Ознакомительная версия.
И еще на один момент дóлжно обратить внимание. Мы этого касались выше: различие между метафорическим и неметафорическим языком, похоже, начинает исчезать: «яблоки ветра», «галька слез» (Элюар); «пепел звезд» (Монтале); в этих идентификациях главное, пожалуй, не метафора, но вербальная комбинация как таковая. Метафорическая внешность может обманывать, если наблюдать только ее. Над идентификацией фактических различий (которая, безусловно, есть) просматривается идентификация языковых уровней – метафорического и, так сказать, обыкновенно словесного. Отсюда беспрестанное и, по видимости, довольно безразличное использование того и другого уровня языка у Элюара, Эльзы Ласкер-Шюлер, Алейхандре. Перед нами высшая математика дикта, попытка поэтического трансцендирования языковых данностей и обычных категорий.
По поводу метафорического уравнивания следует сказать: в то время как техническая цивилизация соединяет материальные пространства, поэзия творит – преимущественно своей метафорикой – соединение несоединимого в материальном мире.
В современной метафорике отражается все, о чем писали до сих пор. Также ее собственный диссонанс. Это понятие возвращает к началу нашей книги. Там была процитирована фраза Стравинского о диссонансе. Уже в 1914 году художники Марк и Кандинский разработали нечто вроде «закона диссонанса цвета». Современные музыканты говорят о «напряженных», или «сверхрезких», аккордах, имея в виду их самоценность, а не функцию перехода в разрешающий консонанс. Современная лирика в своих диссонансах прислушивается к закону своего стиля. Этот закон определен, как мы несколько раз напоминали, исторической ситуацией современного духа. Нарастающая угроза его свободе интенсифицирует его порыв к свободе. Его художественное действо находит столь же мало удовлетворения в современной, объективной, исторической действительности, как и в подлинной трансцендентности. Потому-то поэтический континуум, им сотворенный ирреальный мир существует только силой слова. Его автономная структура пребывает в намеренно неразрешимом напряжении по отношению к стабильному и обиходному. Даже тихая поступь подобной поэзии резонирует отчуждением, придавая холод волшебству и волшебство холоду. Современная лирика – словно длинная, еще не расслышанная одинокая сага; в ее садах цветы, но также камни и химические краски, – плоды, но также опасные алкалоиды; неуютно и опасно жить в ее ночах, в климате ее крайних температур. Имеющий уши расслышит в этой лирике жестокую любовь, которая не хочет близости и потому охотней обращается к пустоте и хаосу, нежели к нам. Действительность, расколотая и разорванная мощью ее фантазии, простирается в стихотворении как покинутое поле битвы. Над ним – искомая нереальность. Но в нереальностях, в обломках – потенциальная тайна, заставляющая поэтов слагать стихи.
Они высказываются диссонантно: детерминированные слова призваны выразить неопределенность, простые предложения – сложность; основа отражает безосновность (или наоборот), отношение – безотносительность (или наоборот); посредством обозначений времени выражается пространство или вневременность, посредством суггестивных магических слов выражается абстрактное, посредством строгой формы – прихотливое содержание, посредством наглядных образных компонентов – образ невидимого. Таковы современные диссонансы поэтического языка. Однако это всегда язык, даже если его редко понимают. Это вербальная клавиатура; нелегко предположить, какие именно звуки и значения она воспроизведет. Но одинокая поэтическая работа есть условие спасения языка.
Для характеристики современной лирики мы пользовались почти исключительно негативными понятиями. Однако удивительно, сколь логична взаимосвязь даже самых анормальных стилистических методов. Это позволяет проследить структуру современной лирики в ее наиболее загадочных и своеобразных проявлениях. Внутренняя последовательность в стремлении выхода из действительного и нормального, настойчивая закономерность даже крайних вербальных экспериментов доказывают качество лирика и стихотворения. Поэзия должна иметь художественную очевидность – этот традиционный завет здесь не устранен. Только художественная очевидность идей и образов перешла на вербальные и тональные схемы. Властительное воздействие поэзии чувствуется всегда и независимо от темноты и сложности материала. Со временем научатся отличать сиюминутных авангардистов от призванных, шарлатанов от поэтов.
Предлагаемые «Поэтические иллюстрации» заимствованы в основном из «Приложения» Гуго Фридриха. Мы совершенно согласны с автором, что поэзия – искусство глубоко национальное, – непереводима. Более того: для человека, владеющего иностранным языком, чтение иностранной поэзии – мрачное доказательство противного. Стихотворение – менее всего информация, менее всего содержание. «Verde que te quiero verde». Как перевести строку Гарсиа Лорки? «Верде ке те к’еро верде» – «Зеленая, как я тебя люблю, зеленая». Нонсенс. Правда, при осведомленности в испанском можно ощутить осязательную, защитную поверхность слова. Но многие слова не имеют… значения. И качественно разные межсловные молчания не имеют значения. Однако энергичная магия поэзии зачастую пробивает национальный барьер. И даже при незнании языка всегда лучше читать или разглядывать левую страницу поэтической иллюстрации. На правой странице – построчный перевод, необходимый потому, что Гуго Фридрих так или иначе комментирует эти тексты.
Перевод стихов выполнен Евгением Головиным.
Guillaume Apollinaire Zone (1913)
A la fin tu es las de ce monde ancien
Bergère ô tour Eiffel le troupeau des ponts bêle ce matin
Tu en as assez de vivre dans l’antiquité grecque
et romaine
Ici même les automobiles ont l’air d’être anciennes
La religion seule est restée toute neuve la religion
Est restée simple comme les hangars de Port-Aviation…
J’ai vu ce matin une jolie rue dont j’ai oublié le nom
Neuve et propre du soleil elle était le clairon
Les directeurs les ouvriers et les belles sténo-dactylographes
Du lundi matin au samedi soir quatre fois par jour
y passent
Le matin par trois fois la sirène y gémit
Une cloche rageuse y aboie vers midi
Les inscriptions des enseignes et des murailles
Les plaques les avis à la façon des perroquets criaillent
J’aime la grâce de cette rue industrielle
Située à Paris entre la rue Aumont-Thiéville et l’Avenue
des Ternes
Гийом Аполлинер Зона (фрагмент)
В конце концов ты устал от этого дряхлого мира
Пастух о башня Эйфеля стадо мостов блеет
сегодня утром
Тебе надоело жить в грекоримской античности
Здесь даже автомобили выглядят очень очень древними
Религия одна пребывает в своей новизне
Простая словно ангары аэропорта…
Сегодня утром видел приятную улицу забыл ее имя
Новая чистая фанфарой солнца была она
Директора рабочие изящные стенографистки
Проходят четыре раза в день с понедельника
до субботнего вечера
По утрам там трижды воет сирена
Озверелый колокол лает к полудню
Надписи вывески и стены
Рекламные щиты плакаты кричат как попугаи
Люблю грациозность этой индустриальной улицы
Она в Париже между улицей Омон-Тьевиль и авеню
де Терн
Voilà la jeune rue et tu n’es encore qu’un petit enfant
Ta mère ne t’habille que de bleu et de blanc…
Maintenant tu marches dans Paris tout seul parmi la foule
Des troupeaux d’autobus mugissants près de toi roulent
L’angoisse de l’amour te serre le gosier
Comme si tu ne devais jamais plus être aimé
Si tu vivais dans l’ancien temps tu entrerais dans
un monastère
Vous avez honte quand vous vous surprenez à dire
une prière
Tu te moques de toi et comme le feu de l’enfer ton rire pétille
Les étincelles de ton rire dorent le fonds de ta vie
C’est un tableau pendu dans un sombre musée
Et quelquefois tu vas la regarder de près…
Maintenant tu es au bord de la Méditerranée
Sous les citronniers qui sont en fleur toute l’année
Avec tes amis tu te promènes en barque…
Tu es dans le jardin d’une auberge aux environs de Prague
Tu te sens tout heureux une rose est sur la table
Et tu observes au lieu d’écrire ton conte en prose
La cétoine qui dort dans le coeur de la rose…
Tu es debout devant le zinc d’un bar crapuleux
Tu prends un café à deux sous parmi les malheureux
Tu es la nuit dans un grand restaurant
Ces femmes ne sont pas méchantes elles ont des soucis
cependant
Toutes même la plus laide a fait souffrir son amant
Elle est la fille d’un sergent de ville de Jersey
Молодая улица и ты только младенец
И мать наряжает тебя только в белое и синее…
Теперь ты в Париже один посреди толпы
Стадо автобусов мычит проносится мимо тебя
Жажда любви давит тебе горло
Как будто тебя никто не будет любить никогда
В другую эпоху ты бы ушел в монастырь
Вам неприятно и стыдно когда вас ловят
на молитве
Тебе наплевать на себя словно адский огонь
блистает твой смех
Искры этого смеха золотят дно твоего бытия
Эта картина висит в темном музее
Иногда ты приходишь смотреть…
Теперь ты на средиземном берегу
Апельсиновые деревья цветут круглый год
Катаешься на лодке со своими друзьями
Ты в саду близ трактира близ Праги
Ты совершенно счастлив роза на столе
Ты смотришь бросив писать сказку тебе не до прозы
Ознакомительная версия.
