Жасмин поднялась, накинула халат и последовала за служанкой в комнату Адали. Там уже ждала Торамалли. Жасмин села у постели верного слуги и взяла его за руку. Старик уже дышал с трудом, и, секунда за секундой, жизнь оставляла его. Боясь, что он так и не заметит ее прихода, Жасмин тихо окликнула:
– Адали!
Карие глаза приоткрылись. Адали слабо улыбнулся.
– Я оставался с тобой сколько мог, моя принцесса. И буду ждать тебя вместе с хозяином, который призывает меня к себе, – прохрипел он из последних сил, и веки его снова опустились.
Он отошел с первыми лучами солнца.
Жасмин ничего не сказала родным, пока счастливая пара не отбыла в имение графа Линмута. Только после этого она объявила о кончине Адали. Его похоронили на семейном кладбище. Жасмин долго рыдала, сознавая всю тяжесть потери и понимая, что за Адали скоро последуют остальные.
Несколько дней спустя к ней пришел Рыжий Хью, решивший вернуться в Гленкирк. Она поняла причину и согласно кивнула:
– Оставайся там. Больше нет нужды приглядывать за мной. Боюсь, наши приключения навсегда окончены.
– Вы всегда попадали в беду, стоило мне отлучиться, – напомнил он. – Благодарение Богу и мне, что вас еще не убили!
Он поцеловал ее изящную ручку и выпрямился.
– Отвези Патрику письмо от меня, – велела она, и Хью молча кивнул.
Жасмин спросила второго слугу, Фергюса Мор-Лесли, не желает ли он отправиться на родину, но тот удивил ее отказом.
– Я останусь с вами, миледи. Мне все равно, где умирать. Там меня уже ждут. Кроме того, моя старушка не оставит свою сестру, а куда мне без нее? Мы будем с вами, пока Господь не призовет нас к себе.
– Можно подумать, мама, ты сама собираешься лечь в могилу, и это меня пугает, – встревожилась Отем.
– Ничего подобного, – отмахнулась мать. – Просто кончина Адали показала мне то, что я до сих пор отказывалась видеть. Мы уже далеко не молоды, и те, кто служил мне, имеют право хоть немного отдохнуть, прежде чем упокоиться навсегда. Но они не желают меня покидать.
– Куда они пойдут, мама? – возразила Отем. – Они любят тебя и были рядом всю твою жизнь. Так и умрут твоими слугами.
– Думаю, нужно взять кого-то в помощь Рохане и Фергюсу, – решила Жасмин. – Я пыталась и раньше, но они наотрез отказались.
– Наверное, ревнуют. Но теперь скорее всего уже не станут так упрямиться.
Весна медленно перетекла в лето. Габриел Бейнбридж несколько раз ездил в свое даремское поместье, желая убедиться, что хозяйство ведется как полагается. Кроме того, он тайком от Отем распорядился готовить дом к приезду жены и ее детей.
Прошел июль. Август начался ужасными грозами, пригнувшими к земле уже налившиеся колосья на полях и сбившими с веток все яблоки и груши. Урожай удалось собрать вовремя, но побитые недозрелые фрукты пришлось немедленно отправить под пресс и подсластить сок дорогим сахаром, иначе сидр получился бы кислым.
Схватки начались двадцатого августа и были очень короткими, прежде чем Отем почувствовала неумолимое давление внизу живота и поняла, что эти роды отличаются от предыдущих. Мгновенно отошли воды, намочив юбки, и Отем истерическим криком призвала на помощь. Но тут начались боли, невыносимые, беспощадные, разрывающие. Габриел Бейнбридж отказался покинуть роженицу, стоя у изголовья и вытирая ей лоб каждый раз, когда она истошно кричала и сыпала ругательствами. Наконец после нескольких часов страданий на свет появился идеально сложенный мальчик с пуповиной, так туго обмотанной вокруг шеи, что личико его посинело.
– Почему он не плачет? – вскинулась Отем. – Мама, это мальчик? Я обещала королю сына. Почему он не плачет?
Поняв, что скрыть случившееся не удастся, Жасмин показала роженице ребенка, и дочь испустила такой тоскливый вопль, что мать невольно зарыдала.
– На все Господня воля, – всхлипывала Жасмин, принимаясь распутывать пуповину.
– Опять Господь! – взвизгнула Отем. – Тот самый Бог, который украл у меня мужа и первого сына! А теперь этот невинный младенец! Ненавижу Бога, способного на такую жестокость! Какое зло и кому причинил этот бедный ребенок? Какое, мама?! – Она билась в рыданиях.
Подковылявшая Рохана поднесла к ее губам кубок с вином.
– Выпейте, миледи. Я влила туда маковый сок. Нужно поспать, чтобы избавиться от боли.
Отем машинально глотнула горьковатую жидкость.
– Хоть бы мне совсем не просыпаться! – с горечью воскликнула она. – Хоть бы никогда не просыпаться!
– Не смей так говорить, – умолял герцог Гарвуд. – Что будет с Мадлен и Марго? Подумай о своих детях!
– Мама их вырастит, – сонно пробормотала она.
– А мы? Что будет с нами?
– Вы найдете себе жену, – выдохнула Отем, закрывая глаза. – Лучше меня. Добрее.
– Но я люблю тебя! – шепнул он.
– Это хорошо, – обронила Отем, проваливаясь в небытие. Он любит ее. Кто-то снова любит ее.
Это было последней мыслью, прежде чем тьма окутала ее.
Она не хотела просыпаться. Не хотела! Но сознание упорно возвращалось.
Отем открыла глаза и увидела мать, сидевшую у постели.
Внутри зияла такая пустота. Такая ужасная пустота!
Она опустила глаза и увидела, что живота нет.
Осознание происшедшего ошеломило ее с такой силой, что перехватило дыхание.
– Он мертв? – еле слышно прошептала она.
– Окрещен и похоронен, – тихо ответила Жасмин. – Как ты себя чувствуешь, дорогое дитя?
– Сколько я проспала? – выдавила Отем, не отвечая на вопрос. Ей было плохо. Ужасно плохо. Как еще она могла себя чувствовать, выносив ребенка девять месяцев только для того, чтобы увидеть его мертвым?
– Ты была без сознания двое с половиной суток, – объяснила мать и, подойдя к буфету, налила Отем маленький кубок вина.
Отем жадно осушила его, только сейчас поняв, как страдает от жажды.
– Придется написать королю, – вздохнула она.
– Я уже написала.
– Спасибо, мама. Даже не знаю, что бы я ему сказала. Обещала Карлу сына и обманула. Подумай, мама, я теряю второго сына. Какое проклятие наложено на меня?
– Поверь, никакого, – твердо ответила мать. – Ребенок Себастьяна родился мертвым из-за потрясения, пережитого тобой. С любой женщиной, узнавшей о внезапной смерти мужа, было бы то же самое. Этот бедный малыш имел несчастье запутаться в пуповине. Не хочу расстраивать тебя, детка, но он был идеальным ребенком, с толстенькими ручками и ножками и ангельским личиком. Это страшная трагедия, Отем, но твоей вины тут нет. В жизни бывает и не такое. – Помолчав, Жасмин продолжила: – Я послала Чарли к королю принести грустную весть и передала записку. Никто не потревожит твою скорбь.
– Где ты похоронила его, мама? – всхлипнула Отем.
– Рядом с твоей прабабкой. Там ему будет хорошо.
– Я хочу видеть его, – взмолилась она.
– Через несколько дней, дочь моя, когда ты хоть немного восстановишь силы, – покачала головой Жасмин. – А пока тебе нужно отдыхать и побольше есть. Позволь мне поухаживать за тобой.
– Похоже, мне ничего другого не остается, – с горечью обронила Отем.
Она съедала все, что перед ней ставили. Пила исцеляющие зелья и настои. Спала. И ни разу не заплакала. Ей казалось, что сердце превратилось в камень.
Через несколько дней к ней допустили детей. Мадлен и Марго теперь говорили на безупречном английском, хотя несколько часов в день уделяли французскому.
– Мы видели нашего братца, пока его не положили в землю, мамочка, – трещала Мадлен. – Он такой хорошенький! Обидно, что он не вырастет и не поиграет с нами! Тебе тоже его жалко?
Она прилегла рядом с матерью. Марго устроилась с другого бока.
– Тебе жалко, мамочка? – подхватила она.
– Очень, – кивнула Отем.
– Бедный маленький Луи, – пропищала Мадлен, покачивая головой.
– Бедный Луи, – повторила Марго.
– У него будет своя плита, – важно объявила Мадлен. – Бабушка говорит, что там будет написано: «Людовик Карл Стюарт, рожден и скончался двадцатого августа 1661 года». И рядом изобразят ангела.
– Ангел, ангел, ангел, – пропела Марго.
– Да помолчи же, муха надоедливая! Я рассказываю! – раздраженно оборвала Мадди.
– Не нужно так называть сестру! – укорила Отем, едва сдерживая смешок. До чего же Мадди находчива! – Она – Маргерит-Луиза, или просто Марго.
– Она приставала, мамочка, – пожаловалась Мадди. – Вечно ходит за мной по пятам! И с ней скучно! Она еще слишком мала!
– Вы сестры, – объясняла Отем, – и должны любить и защищать друг друга. Больше у вас никого нет, кроме меня, конечно. А теперь ступайте. Маме нужно отдохнуть.
– А папа говорит, что у нас будет свой красивый дом, – объявила Мадди, слезая с постели. – И пони тоже. Еще папа сказал, что он самый счастливый человек на земле, потому что в Гарвуд-Холле будут жить три прекрасные дамы и таких ни у кого нет! Марго, правда хорошо снова получить папу?
Марго с готовностью закивала.
