Ознакомительная версия.
Советы подверглись столь же замечательный метаморфозе – от безбожных большевиков до героических «русских» патриотов. Голливуд, который не проявлял большого интереса и еще меньше проявлял симпатий к СССР перед войной, задавал тон – четко по сигналу из Вашингтона – с просоветскими фильмами, такими, как «Миссия в Москве», «Северная звезда» и «Песнь о России». Популярные журналы Америки, в том числе «Life», «Saturday Evening Post» и «Readers Digest», которые ранее охотно распространяли антикоммунистическую и антисоветскую пропаганду и снова займутся этим после войны, «сделали поворот на 180 градусов», как пишут историки Koппeс и Блэк, и внесли свой собственный вклад в просоветскую пропаганду. Зловещего вида обитатели далекого рабочего рая в прошлом теперь представлялись как трудолюбивые, реалистичные и порядочные люди, которые, как заявил журнал “Life” в 1943 году, «выглядят, как американцы, одеваются, как американцы, и думают, как американцы», и которые якобы лишь дожидались окончания войны, чтобы перейти к капитализму и демократии. (И наоборот, фашисты теперь изображались как тевтонская разновидность большевиков, у которых не было никакого уважения ко всему, что так дорого американцам, таким вещам, как религия и частная собственность). Советский лидер Сталин стал любимцем американских журналов; они приняли его как бы в большую американскую семью в качестве «дядюшки Джо», публиковали лестные для него фотографии на своих обложках, а в 1943 году “Time” провозгласил его «Человеком года». На американцев также должно было произвести благоприятное впечатление то, что Сталин имел слабость к американским сигаретам, таким, как “Camel”, “Chsterfield” и “Lucky Strike”. В якобы «красные» тридцатые годы не только коммунисты Америки, но также многие радикальные и прогрессивные американцы романтизировали Советский Союз; в начале сороковых годов Советский Союз был романтизирован на «земле обетованной» капитализма даже в Голливуде и американских СМИ161.
Таким образом американский народ готовили к новому курсу Вашингтона в отношении СССР, курсу, который имел значительную пользу для американской промышленности. Это не означает не то, что правящая элита Америки больше не презирала Советское государство и коммунизм, а лишь то, что они выиграли от временного приглушения антикоммунистической риторики.
Нечто аналогичное произошло в Советском Союзе, где антикапиталистический лозунг мировой революции исчез из официального дискурса и где 22 мая 1943 г. Сталин распустил Коминтерн – коммунистический Интернационал, который под руководством Москвы должен был разжечь пролетарскую революцию повсюду на Земле. Эту новость приветствовали американские СМИ как «свидетельство готовности [СССР] играть в нашу игру, если мы его в эту игру примем»162.
Такого рода вид коллективного «промывания мозго», которое Вашингтон применял к американскому народу в отношении Советов, имел важные последствия для классовой войны, которая велась в тылу США во время войны. Среди американских рабочих еше больше вырос интерес к социалистическому эксперименту, запущенному в 1917 году. Они узнали, например, что в СССР нет безработицы и что их советские коллеги, которые, по общему признанию, зарабатывали меньше, чем американские рабочие, пользовались благами значительно более низких цен, бесплатного образования и здравоохранения, пенсии по старости, оплачиваемого отпуска и другими социальными преимуществами. Все больше и больше американцев – и, конечно, не только рабочих, – таким образом, стало задумываться, что пришло время ввести, по меньшей мере, столь же щедрую систему полной занятости и социальной защиты в интересах простых американцев. В конце концов, какой смысл был в войне, которую они помогали выиграть, если победа не приведет к социальной «новой сделке» вместо возвращения к нищете «грязных тридцатых»163. У столкнувшейся с такими ожиданиями правящей элиты Америки были основания для беспокойства. Деловой истеблишмент считал, что он и так делал больше, чем достаточно, идя на уступки по значительно более высокой заработной плате рабочим, и ему вовсе не улыбалась перспектива того, чтобы финансировать социальные реформы.
По мере приближения конца войны правящим кругам стало очевидно, что нужно будет что-то предпринять, чтобы предотвратить превращение Америки, родины неограниченного свободного предпринимательства, не в большевистское государство, потому что для этого никогда не было даже отдаленной возможности, но даже в какое-либо «государство всеобщего благополучия».
Глава 8
Второй фронт для Сталина, или Третий фронт в воздухе?
Весной 1942 года вермахт перешел в новое наступление на восточном фронте. СССР с трудом пережил нападение нацистов 1941 года, и Красная армия снова сражалась в крайне тяжелых условиях. Материальная помощь шла теперь из США и Англии, но больше всего Сталину от союзников была нужна военная помощь, поэтому он попросил Черчилля и Рузвельта открыть второй фронт в Западной Европе. Англо-американская высадка в Западной Европе – во Франции, Бельгии или Голландии – вынудила бы Германию снять часть войск с Восточного фронта и тем самым облегчила бы положение СССР.
В США и Англии среди политиков и военных не было единства в вопросе возможности и желательности второго фронта. С военной точки зрения было можно уже летом 1942 года открыть второй фронт, то есть высадить во Франции или в другом месте значительные силы. Английская армия успела оправиться от проблем 1940 года, и немалое число американских и канадских солдат, присоединившихся к английским товарищам на Британских островах, с нетерпением ожидали приказа, который пришлось бы отдать раньше или позже заняться нацистами на континенте. Но пока что они были заняты, ухлестывая за женщинами, чьи ухажеры – «томми» – защищали интересы империи в Северной Африке и других местах. «Перекормленные, сексуально озабоченные и путаются под ногами» – так насмешливо описывали англичане американских солдат. Более того, отнюдь не было тайной, что, отчаянно пытаясь наскрести силы для нового наступления на Восточном фронте, немцы оставили сравнительно немного войск для обороны тысяч километров атлантического побережья. Да и войска эти были куда хуже тех, что на Восточном фронте. На атлантическом побережье Гитлер держал 60 дивизий, притом второго сорта, а на востоке – не менее 260164. Наконец, в 1942 году эти солдаты еще не так хорошо укрепились, как позднее, в июне 1944 года в Нормандии. Гитлер приказал строить укрепления знаменитого Атлантического вала только в августе 1942 года, и строительство тянулось с осени 1942 по весну 1944165.
Ряд английских и американских генералов, включая начальника штаба США Джорджа Маршалла и Эйзенхауэра, были знакомы с этими фактами и поэтому выступали за открытие второго фронта в Европе. Такой проект также поддерживал президент США Рузвельт, по крайней мере, вначале. Он пообещал Черчиллю, что США сначала будут воевать с Германией, а с Японией разберутся потом. Это решение было известно под названием «Сначала Германия»166. Поэтому Рузвельт был готов заняться Германией немедленно, а для этого нужно было открыть второй фронт. Лидеры США, вероятно, также беспокоились, что без помощи СССР может все-таки рухнуть под напором нацистов. Еще одним фактором для американцев могло быть то, что немедленная военная помощь СССР сделала бы ненужными возможные уступки Москве позднее. В любом случае в мае 1942 года Рузвельт обещал советскому министру иностранных дел Молотову, что американцы откроют второй фронт до конца года167.
Несмотря на принцип «Сначала Германия», тем не менее Вашингтон не смог удержаться и не выделить значительное число солдат и техники на войну против Японии, в которой интересы США были сильнее затронуты, чем в Европе. В связи с этим спешка с открытием второго фронта в Европе казалась рискованной. И кроме того, имело значение мнение премьер-министра Англии Уинстона Черчилля, который был решительным противником открытия второго фронта. Он мог опасаться, как полагают некоторые историки, что высадка во Франции приведет к повторению колоссальных потерь времен Первой мировой войны во Франции. Возможно, Черчилль также предпочитал, чтобы Гитлер и Сталин как следует пустили друг другу кровь на Восточном фронте, считая, что Лондон и Вашингтон выгадают от затянувшейся позиционной войны на востоке. Трумен и многие другие видные американцы разделяли это мнение. Поскольку он имел 3 года военного опыта, Черчилль обладал значительным влиянием на Рузвельта, который был новичком в войне в Европе. Не удивительно, таким образом, что мнение английского лидера возобладало, и планы открытия второго фронта в 1942 году потихоньку положили под сукно168.
После того как Черчилль убедил его не торопиться со вторым фронтом, Рузвельт обнаружил, что такой образ действия (или, скорее, бездействия) давал заманчивые перспективы. Он и его советники поняли, что для победы над Германией требовались большие жертвы, что могло не понравится американцам. Высадка во Франции была бы равна выскакиванию на ринг против германского противника, и даже в случае победы она, несомненно, далась бы дорого. Разве не умнее стоять в сторонке в безопасности, по крайней мере, пока и дать СССР побить Германию? Красная армия была пушечным мясом, необходимым для победы над Германией, так что американцы и их английские союзники могли уменьшить свои потери. Еще лучше они могли пока накопить силы, чтобы вмешаться решительно в подходящий момент, когда и Германия, и их союзник СССР будут обессилены. С Англией вместе в таком случае США с высокой вероятностью могли бы играть ведущую роль в стане победителей и играть роль верховного судьи в разделе добычи предполагаемой общей победы. Весной и летом 1942 года, когда нацисты и СССР вели титаническую битву, а англосаксы с безопасного расстояния, потирая руки, за этим наблюдали, в самом деле, казалось, что тем дело и кончится169.
Ознакомительная версия.