не отправились в университет, – начинает она. – У нас в доме приветствовали образование, но не вполне обладали им. Отец служил у вашего супруга, короля, пока был молод. Когда мне исполнилось шестнадцать, он выдал меня замуж за соседа, Томаса Кайма, и у нас родилось двое детей. А потом он назвал меня еретичкой и выгнал из дома, потому что я читала Библию, которую король Генрих в его бесконечной мудрости даровал всему своему народу.
– Сейчас ее дозволено иметь только дворянам и приближенным короля, – предупреждает ее Нэн, быстро бросив взгляд на закрытую дверь. – Но не таким женщинам, как вы.
– Библия была дарована нашей церкви и хранилась в ней в специальной комнатке, где самые бедные наши прихожане могли прийти и почитать ее, если умели читать, – отвечает ей эта удивительная молодая дама. – Нам было сказано, что эта Библия предназначалась людям, чтобы те читали ее, и что сделано это было самим королем. Благослови его Господь! Лорды и принцы от церкви, считающие себя превыше всех остальных, забрали ее у нас.
– Куда же вы пошли, – спрашиваю я, – когда муж выгнал вас из дома?
– В Линкольн, – с улыбкой отвечает она. – Сидела на задних рядах великого собора, держала в руках Библию и читала на глазах у всего прихода и непросвещенных паломников, целующих пороги храма, чтобы вползти внутрь на коленях. Бедные люди, они стучали значками паломников, прикрепленными к их одеждам, о полы, но считали ересью чтение Слова Божьего женщиной в его церкви. Вы только подумайте! Считать ересью чтение Библии верующим в церкви! Я читала ее вслух каждому входящему и выходящему из собора, покупающему или продающему милости Господни, обменивающим значки паломников и реликвии, всем юродивым и нищим. Я читала им Библию, дабы показать, что единственный путь спасения лежит не через разбивание лбов и стирание коленей, не через обретение фляг со святою водой или листков с непонятно как записанной молитвой, прикрепленной к одежде, и не через обладание кольцами избранных или целование подножья статуй. Единственный путь к Богу лежит в Его святом Слове.
– Вы очень смелая женщина, – замечаю я.
Она улыбается мне в ответ.
– Нет, я очень простая женщина. Если я что-то понимаю, то это знание накрепко селится в моем сердце. А поняла я следующее: мы должны читать и узнавать Слово Божье. Оно, и только оно, дарует нам жизнь вечную. А все остальное: угрозы чистилищем, обещание прощения грехов за сдельную плату, кровоточащие статуи и источающие мирт картины – все это изобретения церкви, которые далеко отошли от того, что сказано в Слове. Ибо в нем написано для меня и для всех тех, кто стремится познать истину и жить в ней, отвратясь от человеческого маскарада. Церковь больше не устраивает театрализованных представлений раз в году, теперь она разыгрывает их ежедневно. Все в ней теперь посвящено вымыслу и представлению, но истина есть только в Библии, и, кроме Библии, ничего не существует.
Я киваю. Эта женщина говорит просто, но она абсолютно права.
– Так я попала в Лондон и говорила перед знатными людьми этого города. Мне помог мой брат, а моя сестра, миссис Джейн Сент-Пол, замужем за человеком, служащим у герцогини, – она кланяется Екатерине Брэндон, которая кивает ей в ответ. – Я нашла безопасный дом с честными людьми, которые разделяют мои мысли. Я слушала проповеди и говорила с разными учеными людьми, гораздо более умными, чем я. А один хороший человек, проповедник, которого Ваше Величество может знать, познакомил меня с другими хорошими людьми.
Едва слышимый вздох Нэн дает мне знать, что она уже сталкивалась с этим именем. Я вопросительно смотрю на нее.
– Он свидетельствовал против королевы Екатерины, – тихо отвечает она.
– Я познакомилась с людьми, вхожими ко двору, – продолжает Анна, оглядываясь и улыбаясь. – С леди Денни и леди Хертфорд. И с другими людьми, слушающими евангелистов и приветствующими реформы церкви. – Она делает глубокий вдох. – А потом я пошла в церковь и получила развод.
Нэн вскрикивает от удивления.
– Как? Как вы могли?
– Просто пришла в церковь и сказала, что раз уж мой муж – сторонник традиционной церкви, а я – реформатор, то и клятвы, которые мы давали у алтаря, имели разное значение для каждого из нас. Мы не объединяли своих судеб в одной Церкви, и истинный Бог не имел никакого отношения к тем клятвам, которые меня заставили принести на языке, которого я не понимаю. А раз так, то и брак наш следует считать недействительным.
– Госпожа Анна, женщина не может расторгнуть брак по своему желанию, – протестует Екатерина.
Мы с Нэн обмениваемся быстрыми взглядами. Жена нашего брата сбежала от него, и король позволил ему получить развод так, словно это был великий дар. Король является главой церкви, и вопросы заключения и расторжения брака находятся в его ведомстве, женщина не может решать их сама.
