Для Бат-хана, осуществившего первую часть своего плана – подчинившего себе Кипчакскую степь, как считал М. И. Иванин, «завоевание или ослабление Руси было необходимостью». Вот что он писал по этому поводу: «Оборонительная сила кочевого народа, не отделенного от других народов неудобопроходимыми и обширными степями – слаба; для него надобно более, нежели для народа оседлого, удаляться от соседства сильных государств и окружать себя непроходимостью степей. Народы оседлые строят для своей защиты оборонительные линии, крепости, содержат по границам войска; народы кочевые, в противоположность этому, для усиления обороны своей стараются окружать себя обширностью, безводием и непроходимостью степей и исправной сторожевой службой: это – лучшая их оборона. Итак, избрав местом своих кочевок пространство земель от нижнего течения Урала до Днепра и Дуная, Батый почел необходимым поработить или значительно ослабить Русь, Польшу и Венгрию».
Чертово городище – остатки укрепленного поселения на берегу реки Камы. Елабуга. Древний Булгар
На военном совете, который состоялся осенью 1237 года, монгольское командование решало вопрос о тактике завоевания Руси. Бат и Субэдэй-батор настаивали на завоевании сначала разрозненных княжеств ее северной части, а затем уже южной. Гуюг и Бури уговаривали всех захватить сначала Киев и другие города южной Руси, которые находились недалеко от их тогдашней стоянки в Кипчакской степи. Как пишет современный биограф Бат-хана, монгольский ученый Д. Цахилган, доводы Бат-хана и поддержавшего его Субэдэй-батора оказались весомее: «Войска южно-русских княжеств под натиском монголов могли отступить и соединиться с «северными», и тогда одолеть их объединенные силы было бы трудно. К тому же, пока монголы воевали бы с «южанами», северные княжества могли бы объединить и свои усилия в борьбе с общим врагом. Поскольку княжества северной Руси в военном и экономическом отношении намного превосходили южнорусские, понятно, какая опасность в случае объединения их войск грозила монголам. Поэтому Бат-хан, воспользовавшись тем, что княжества северной Руси не спешили объединять свои дружины, избрал тактику молниеносных нападений на каждое отдельное княжество. Поскольку территория северной Руси изобиловала реками, озерами и болотами, было решено начать поход, когда водные преграды покроются льдом, что было крайне важно для монгольской кавалерии…»
Всякий раз, когда монголы хотели завоевать очередную страну или город, они направляли к власти предержащим послов с призывом к повиновению. Имперский закон – «Великая Яса» Чингисхана на этот случай предписывала: во-первых, «в тех указах, что рассылались по окружным странам, призывая их к повиновению, не прибегать к запугиванию и не усиливать угроз, хотя правилом для властителей было грозиться множеством земель и мощностью сил и приготовлений. Наоборот, в виде крайнего предупреждения писать единственно, что если [враги] не смирятся и не подчинятся, то «мы-де что можем знать. Древний Бог (Всевышний Тэнгри) ведает». И во-вторых, «не заключать мир с монархом, князем или народом, пока они не изъявили полной покорности». Очевидно, с требованием покориться прибыли и послы Батыя в Рязань. В этом и находила свое реальное воплощение «доктрина всемирного единодержавия», о которой упоминалось выше.
Следует заметить, что русские летописцы, описывая события начала ордынского периода, либо, не понимая, о чем идет речь, опускали подобные подробности, либо пересказывали их «по-своему»… Так, «Тверская летопись» зафиксировала прибытие монгольского посольства к рязанскому князю следующим образом: «В год 6746 (1237). Окаянные татары зимовали около Черного моря и отсюда пришли тайком лесами на Рязанскую землю во главе с царем их Батыем. И сначала пришли и остановились у Нузы, и взяли ее, и стали здесь станом. И оттуда послали своих послов, женщину-чародейку и двух татар с ней, к князьям рязанским в Рязань, требуя у них десятой части: каждого десятого из князей, десятого из людей и из коней: десятого из белых коней, десятого из вороных, десятого из бурых, десятого из пегих, и десятой части от всего. Князья же рязанские, Юрий Ингваревич, и братья его Олег и Роман Ингваревичи, и муромские князья, и пронские решили сражаться с ними, не пуская их в свою землю. Вышли они против татар на Воронеж и так ответили послам Батыя: «Когда нас всех не будет в живых, то все это ваше будет». «Лаврентьевская летопись», повествуя о такой же ситуации (прибытие послов Бат-хана к князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу), дает свою краткую «интерпретацию» монгольских требований о подчинении: «…Злые эти кровопийцы прислали к нему послов своих, призывая: «Мирись с нами». Подобные «интерпретации» являются подтверждением мнения М. И. Иванина, который писал: «…Повествование наших летописцев о нашествии Батыя неполно, неточно, сбивчиво и требует еще дополнений из других источников и критического разбора».
Монгольский шлем
Поскольку цель нашего повествование отнюдь не «критический разбор» русских источников, а, если так можно выразиться, «оЛИЦЕтворение» ордынского периода российской истории, следуя совету М. И. Иванина, дополним наш рассказ свидетельством из других источников: это первые впечатления о монгольских воинах действительных очевидцев и участников событий того времени: «Те люди малого роста, но груди у них широкие. Внешность их ужасная: лицо без бороды и плоское, нос тупой, а маленькие глаза далеко друг от друга отстоят. Одежда их, непроницаемая для холода и влаги, составлена из сложенных двух кож (шерстью наружу), так что похожа на чешую; шлемы из кожи и железа. Оружие их – кривая сабля, колчаны, лук и стрела с острым наконечником из железа или кости… На черных или белых знаменах своих (хранителях непобедимого духа их великого предка Чингисхана) имеют (бунчук) пучки из конских волос. Их кони, на которых ездят и без седла, малы, но крепки, привычны к усиленным переходам и голоду; кони, хотя не подкованные, взбираются и скачут по пещерам, как дикие козы, и после трехдневной усиленной скачки они довольствуются коротким отдыхом и малым фуражом. И люди не заботятся о своем продовольствии, как будто живут от самой суровости воспитания; не едят хлеба, пища их – мясо, и питье – кобылье молоко (кумыс) и кровь (лошадей)… Хотя их – огромное полчище, но нет в их таборе ни ропота, ни раздоров, они стойко переносят страдания и упорно борются».
Возвращаясь же к походу войск Бат-хана на Рязанское княжество, отметим, что его расчет на раздробленность русских княжеств оказался верным. Как явствует из «Повести о разорении Рязани Батыем», на просьбу рязанцев о помощи «благоверный князь Георгий Всеволодович Владимирский и сам не пошел, и помощи не послал, задумав один сразиться с Батыем». Автор «Повести» сообщает, что в этой ситуации рязанцы решили «утолить нечестивца дарами», для чего рязанский князь Юрий Ингваревич отправил к Батыю сына Федора. «Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю. Но хвалился-грозился повоевать всю Русскую землю. И стал просить у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе… И сказал князю Федору: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Решительный отказ князя Федора стоил жизни и ему, и многим рязанцам. Как сообщает «Тверская летопись», «поганые же татары начали завоевывать землю Рязанскую, и осадили Рязань… И взяли татары приступом город двадцать первого декабря… убили князя Юрия Ингваревича и его княгиню, а людей умертвили, – одних огнем, а других мечом… И, перебив людей, а иных забрав в плен, татары зажгли город»…
В «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о внезапном нападении на станы Батыевы небольшой дружины в тысяча семьсот человек вельможи рязанского Евпатия Коловрата, который «ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь (Батый) убоялся». Когда же Евпатия Коловрата «убили и принесли тело его к царю Батыю, он сказал: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил… Если бы такой вот служил у меня, – держал бы его у самого сердца своего». И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружина, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им».
Два эти эпизода из истории завоевания Бат-ханом земли Рязанской представляются нам очень показательными для характеристики главного героя нашего повествования. Однако замечу, что поступки «безбожного, лживого и немилосердного царя Батыя» вряд ли поддаются объективному объяснению с точки зрения современных понятий о благочестии, гуманности, этике. Прославленный русский ученый-монголовед, академик Б. Я. Владимирцов, говоря о необходимости взвешенной оценки деяний Чингисхана, деда Бат-хана, указывал нам, людям XXI столетия, именно на это: «…Чингисхан был сыном своего времени, сыном своего народа, поэтому его и надо рассматривать действующим в обстановке своего века и своей среды, а не переносить его в другие века и другие места земного шара». Основываясь на этом хрестоматийном высказывании Б. Я. Владимирцова, следует признать, что Бат-хан, «грозя повоевать всю Русскую землю», требуя полного себе подчинения и уплаты дани, а после отказа подчиниться «начавший завоевывать землю Рязанскую», действовал в строгом соответствии с монгольской доктриной «всемирного единодержавия», главные принципы который были процитированы выше.
