– Сказал, – выдавила я. – Он рассказал о состоянии тела и о том, что это не было случайное убийство. Но как его могли застать врасплох? Как он оказался в Тибре?
Несмотря на траурные одежды, выражение лица Чезаре было не скорбное, а задумчивое. Он словно размышлял о судьбе постороннего человека.
– Хуан в тот вечер был со мной, – наконец сказал он.
Я так резко натянула поводья, что моя кобыла протестующе мотнула головой.
– Он был с тобой?..
– Это не тайна. – Чезаре кивнул. – Бо́льшую часть дня мы провели вместе. Сначала, как обычно, были в распоряжении отца, потому что… потому что Хуан чувствовал потребность ходить за нами тенью. Все, что я говорил, вызывало у него подозрения, и больше всего – я сам. Теперь, после смерти короля Феррантино, я должен вернуться в Неаполь. – Он горько улыбнулся. – Тяжкий труд – управление этим королевством на скале. Сколько королей Неаполя сменилось за то время, что отец сидит на папском престоле? Два? Три? Как бы то ни было, престол теперь наследует Федерико Арагонский, дядюшка нашего покойного Феррантино… Кто-нибудь умеет различать этих неаполитанцев? Отец хочет, чтобы я присутствовал на коронации в качестве нашего легата.
Я посмотрела на него с недоумением и ужасом. Он говорил так, будто ничего не случилось, будто нашего брата не убили и его тело не положат вскоре в могилу. Я собиралась сказать об этом, но тут вспомнила, что говорил Хуан: он убил бы Чезаре без малейших угрызений совести.
– Значит, ты весь день был с Хуаном. А потом?
– Вечером мы вместе пообедали. С нами был и кардинал Монреале. Потом мы с Монреале вернулись в Ватикан, а Хуан сказал, что у него дела. Мы решили, что он идет к куртизанке или в одну из грязных таверн, которые любил посещать. Поскольку час был поздний, я посоветовал ему принять меры предосторожности. Он явно внял моему совету, потому что при нем были меч и слуга. На Пьяцца дельи Эбреи они встретили какого-то человека в маске – головореза, которого Хуан, вероятно, нанял как телохранителя. Хуан оставил своего слугу ждать на пьяцце, а сам ушел с человеком в маске.
– Пьяцца дельи Эбреи? Это не рядом с палаццо кардинала Сфорца?
– Так оно и есть. – Безразличный тон Чезаре не изменился, но я вздрогнула всем телом. – Мы знаем, что встреча произошла на той пьяцце, потому что там мы нашли слугу – с несколькими ножевыми ранениями и полумертвого. Он нам рассказал о человеке в маске. Когда отец узнал об этом, то приказал проверить все места, где мог находиться Хуан. В конечном счете на тело нас вывел лодочник-далматинец, который ловил рыбу у Понте ди Рипетта. Он сказал, что вскоре после полуночи увидел двух человек и третьего – на коне. На крупе лежало завернутое в плащ тело. Они сбросили тело в реку, накидав в плащ камней, чтобы оно утонуло. Но они не очень старались. Во время отлива наши стражники вытащили тело Хуана – оно запуталось в камышах. Не найти его было невозможно, хотя лодочник утверждает, что видел, как таким же образом избавлялись от сотен тел, но никто прежде не искал утопленников. – Чезаре вздохнул. – Кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы тело было найдено. Вероятно, его убили вскоре после того, как он покинул пьяццу, – шли за ним по пятам, так сказать. И его убийство было спланировано заранее.
Меня пробрала дрожь ужаса. Кто мог стоять за этим деянием? Кто осмелился выследить в ночи папского сына и зверски его убить? Девять ран, вдруг подумала я. Девять! Ровно столько месяцев требуется для того, чтобы плод созрел в чреве и ребенок появился на свет…
– Вероятно, они знали, что Хуан придет туда, – добавил Чезаре, и я, испуганная, снова стала слушать. – Они ждали его в засаде. Если он нанял человека в маске для охраны, то пользы ему это не принесло. Человек в маске либо убежал во время нападения, либо сам был участником заговора.
– Кто-нибудь знает этого человека?
Тут мне вспомнилось, как я посещала Чезаре в его палаццо, когда он болел. Когда Микелотто пришел за мной, на нем была маска. Правда, многие ночью в Риме надевают маску; ею пользуются и преступники, и богатые модники – надушенная маска спасает их ноздри от запаха гнили в воздухе. Это не означало… не могло означать, что…
– Это мог быть кто угодно. – Чезаре пожал плечами. – Город наводнен наемниками. Изуродованный кондотьер, который правит свое ремесло в темных проулках, как многие другие, мог прикинуться ищущим работу телохранителем и таким образом завоевать доверие Хуана. Наш брат вечно водился с негодяями, якшался с самыми отъявленными мерзавцами, какие есть в Риме. Вряд ли мы найдем убийцу, если он еще жив, – и он не единственный, кого мы подозреваем. Обвинения стали появляться, когда еще не обсохло выловленное тело. – Он повернулся ко мне с холодной улыбкой. – Кажется, возможным преступником называют и твоего мужа.
Я с трудом, но выдержала его взгляд, чтобы он не почувствовал подозрения, зревшего во мне.
– Джованни? Как это может быть? Он же в Пезаро.
– У нас есть другие сведения. Не так давно один из наших информаторов сообщал, что человек, отвечающий описанию Джованни, проскользнул в палаццо кардинала Сфорца. Возможно, Хуан собирался встретиться с ним там. Не исключено, что этим незнакомцем в маске и был Джованни, хотя такие уловки слишком уж очевидны для его ограниченного интеллекта. Но, как ты говоришь, та пьяцца расположена рядом с палаццо Сфорца. Если Джованни прятался в Риме и не хотел, чтобы об этом кто-то знал, то где ему еще быть? Но сейчас его там нет. Мы обыскали палаццо. Он теперь явно на пути в Пезаро. – Чезаре помолчал, вглядываясь в меня с любопытством, которое вызывало у меня беспокойство. – Ты не видела Джованни после его ухода? Кардинал Сфорца сильно волновался, когда ему задавали вопросы. Утверждал, что после своего трусливого бегства Джованни и близко к городу не подходил.
– Нет, – прошептала я. Проглотив комок в горле, смогла говорить громче. – Нет, я его не видела.
– Ну вот, значит, как получается. Сообщение информатора, нанятого нами, вряд ли может считаться свидетельством, и если никто не видел его в Риме в то время, то…
– Он бы никогда этого не сделал, – оборвала я Чезаре неожиданно для себя и поморщилась, когда постаралась придать скептицизм собственному голосу. – Джованни и Хуан дружили. Они любили друг друга. Все это знали. Какой смысл Джованни его убивать?
Чезаре хохотнул:
– Да, мы оба знаем, как они любили друг друга. Я тоже так думал: не договорился ли Хуан о встрече с Джованни – о любовном свидании? Все возможно. – И опять он уставился на меня своим пронзительным взглядом. – Вообще-то, из этого может что-нибудь получиться. Если ты скажешь отцу, что видела то, что происходило тем вечером между ним, Хуаном и Джулией, это точно избавит нас от проволочек с аннулированием твоего брака. Одним арестом мы сможем доказать, что Джованни не только извращенец, который ни разу не пришел в постель к своей жене, но и ревнивец, который убил Хуана. Не то чтобы наш брат оставался кому-нибудь верен. Он переспал с половиной Рима, если верить слухам.
Я была в ужасе.
– Но Джованни никогда бы… у него не было оснований, чтобы…
Чезаре, резвый, как хищник, бросился ко мне, выхватил поводья из моих рук и подтянул моего скакуна к своему. Так близко, что наши бедра соприкоснулись. Позади раздался звон шпор: охрана, как и мы, резко остановила своих лошадей, чтобы сохранить дистанцию.
– Что ты знаешь о Джованни и о том, что бы он сделал? – прошипел Чезаре. – Почему ты защищаешь это ничтожество, если, по твоим собственным словам, ты рада избавиться от него?
– Я его не защищаю. Я никого не защищаю! – Моя злость прорвалась наружу. – Убери руки!
Он отпустил мои поводья. Запульсировала жилка на его виске. Он что-то скрывал. Внутри снова поднялся рвотный спазм, напоминая о моем злополучном состоянии.
– Джованни, может, и ничтожество, но он бы никогда не отважился на такое, – сказала я, чувствуя вкус желчи во рту. – Он отчаянно боится потерять расположение папочки. Он бы никогда не пошел на это, пока надеется сохранить наш брак.
– Да? – Чезаре поедал меня глазами. Я хотела отвернуться, но понимала, что, если сделаю это, он тут же поймет: и я тоже что-то скрываю. – Если я верно помню, то твой муж не только трахал Хуана – или наоборот? – но еще и приказал отрубить руки собственному секретарю за участие в твоих интригах. Я уж не говорю о том, что мы собираемся обвинить его в импотенции. Мне представляется, человек, так прочно загнанный в угол, способен на что угодно.
Сомнения одолевали меня. Я вспоминала, как грубо Джованни напал на меня, вспоминала презрение, которым удостоил его Хуан за неудачу, и как выгнал его с угрозами. Подчинился ли Джованни или только сделал вид, а сам остался в городе и стал готовить месть, опасаясь, что выяснится его роль в моем изнасиловании? Хуан доказал, что заботится только о себе, более того, он был единственным свидетелем. Если Джованни заплатил за смерть Хуана, то подтвердить это могло только мое слово против его. Он мог возразить против обвинения в своей супружеской несостоятельности и потребовать моего обследования повивальными бабками, чтобы подтвердить мою девственность. И тогда всей Италии станет известно, что на самом деле я…
