А потом я заметила особую полку. Примерно на уровне глаз, не забитая и не заваленная хламом, как остальные. Оазис чистоты. На ней стояли детские книги с картинками, толстая белая свеча, которую не раз зажигали, судя по черному фитилю в оплавленном кратере воска. А рядом – самая грустная вещь в этом доме: почерневшие, изломанные остатки детской металлической машинки. Игрушки, которую сын Томаса держал в руках в день своей смерти. Я стояла и плакала, прижав руки к груди, сложив пальцы в подобие птичьих крыльев. Рядом с поломанной игрушкой стояла фотография в рамке, с которой мне улыбался темноволосый малыш. Этан.
Я не имела никакого права врываться сюда и видеть эту часовню, где Томас хранил память о сыне. Я дико оглянулась, уставившись на проклятую кровать рядом с проклятым камином. Если я передвину ее, Томас поймет, что я здесь была. Но если не передвину, меня будут преследовать кошмары о том, как он сгорает заживо.
– Двигай, – сказала я себе вслух. – Двигай, пусть он разозлится на тебя. Это может спасти ему жизнь. А остальное не важно.
Я схватила кровать за ножку и начала тянуть.
Час спустя я вымоталась, все тело болело, и меня не покидала мысль о том, что никакой невроз не оправдает такого вот вторжения в чужое жилище. Но я вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Кровать теперь стояла под полками, а на ее месте напротив камина стояли стул и алюминиевый стол.
Солнце нырнуло за серо-синюю тучу. Холодный ветер хлестнул меня по лицу. Давно пора было возвращаться, но я не могла уйти, не оставив какого-нибудь извинения, чего-то, что говорило бы: «Я друг, а не чужак».
За лугом начинался лес. Я подбежала к молодой сосенке, наломала веток, отнесла их к хижине. Остатками стальной проволоки, которую Томас натягивал в винограднике, я связала ветки в венок. Выудила гвоздь из коробки с его запасами, взяла молоток Томаса и вбила гвоздь чуть выше центра двери.
– Выкуси, Альберта, – пробормотала я.
И повесила на гвоздь свое рождественское украшение. Зеленые ветки на проволочном каркасе. Этого было мало для извинения. Я стянула с головы шарф. Он был цвета темного зимнего пледа, красно-коричневого с золотом – древние английские рождественские цвета. Я затянула его поверх сосновых веток, завязала бант и отступила на шаг. Марта Стюарт гордилась бы мной.
Зато к тому времени, как я довела трактор до фермы, мое собственное настроение упало. Ну о чем я только думала? Приближалась ночь. Альберта, Мэси и их команда стояли возле своих машин. Явно ждали свой дорогой трактор, без которого не могли уехать на ночь.
– Мы волновались, – сказала Мэси, когда я спрыгнула на землю. – Ты в порядке? Что случилось с твоим шарфом?
Я вздрогнула вместо ответа и прикрыла перчаткой правую половину лица.
– Извини, что получилось так долго. Увидимся утром. Спокойной ночи.
Когда я проходила мимо Альберты, та привычно хрюкнула и сказала:
– Дай угадаю. Ты потеряла свой дурацкий шарф, и все это время искала его в лесу.
Я обернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
– Есть много способов справиться с личными страхами в повседневной жизни. Каждый справляется, как может. Ты же ведешь себя так, словно заслужила право издеваться над другими людьми и судить их. Так вот, ни у кого нет такого права. И от человека, который прошел сквозь то, что пережила ты, я ожидала большего сострадания или хотя бы достоинства. А ты сплошное разочарование, Альберта, но это твоя проблема, не моя. – Я перевела дыхание. – Короче говоря, начнешь сейчас со мной собачиться, и я провалю тебе голову твоим же молотком. С гвоздями у меня пока не получается, зато я точно не промахнусь по твоей тупой башке.
И я ушла в дом, печатая шаг.
Впервые на моей памяти Альберта не нашлась что сказать.
И это немного утешало.
Томас
За несколько дней до Рождества я стал звездой коктейльной вечеринки, которую устроили Джон и Моника. Их мини-особняк сиял синтетическими гирляндами и шелковыми цветами. Все было красиво, чисто и безопасно в этом мирке денег и собственности. В широком окне фойе светилась электрическая менора, рядом сияла рождественская елка, для дизайнера которой белый цвет явно был фетишем. Белые гирлянды, белые игрушки, белые цветы. Из встроенной музыкальной системы Бинг Кросби пел «Белое Рождество».
В мою деревенскую честь друзья брата явно договорились устроить вечеринку в стиле «диких туристических гуляний». Все, даже женщины, были одеты в твид и хлопок, и, несмотря на заоблачную стоимость, одежда смотрелась очень просто. Что до меня, я нарядился по последнему писку моды Кроссроадс – кроссовки, вельветовые брюки и древний пуловер «Джерри Джеф Уолкер», который выменял у Санты на пять бутылок «Смирнофф». На груди было вышито название известной «К стенке маму реднека», но Санта, как истинный джентльмен, вытравил «маму» отбеливателем, оставив только «К стенке реднека».
Все глазели на меня так, словно я был миссионером, вернувшимся с тяжкой работы среди дикарей. Я глотал слабый коктейль и притворялся, что не хочу забраться в горы с бутылкой «Абсолюта».
– Насколько я понял, ты живешь в той самой области Аппалачей, где поймали Эрика Рудольфа, – поинтересовался банкир в свитере от Ральфа Лорена, потягивая импортное пиво. – Это правда, что люди в горах поддерживали этого террориста?
– Нет, большинству не нравилось, что по их лесу разгуливает убийца. – Пайк помогал ФБР выслеживать Рудольфа, а все в Ков радовались его аресту.
– Но они до сих пор замкнутые и стараются держаться племенами?
– Не больше, чем любое братство в колледже. – Я опрокинул еще бокал содовой – не диетической, а с кофеином, крутая штука. До того как я осел на Юге, я тоже легко верил в стереотипы. Угрюмая темнокожая женщина тронула меня за локоть.
– А ты встречал группы этих… «клановых» людей в остроконечных шляпах?
Я улыбнулся.
– Только Шрайнеров. А еще добровольцы пожарной службы надевают эльфийские шапочки на рождественский маскарад.
Брокер в цветастом халате – мужчина, между прочим, – прошептал:
– Так скажите, вы видели там проповедников со змеями и альбиносов с банджо?
– Нет, я в основном общаюсь с растаманами и лесбиянками, которые поют фолк.
Внезапно толпу растолкал Дэвид. Уставился на меня с восхищением, которое бывает только в шесть лет.
– Нам звонит Санта! Он хочет поговорить с тобой!
Мой Санта, Джо Уиттлспун, не был, конечно же, Сантой Дэвида, святым Николаем, но меня испугало то, что Джо вообще решил позвонить мне в Чикаго. Дэвид схватил меня за руку и ткнул пальцем в сторону портативного телефона на столике под торшером.
– Бери трубку! Он звонит с Северного полюса!
Я зашагал к телефону, но Дэвид опередил меня и нажал кнопку громкой связи.
– Санта, вот мой дядя!
– Томас, это ты? – глубокий рык Джо загремел по комнате.
Желудок сжался в комок.
– Что случилось?
– Я ходил к твоей хижине, как обещал, проверял все ли в порядке. В общем, кто-то украсил твою дверь к Рождеству и… э-э-э… когда я заглянул внутрь… у тебя переставили мебель.
– Что-то пропало?
– Нет. Пайк приезжал и тоже смотрел, не нашел ничего плохого… просто это странно, знаешь ли.
– Давай уточним. Ничего не украдено, но мебель переставлена и кто-то украсил мою дверь.
– Ага. «Декорировал» твой холл сосновыми ветками и бантом из шарфа. – Он рассмеялся. – Ты стал жертвой праздничного бандита.
– Подозреваемые есть?
– Нашли по горячим следам. Дельта пустила слух в своем кругу, преступник чистосердечно признался, как только его спросили.
– И кто это?
– Кэтрин Дин.
Кэти? Кэти.
– Кэти переставила мою мебель и украсила дверь? Зачем?
– Сказала, что это ваши с ней личные дела. Что она не хотела ничего плохого. Смущалась очень. Может, у нее пунктик на фэн-шуй. Я знаю только, что Кэтрин Дин захотела переставить твою кровать – и переставила. На твоем месте я балдел бы. Она, судя по всему, «вьет гнездо». Хочет тебя. Хочет в твою кровать. Ну, может быть, еще она надеялась, что ты войдешь, споткнешься с непривычки и свалишься на пол. Что-то вроде ловушки на кабана.
Кэти передвинула мою кровать. Ее руки касались моих простыней. Простыней, на которых я оставил пятна в ее честь в ночь перед отъездом в Чикаго. Пришлось опустить руку и одернуть рубашку, чтобы спрятать эрекцию. Пора заканчивать публичный разговор.
– Кэти в порядке?
– Да, просто ноет и капризничает. Женские штучки.
– Я перезвоню.
– С Рождеством, Санта! – закричал Дэвид. – А я получу нового Робосапиенса с лазерными глазами?
– Конечно, карапуз. Томас, он что, слышал?
– И слушает.
– Ой. Пока.
– Пока.
