Ознакомительная версия.
– Спасибо. – Я устремляю на него полный благодарности взгляд и иду к душевым. Неожиданно из клубов пара появляется фигура.
Это Дин, и я вижу его пенис тоже.
– Привет, Уэллси, – бросает он и, нимало не смущенный моим присутствием, как будто мой приход – самое обыденное явление, идет к своему шкафчику.
Я иду дальше, решая, закрывать мне глаза или нет. К счастью, кабинки снабжены низкими, как в салуне, дверцами. По мере того как я продвигаюсь вглубь, вслед мне поворачиваются и головы. Одна голова принадлежит Берди, и глаза у него едва не лезут на лоб, когда я прохожу мимо.
– Ханна? – лепечет он.
Я игнорирую его и иду дальше, пока не замечаю знакомую спину. Я вглядываюсь в нее и убеждаюсь: да, золотистая кожа, татуировка, темные волосы. Это точно Гаррет.
При звуке моих шагов он поворачивается и изумленно таращится на меня.
– Уэллси?
Я подхожу к дверцам, грозно смотрю на Гаррета и кричу:
– Да как ты мог?!
Гаррет
Я улыбаюсь как городской дурачок. Хотя сейчас не самое подходящее время, чтобы улыбаться как городской дурачок, потому что я стою голый в душевой, полной голых мужиков, а моя девушка испепеляет меня взглядом. Но я так рад видеть ее, что просто не могу управлять мышцами лица.
Я любуюсь ею. Ее прекрасным лицом. Темными волосами, собранными в «хвост» под розовую резинку. Пылающими гневом зелеными глазами.
Как же она хороша, когда злится на меня.
– Рад видеть тебя, детка, – весело говорю я. – Как прошли каникулы?
– Хватит паясничать. И не спрашивай о каникулах! Не собираюсь ничего тебе рассказывать! Ты этого не заслужил! – Ханна грозно смотрит на меня, потом переводит взгляд на ребят в соседних кабинках. – Парни, ради всего святого, заканчивайте поскорее и катитесь отсюда подальше! Я устрою разнос вашему капитану.
Я сдерживаю смешок, но он все же вырывается наружу, когда мои товарищи, словно по команде сержанта-инструктора, вытягиваются по стойке «смирно», а потом закручивают краны и берут полотенца. Через секунду мы с Ханной остаемся одни.
Я выключаю воду и поворачиваюсь к ней лицом. Дверцы кабинки скрывают нижнюю часть моего тела, но если бы Ханна заглянула за нее, то увидела бы мой быстро твердеющий член, который безумно рад встрече с ней.
Однако она никуда не заглядывает. Она продолжает сверлить меня взглядом.
– Ты установил в кампусе закон «руки прочь»? Ты издеваешься надо мной?
Я не испытываю даже намека на раскаяние.
– Ну да, я это сделал.
– Господи. Ты нечто. – Она качает головой. – Гаррет, кто так поступает? Ты что, ходил по кампусу и говорил всем парням, чтобы они не прикасались ко мне, иначе ты надерешь им задницы?
– Я не говорил так всем. Думаешь, у меня есть для этого время? – Я лучезарно улыбаюсь. – Я сказал об этом нескольким основным и позаботился о том, чтобы информация дошла до остальных.
– Что, если я не принадлежу тебе, то не должна принадлежать никому? – мрачно говорит она.
Я пожимаю плечами.
– Ну, ты делаешь из меня безумца. Но я не психопат, детка. Я сделал это ради тебя же.
У нее отвисает челюсть.
– Как у тебя хватает наглости утверждать такое?
– Но ведь ты влюблена в меня и не хочешь встречаться ни с кем другим. Просто я боялся, что ты будешь упорствовать, чтобы подкрепить свою брехню действиями, поэтому и принял некоторые превентивные меры. – Я опираюсь рукой о дверцу. – Я знал, что ты будешь жалеть, если начнешь встречаться с кем-нибудь, что ты будешь чувствовать себя последней стервой, когда придешь в себя, вот я и решил избавить тебя от душевных мучений. Всегда рад помочь.
Секунду на ее лице отражается искреннее изумление.
Затем Ханна разражается хохотом.
Господи, как же я скучал по ее смеху. Мне дико хочется перегнуться через дверцу и зацеловать Ханну до смерти, но я себе этого не позволяю.
– Что здесь происходит, черт побери?
Ханна аж подпрыгивает, когда в душевой появляется тренер Дженсен.
– Приветствую, тренер! – Я высовываю голову из кабинки. – Это не то, что вам кажется.
Его темные брови сходятся на переносице.
– Мне кажется, что ты моешься в душе на глазах у своей девушки. В моей раздевалке.
– Ладно, это и в самом деле то самое. Но, честное слово, все это исключительно корректно. Ну, если не считать, что я голый. Только не волнуйтесь, никакой гадости не случится. – Я улыбаюсь ему. – Я пытаюсь вернуть ее.
Тренер открывает рот, закрывает его и снова открывает. Я не могу понять, весело ему, или он взбешен, или готов вообще умыть руки. Наконец он кивает и выбирает третий вариант.
– Продолжай.
Качая головой, тренер уходит, а я поворачиваюсь к Ханне и вижу, что она собирается сбежать.
– Эй, нет! – кричу я. – Не уходи, Уэллси. – Я хватаю полотенце, закрепляю его на талии и вылетаю из кабинки. – Не убегай от меня.
– Я пришла наорать на тебя, – говорит она, глядя в пол. – Я наорала, так что…
Она охает, когда я мокрыми руками обхватываю ее лицо и заставляю посмотреть на меня.
– Отлично, ты наорала. А теперь я хочу поговорить, поэтому ты никуда не уйдешь.
– Я не хочу разговаривать.
– Ты у нас крутая. – Я вглядываюсь в ее искаженное мукой лицо. – Почему ты порвала со мной?
– Я уже объясняла…
– Я помню, что ты говорила. Я и тогда не поверил тебе, не верю и сейчас. – Я тверд в своем решении все выяснить. – Так почему ты порвала со мной?
С ее губ срывается дрожащий вздох.
– Потому что для меня все было слишком быстро.
– Чушь. Почему ты порвала со мной?
– Потому что хотела встречаться с другими.
– Еще одна попытка. Почему ты порвала со мной?
Она не отвечает. Меня охватывает разочарование, и я целую ее. Я целую Ханну грубо, отчаянно. В моем глубоком, жадном поцелуе изливаются все те дни и недели тоски. Нам обоим трудно дышать, но Ханна не отстраняется. Она целует меня в ответ с не меньшей страстью, и ее пальцы вцепляются мне в плечи так, будто она тонет в бушующем море, а я ее единственная надежда на спасение.
Вот так я выясняю, что она все еще любит меня. Вот так я выясняю, что она тоже скучала по мне. И именно поэтому я отрываюсь от нее и шепчу:
– Почему ты порвала со мной?
Она смотрит на меня с невыразимым страданием. Ее нижняя губа дрожит, и я уже начинаю думать, что она так и не ответит мне. Я начинаю думать…
– Потому что так сказал твой отец.
Эти слова едва не сшибают меня с ног. Придя в себя от шока, я изумленно смотрю на нее. Я никак не могу осмыслить услышанное.
Я сглатываю. Потом еще раз.
– Что?
– Твой отец потребовал, чтобы я порвала с тобой, – признается она. – Он сказал, что если я этого не сделаю, он…
Я поднимаю руку, призывая ее замолчать. Я слишком потрясен, чтобы слушать дальше. И слишком взбешен. Я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и прочистить мозги, затем провожу рукой по мокрым волосам.
– Мы поступим следующим образом, – тихо говорю я. – Ты подождешь снаружи, пока я оденусь, потом мы с тобой пойдем… мне безразлично куда, к тебе, ко мне, куда угодно. Мы пойдем куда-нибудь, и ты расскажешь мне, что тебе наговорил этот сукин сын, слово в слово. – Я делаю еще один вздох. – Ты расскажешь мне все.
* * *Ханна
Гаррет не произносит ни слова, пока я пересказываю о том, что произошло между мной и его отцом. Мы пошли ко мне, потому что от стадиона до моего корпуса было ближе, чем до дома Гаррета, а он слишком спешил. Все время, пока я рассказываю, он стоит надо мной со сложенными на груди руками, хмурится и внимательно слушает.
Я не могу остановиться. Я слово в слово повторяю угрозы его папаши. Я объясняю, почему поддалась на шантаж. Я умоляю его понять, что я сделала это исключительно из любви к нему.
И пока я все это говорю, Гаррет продолжает молчать. Он даже не моргает.
– Ну, пожалуйста, скажи хоть что-то! – прошу я, потому что свой рассказ я закончила, а он так и не промолвил ни слова.
Взгляд его серых глаз прикован к моему лицу. Я не понимаю, злится он или раздражен, разочарован или расстроен. Все эти эмоции были бы мне понятны.
Но на его лице нет никакой эмоции.
И это сбивает меня с толку.
И вдруг Гаррет начинает хохотать. Низким, хриплым смехом, от которого моя тревога только усиливается. Его лицо разглаживается, он опускает руки и плюхается на кровать рядом со мной. И продолжает трястись от хохота.
– Разве это смешно? – возмущенно спрашиваю я, чувствуя себя обиженной. За этот месяц я от страданий превратилась в зомби, а ему смешно?
– Нет, я считаю, что все это стыд и позор, – сквозь смех отвечает он.
– Для кого?
– Для тебя и для меня. – Он указывает сначала на меня, потом на себя. – Стыд и позор, что мы потеряли целый месяц. – Он прекращает смеяться и тяжело вздыхает. – Почему ты сразу мне не рассказала?
– Потому что знала, что ты скажешь.
Он хмыкает.
– Очень сомневаюсь, но ладно, повесели меня. Так что я бы сказал?
Ознакомительная версия.
