Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

Ознакомительная версия.

© Nancy Shields Kollmann, 2012

© П. Прудовский, пер. с английского, 2016

© ООО «Новое литературное обозрение», 2016

Перевод с английского П.И. Прудовского (Введение, гл. 1, 4, 5, 7, 9—14, 16, Заключение) при участии М.С. Меньшиковой (гл. 6, 8, 14, 15), А.В. Воробьева (гл. 1—5), Е.А. Кирьяновой (гл. 14, 18), Е.Г. Домниной (гл. 17); науч. ред. А.Б. Каменский.

Книга «Преступление и наказание в России раннего Нового времени» была впервые издана в 2012 году, в 2014 году вышла в мягкой обложке и в электронном виде. Она удостоилась двух наград[1]. У этой книги две особенности. Во-первых, это исследовательский метод микроисторического подхода, заключающийся во внимательном изучении исторических источников, что, в свою очередь, позволяет пролить свет на важные проблемы истории России раннего Нового времени – политическую власть, социальную организацию и менталитет. Я выбрала такой подход, чтобы выйти за рамки генерализирующих обобщений о русском самодержавии и посмотреть на взаимодействие индивидов и сообществ с государством. Во-вторых, книга помещает Россию в компаративный контекст Европы раннего Нового времени, пытаясь увидеть российскую историю как часть общеевропейского континуума раннего Нового времени и «нормализовать» ее. Конечно, в том, что касается норм уголовного права, московские законодательные кодексы и практики принадлежат к традиции европейского обычного права и обновленным традициям возрожденного римского права. Сходства и различия в правовых практиках проливают свет на весь европейский опыт законодательных изменений.

После выхода книги в свет появился ряд других исследований, в которых использовался такой же подход и которые дополнили наше понимание российского законодательства. Так, к примеру, в книге Вэлери Кивельсон «Desparate Magic» (2013) рассматривается колдовство в Московской Руси в компаративном и теоретическом аспектах (колдовство как европейский социальный феномен этого времени) и исследуются обвинения в колдовстве в России раннего Нового времени в контексте крепостного права и самодержавия. В книгах В.В. Бовыкина «Русская земля и государство» (2014) и В.А. Аракчеева «Власть и „земля“» (2014) наряду со многими другими использованы местные источники для обновления нашего понимания того, как местные сообщества относились к государству, как динамично они с ним взаимодействовали и насколько государство зависело от первичной организации местных сообществ. Поскольку сохранилось множество судебных дел местных и более высокого уровня уголовных судов XVII, а в особенности XVIII века, у исследователей имеются широкие возможности по углублению нашего понимания русского общества и политики путем изучения практики применения законов[2].

Для такой большой книги, вероятно, будет полезно перечислить рассматриваемые в ней темы и основные выводы. В «Преступлении и наказании в России раннего Нового времени» изучается практика применения уголовного права путем анализа судебных дел. Основу источниковой базы составляют десятки дел по регионам Белоозера и Арзамаса, которые дополняют сотни дел, указов и судебных документов за весь XVII – начало XVIII века. Все эти дела демонстрируют разнообразие России, включая русских, татар, народы Сибири и европейцев; крепостных, горожан и служилых людей; православных, католиков, мусульман и язычников. Книга фокусируется на уголовном праве, которое в Московском государстве включало и наиболее важные уголовные преступления – разбой, татьбы, убийства, поджоги, оскорбления – и политические преступления, в том числе действия против церкви и государства, – измену, бунт, ересь и колдовство. Хронология книги охватывает период с XV века до начала XVIII века: законодательные кодексы появляются в середине XV века, а судебные дела сохранились лишь с начала XVII века. Буква закона сравнивается в книге с его применением на практике и продолжает исследование в XVIII век, чтобы выяснить, существенно ли изменили реформы Петра I содержание и практику правоприменения (не изменили). Первая половина книги посвящена судебной практике – составу судей, судебной процедуре, доказательству и судебной пытке, приговорам, независимости судей и коррупции среди них. Во второй исследуются телесные наказания и казни, а также сопротивление государству.

Вероятно, наиболее важным выводом книги является то, что в течение всего Московского периода и в петровское время Россия обладала судебной культурой, во многом сопоставимой с судебной культурой ряда стран Европы. Уголовное право было воплощено в письменных кодексах (1497, 1550, 1589, 1649 годов) и множестве указов, которые распространялись Разбойным и другими московскими приказами среди местных судей, функции которых исполняли воеводы. Судьи следовали предписанным судебным процедурам и наказаниям; практика уголовного законодательства была постоянной и непротиворечивой. Конечно, существовали проблемы, связанные с затягиванием процессов, а также коррумпированностью судей и судебного персонала (глава 4), но эти слабости системы не приводили к ее параличу, и многие тяжущиеся находили в суде удовлетворение своих претензий.

Важной темой, рассматриваемой в книге, является профессионализм судейских: кто обладал необходимыми знаниями в отсутствие профессиональных юристов и в то время, когда судьями были военные, не имевшие никакой юридической подготовки? В книге доказывается (глава 2), что незаметными героями истории русского права были дьяки, получившие профессиональную подготовку в московских приказах. Поднаторевшие в законах дьяки и подьячие направляли деятельность местных судей (воевод), следя за тем, чтобы процедуры и приговоры были однообразными и справедливыми. В книге также показано (главы 8 и 12), что в правление Петра I, когда судебные органы были на короткое время отделены от административных, судьи также выработали необходимые знания и суды работали очень профессионально.

В книге рассматривается взаимодействие местных судебных органов и местных сообществ (главы 1, 3, 7). Судьи обладали определенной независимостью и гибкостью, необходимыми для удовлетворения местных нужд. Так, нередко они миловали именем царя для того, чтобы сохранить на местах стабильность. Местные сообщества оказывали влияние на судебные процедуры, поскольку обеспечивали замещение многих судебных должностей, поручительство за тяжущихся во время и после судебного процесса, свидетельствовали о репутации обвиняемых и ходатайствовали перед судьями о том или ином приговоре.

В широком контексте уголовной практики Европы раннего Нового времени русское уголовное правоприменение не было столь же ученым и профессиональным, как во Франции, Германии, Италии и Англии, но в книге показано, что русская судебная практика во многом сопоставима с европейской (глава 5). В ней использовался вариант инквизиционного процесса, который был принят и европейскими судами с возрождением в XVI веке римского права. Насилие было характерной чертой судебной практики и в России, и в Европе. Для выявления доказательств использовалась судебная пытка, а в своих приговорах суды широко применяли телесные наказания и казни (главы 6, 9, 10).

Смертная казнь, однако, оказалась областью, в которой отличия от раннемодерной Европы были самыми явными. Казни за политические преступления в России были особенно жестокими, не ограниченными правовыми нормами, смягчавшими европейские инквизиционные практики. Но зачастую для сохранения стабильности на местах их заменяли помилованием (главы 14–16). Особенно важно, что в России не практиковались публичные казни в форме хорошо продуманных театрализованных «зрелищ страдания», как в некоторых европейских странах этого времени (главы 13, 18). Мишель Фуко и другие ученые доказывали, что формирующиеся в XVI веке государства использовали столь жестокие методы, поскольку не обладали институциональным и интеллектуальным контролем над населением. В России же казни не были театрализованными, намеренно насильственными и исключительно жестокими. Скорее они были простыми и быстрыми. Став свидетелем массовой публичной казни в Амстердаме в 1697 году, Петр I перенес эту практику в Россию. Он устраивал массовые спектакли для наиболее серьезных политических преступников, в то время как местные суды продолжали применять простые и действенные казни. Более того, в то же время (с конца XVII века) по мере развития системы ссылки количество случаев смертной казни в России сокращалось (глава 11). Таким образом, как это ни удивительно, применение смертной казни в России было менее жестоким, чем у ее европейских современников.

Наконец, в книге изучаются взаимоотношения закона, законности и насилия. Справедливость была важнейшим элементом политической легитимации: добрый царь должен был обеспечить справедливость и защитить свой народ от несправедливости. Эта идея занимала в сознании людей столь важное место, что в моменты кризиса царь был вынужден овладевать насилием, отдавая представителей элиты на растерзание толпы, чтобы сохранить собственную легитимность и удовлетворить потребности моральной экономии народа (глава 17). Соединение милости, справедливости и насилия обеспечивало легитимность в политической идеологии Московского государства. Московская судебная система действовала в соответствии с правилами, зафиксированными в законе, и нормами, свойственными политической идеологии. Вместе они создавали функциональную, стабильную и справедливую судебную систему и сильную правовую культуру.

Ознакомительная версия.