В «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о внезапном нападении на станы Батыевы небольшой дружины в тысяча семьсот человек вельможи рязанского Евпатия Коловрата, который «ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь (Батый) убоялся». Когда же Евпатия Коловрата «убили и принесли тело его к царю Батыю, он сказал: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил… Если бы такой вот служил у меня, – держал бы его у самого сердца своего». И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружина, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им».
Два эти эпизода из истории завоевания Бат-ханом земли Рязанской представляются нам очень показательными для характеристики главного героя нашего повествования. Однако замечу, что поступки «безбожного, лживого и немилосердного царя Батыя» вряд ли поддаются объективному объяснению с точки зрения современных понятий о благочестии, гуманности, этике. Прославленный русский ученый-монголовед, академик Б. Я. Владимирцов, говоря о необходимости взвешенной оценки деяний Чингисхана, деда Бат-хана, указывал нам, людям XXI столетия, именно на это: «…Чингисхан был сыном своего времени, сыном своего народа, поэтому его и надо рассматривать действующим в обстановке своего века и своей среды, а не переносить его в другие века и другие места земного шара». Основываясь на этом хрестоматийном высказывании Б. Я. Владимирцова, следует признать, что Бат-хан, «грозя повоевать всю Русскую землю», требуя полного себе подчинения и уплаты дани, а после отказа подчиниться «начавший завоевывать землю Рязанскую», действовал в строгом соответствии с монгольской доктриной «всемирного единодержавия», главные принципы который были процитированы выше.
Что же касается морально-этических норм, которых придерживались в ту эпоху монголы и, в частности, Бат-хан, в отношении женщин в завоеванных странах, то их узаконила «Великая Яса» Чингисхана, в которой говорится: «где (в завоеванной стране) найдутся девицы луноподобные, их собирают и передают из десятков в сотни («десяток», «сотня», «тысяча», «тумэн» – воинские подразделения монгольской армии), и всякий делает свой особый выбор вплоть до темника. После выбора девиц ведут к хану или царевичам и там сызнова выбирают: которая окажется достойна и на вид прекрасна, той возглашается: удержать по законности (вплоть до официальной женитьбы), а остальным: уволить по-хорошему, и они поступают на службу к катуням (ханшам); захотят хан и царевичи – дарят их, захотят – спят с ними».
Несмотря на всю «былинность» повествования о героизме Евпатия Коловрата и его дружины, поведение и действия Бат-хана представляются нам вполне реальными, так как его дед Великий Чингисхан точно так же относился к врагам, героически сражавшимся против него. Это качество Бат-хан проявит и в дальнейшем, в частности, после битвы на реке Сить, когда «…Василька Константиновича Ростовского татары взяли в плен и вели его до Шерньского леса, принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им…», и после штурма Киева, когда, «…город был захвачен (монгольскими) воинами», как свидетельствует Галицко-Волынская летопись», киевского тысяцкого Дмитра «вывели раненым и не убили его мужества ради».
Что же до «безбожности» Бат-хана, в которой упрекают его русские летописцы, то это лишь подтверждает предположение М. И. Иванина, что «…подобные выражения («безбожнии татарове», «злочестивый Батый»)… вставлены позднее, когда явилась надежда на освобождение Руси от ненавистного татарского ига, а с нею и желание содействовать этой цели, для достижения которой надобно было действовать на умы народа, возбуждать негодование и жажду мести современников против своих притеснителей». На самом деле, Бат-хан, как его дед и отец, был тэнгрианцем, то есть почитал Вечное Синее Небо как верховное божество – Всевышнего Тэнгри или Небесного Владыку, дарующего жизнь, одушевляющее все живое, управляющее миром и руководящее делами человека. В отношении других религий, как писал Джувейни, «он их считал только способом познания божества и не был последователем ни одной из сект и религиозных учений». Отметим, что в Великом Монгольском Улусе еще со времен Чингисхана была провозглашена свобода вероисповедания, и религиозные деятели всех основных конфессий были освобождены от налогов. Впоследствии такая же политика проводилась и в Золотой Орде…
Продолжившееся после взятия Рязани победоносное шествие армии Батыя по землям северной Руси, как считает военный историк М. И. Иванин, «нельзя объяснить одной многочисленностью его войск… Где постоянный успех, там всегда надобно предполагать искусное соображение, знание дела и сильный характер… Монголы, без сомнения, поняли, что сила Руси в соединении и что, сражаясь отдельно с каждым ее князем и действуя с быстротой, они легко смогут ее завоевать». И как свидетельствует «Тверская летопись»: «…Рассеялись татары по всей земле Владимирской… И все города захватили в Ростовской и Суздальской земле за один февраль месяц, и нет места вплоть до Торжка, где бы они не были.
На исходе февраля месяца пришла весть к великому князю Юрию, находящемуся на реке Сити: «Владимир взят, и все, что там было, захвачено, перебиты люди, и епископ, княгиня твоя, и сыновья, и снохи, а Батый идет к тебе»… И послал он на разведку Дорожа с тремя тысячами воинов узнать о татарах. Он же вскоре прибежал назад и сказал: «Господин князь, уже обошли нас татары»… Татары пришли к ним на Сить, и была жестокая битва, и победили русских князей. Здесь был убит великий князь Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, и убиты были многие воины его…
Хан Батый в Суздале. Миниатюра XVI века
Татары… подошли к Торжку в первую неделю поста, месяца февраля в двадцать второй день… И окружили они весь город тыном, так же как и другие города брали, и осаждали окаянные город две недели. Изнемогали люди в городе, а из Новгорода им не было помощи, потому что все были в недоумении и страхе. И так поганые взяли город, убив всех – и мужчин, и женщин, всех священников и монахов. Все разграблено и поругано… А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву, и не дошли до Новгорода всего сто верст…»
Вчитываясь в эти строки «Тверской летописи», военный историк XIX века М. И. Иванин задавался естественным вопросом: «…Чем объяснить непонятное ослепление князей, которые… должны были понять, что спасение их заключалось в дружном соединении сил, а между тем ни один из князей не подал друг другу помощи. Может быть, хитрая политика монголов усилила несогласия наших князей, а потом искусные и быстрые движения Батыя… не допустили до соединения их сил». Современный исследователь Т. С. Георгиева, словно отвечая на вопрос коллеги-историка, пишет: «Отважный воин Александр Невский (в то время новгородский князь) проявил такое отношение к монголо-татарскому нашествию, которое до сих пор вызывает у одних полное непонимание, а у других – недоумение. В самом деле, когда в 1238 году татарское (монгольское) войско вторглось в пределы Суздальской земли, он не послал подкреплений ни своему отчему городу Переяславль-Залесскому, ни столице Владимиру. Не пытался он соединиться и с войском дяди – великого князя Юрия Всеволодовича, стоявшего на реке Сить. Даже Торжок, исконно новгородская вотчина, не получает помощи от молодого князя и захватывается ордынцами. Неудивительно, видя такую покорность, Батый оставляет у себя в тылу не разоренный Новгород и поворачивает войско…»
Как мне представляется, дело было не столько в Александре, сколько в его отце, Ярославе Всеволодовиче, который по странному стечению обстоятельств сразу же после взятия Владимира войском Батыя «занял стол во Владимире». Кроме того, как свидетельствует «Тверская летопись», «в тот же год великий князь Ярослав отдал Суздаль брату своему Святославу. В тот же год отдал Ярослав Ивану Стародуб. В тот же год было мирно». Памятуя о том, что в дальнейшем судьбы Ярослава и его сына Александра были неразрывно связаны с Бат-ханом, можно утверждать, что уже тогда они признали верховную власть Бат-хана, обязались выплачивать дань, и поэтому Бат-хан поворотил свое войско и вернулся в Кипчакскую степь, а великий князь Ярослав «утвердился на своем честном княжении…».
Дальновидность Бат-хана, который предпочел богатой добыче верноподданничество Ярослава Всеволодовича, занявшего стол во Владимире, и его сына Александра, будущего великого князя, пришлась не по душе некоторым высокородным соратникам Бат-хана, в том числе Гуюгу, сыну Великого монгольского хана Угэдэя. Он и до этого случая вступал в споры с Бат-ханом, но на этот раз, посчитав себя обманутым и обделенным, Гуюг затаил обиду. «Волю чувствам» Гуюг дал, захмелев на пиру, устроенном по поводу возвращения из похода по северной Руси в Кипчакские степи. Гуюг, который был старше Бат-хана, но не удостоился от отца Угэдэй-хана чести командовать в этом походе, видно, ударился в амбицию. Посчитав, что Бат-хан нарушил обычай почитания старших по возрасту, «первым испив застольную чашу», Гуюг перешел на личные оскорбления и угрозы: «Поколотить бы, что ли, хорошенько «старух», кои на пояс понавешали колчаны!» На самом деле, им было поставлено под сомнение право Бат-хана верховодить в этом походе. Бат-хан попытался урезонить зарвавшегося подчиненного: «Коли пришли мы чужеземных ворогов повоевать, не должно ль нам крепить согласье меж собою полюбовно?!» Но, как свидетельствует «Сокровенное сказание монголов», «не вняли разуму Гуюг и Бури и пир честной покинули, бранясь».
