И однако, новости в том виде, в каком они сейчас существуют, уделяют прискорбно мало внимания координации, очистке и лечению. Нам грозит опасность заблудиться в постоянно меняющихся темах новостей, а в итоге мы лишимся способности вырабатывать политическую позицию по тому или иному вопросу. Мы можем забыть, какое из многих злодейств вызвало у нас искреннее негодование и что нас так возмутило лишь несколькими часами раньше. В тот самый момент, когда общество достигло невероятной сложности, у нас возникло ощущение, что все важные вопросы должны стремительно ужиматься, иначе всем просто не хватит места. В сравнении с масштабом проблем, которыми потчуют нас новости, индивидуальная инициатива начинает казаться противоречащей здравому смыслу и до смешного сентиментальной. Вместо осознания нашей политической значимости общение с новостями может создать впечатление нашей ничтожности в этом невероятном и принципиально хаотичном мире.
8.
Тезис Гегеля, что ныне новости занимают в обществе то престижное место, которое раньше отводилось религии, упускает одно важное отличие между этими двумя сферами: религия традиционно уделяла особое внимание нашему сосредоточению на чем-либо. Точно так же, как и новости, религия каждый день хочет говорить с нами о важном. Но в отличие от новостей религия знает: если сказать нам слишком много, сразу и только один раз, тогда мы ничего не запомним и никак не отреагируем.
Поэтому религия следит за тем, чтобы каждый день знакомить нас с частичкой своей веры, терпеливо донося до нас несколько понятий, а потом возвращаясь к ним снова и снова. Повторяемость – ключ к педагогическим методам всех основных религий. Они знают, бессмысленно сообщать о чем-то важном в спешке и в нервной обстановке. Нас усаживают в тихом месте, успокаивают наш разум, а потом говорят с нами с достоинством и без какой бы то ни было спешки, понимая, что нам придется возвращаться к их идеям в грядущие дни и недели, если мы стремимся осознать, как думать и вести себя.
9.
Легко предположить, что главный враг демократической политики – активная цензура новостей, а следовательно, свобода говорить и публиковать все – естественный союзник цивилизации.
Но современный мир учит нас: если ставится задача лишить общество политической воли, то динамичность куда более коварна и цинична, чем цензура. Для этого надо сбить с толку, вогнать в скуку, отвлечь большинство от политики, представляя информацию бессвязно, отрывочно и с перебоями, чтобы большая часть аудитории теряла нить событий в любой отрезок времени.
Современному диктатору, желающему взять власть в свои руки, нет нужды прибегать к таким кардинальным мерам, как запрещение новостей. Ему или ей надо лишь добиться, чтобы новостные структуры передавали поток неопределенных заявлений – в большом количестве, но без объяснений содержания, причем темы должны постоянно меняться, быть никак не связаны друг с другом и не вытекать одна из другой. Ну и, конечно, все эти политические заявления должны перемежаться захватывающими подробностями о совершенных преступлениях и очередных выходках кинозвезд. Всего этого вполне достаточно, чтобы свести к минимуму способность большинства объективно оценить политическую реальность… не говоря уже о решимости не допустить перемен, которую в противном случае они могли бы проявить. Статус-кво может поддерживаться до скончания веков именно потоком новостей, а не их запрещением.
Распространенное мнение, что политические новости скучны, не такая и мелочь. Когда новости не вызывают любопытства и не удерживают внимания массовой аудитории, общество может не уловить стоящих перед ним проблем и не сумеет вовремя объединить усилия, чтобы измениться к лучшему.
Ответ не в том, чтобы принудить людей потреблять больше «серьезных» новостей. Необходимо, чтобы поставщики так называемых серьезных новостей научились представлять важную информацию, захватывая внимание аудитории. Легко заявить, что серьезные вопросы должны – или могут себе позволить – быть скучноватыми для восприятия. Проблема в том, чтобы исключить нынешнее разделение между требующими умственных усилий, но скучными материалами, с одной стороны, и сенсационными, но совершенно пустопорожними – с другой.
В идеальной новостной структуре будущего честолюбивые цели увязывания контекста с эффектной подачей материала и его популяризацией будут восприниматься столь серьезно, что материалы о выплатах пособий вызовут такой же (почти) интерес, как и истории о людоедах и совершающих инцест жителях другого полушария.
«Центр Манчестера разгромлен мародерами, младшим из которых не больше девяти. Таких бунтов город не знал более тридцати лет. Толпы подростков и бездомных детей прокатились по улицам, разбивая витрины и воруя одежду, мобильные телефоны и драгоценности. Они жгли магазины и мусорные баки, а полиция гонялась за мародерами по всему городу. Вчера полицейское руководство признало, что они «потрясены» таким количеством происшествий, и им пришлось обращаться в соседние полицейские управления за помощью».
«Дейли мейл»1.
В какой стране мы живем? На кого похож ее среднестатистический гражданин? Следует ли нам бояться или излучать спокойствие, гордиться или стыдиться?
Прежде всего надо признать, что мы не можем ответить на эти вопросы, исходя исключительно из собственного опыта. Это очень трудно – узнать всю страну. Даже в самых маленьких живет столько народу, что один человек может встретиться лишь с малой его частью, даже если ведет активную общественную жизнь. Далее, не так-то много у нас общественных мест, рассчитанных на большое количество людей, где граждане могут непосредственно знакомиться друг с другом. Мы нечасто заводим новых друзей в торговых центрах и не узнаем что-то удивительное от других посетителей кинотеатра. Раньше, возможно, все было проще. В древних Афинах, к примеру, благодаря хорошей погоде, небольшому и компактному центру города и культуре демократического общения (по крайней мере, для некоторых) всегда имелась возможность лично прощупать пульс общества и почувствовать градус его настроений. Мы этого лишены. У нас очень большие города, непредсказуемая погода, запутанные демократические системы, далеко отстоящие друг от друга дома.
Поэтому формировать наше впечатление об обществе мы можем только опосредствованно, через наше воображение, а не напрямую, что мы и проделываем главным образом с помощью двух инструментов.
2.
Первый из них – архитектура. Своим видом улицы, дома, административные здания и парки создают психологический портрет их создателей и наследников.
Пытаясь понять характер современных Нидерландов и оказавшись в доках на востоке Амстердама, мы, опираясь только на архитектуру, можем прийти к выводу, что голландцы устремлены в будущее, веселые, мирные, ориентированные на семью люди, которых хочется узнать лучше, а их существование – источник надежды и спокойствия.
Наглядный пример отличия «других».
Доки Амстердама (вверху), лондонские доки (внизу).
Совсем иначе выглядит послание, исходящее от прибрежного строительного проекта в другом городе. Речь о «Пиэр парад» в лондонском Норт-Вулвиче. Старые, в потеках воды и трещинах бетонные здания наводят тоску и указывают, что здесь лучший способ разрешить спор – орать или стрелять. Смех и искренность тут не приветствуются.
Мы, разумеется, не всегда должны исходить из этих архитектурных посылов. В амстердамских доках могут встретиться разъяренные и печальные, а в «Пиэр Парад» – веселые и всем довольные. Но с меньшей вероятностью.
3.
Второй инструмент, с помощью которого мы можем узнать характер других, естественно, новости. Именно новости знакомят нас с более широким спектром человеческих существ, со многими из тех, кого мы никогда бы не встретили в реальной жизни, и со временем, через сюжеты и комментарии к ним, формируют у нас в головах представление, в какой стране мы живем.
А потому ежедневно, следя за новостями, мы можем рассчитывать на то, что узнаем новые ужасы о людях, которые нас окружают:
«Матери предъявлено обвинение в том, что она уморила четырехлетнего сына голодом.
Сексуальные насильники пригрозили одной из своих жертв, что изуродуют ей лицо и обезглавят ее ребенка, после того как она попыталась обратиться в полицию.
Мужчина держал жену в подвале закованной в кандалы и порол собачьим поводком.
Прихожанка одной церкви в возрасте пятидесяти одного года использовала антифриз, чтобы убить мужа, которого ненавидела, и сына, которого считала хуже чем паразитом, после чего отравила дочь, которая не могла найти работу.
