Бадигин Константин Сергеевич
Покорители студеных морей (Главы 16-27)
Бадигин Константин Сергеевич
Покорители студеных морей
(Главы 16-27)
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава I. Посол Тевтонского ордена
Глава II. Мореход Труфан Амосов
Глава III. Двор Святого Петра
Глава IV. Дом святой Софии
Глава V. Мятеж
Глава VI. Борьба начинается
Глава VII. На распутье
Глава VIII. На Великом мосту
Глава IX. Погоня
Глава X. Предатель
Глава XI. В старой крепости
Глава XII. Тайный гонец
Глава XIII. Господин Великий Новгород
Глава XIV. Конец Федора Жареного
Глава XV. В лесах Карелии
Глава XVI. Нападение
Глава XVII. Беглец
Глава XVIII. В западне
Глава XIX. У знака черного жука
Глава XX. На празднике Перуна
Глава XXI. Опять тревога
Глава XXII. Плавание через пороги
Глава XXIII. Друзья бога и враги всего мира
Глава XXIV. Студеное море
Глава XXV. Игралище бурь
Глава XXVI. Засада
Глава XXVII. Победа морехода Амосова
- Стеречься надо бы, Федор Тимофеевич, - сказал толмач Аристарх, которому передалась тревога Федора Жареного. - Недаром говорят: чужая сторонушка без ветру сушит, без мороза знобит. На чужой стороне и дите - ворог.
Жареный ничего не ответил, он думал, как быть.
Крупная рыбина встрепенулась и громко забила хвостом.
- Ишь, как ее разобрало! - сказал лохматый рыбак, глядя, как бьется в лодке рыба. - Назавтрие утром три заморских судна из города выйдут, - вытирая пот с лица, продолжал он рассказывать новости. - Два судна колываньских купцов и одно из Любека-города сейчас в амбар товары выгружают, а четвертый корабль в Усть-Нарове должен стоять, вчера из города вышел. Тот порожний, этих вот ожидает... - Рыбак кивнул головой на торчащие впереди корабельные мачты. Один немец в море не выходит - разбойников боится.
- Вот что, ребята, - неожиданно произнес Жареный: - я беру рыбу. Вези нас в обрат, на русский берег.
Рыбаки перестали грести, от удивления разинув рты. Недоумевал и толмач Аристарх.
- Всю рыбу берешь? - недоверчиво переспросил лохматый и почесал затылок огромной лапищей с присохшими на пальцах чешуйками.
- Всю, всю! - отозвался Жареный. - Да греби шибче, ребята, а то скоро в море нас река вынесет, - пошутил он.
И правда, сильным течением лодку далеко отбросило от Девичьей горы.
Мужики нажали на весла, под кормой забурлила, запенилась вода.
- Зачем всю рыбу взял, Федор Тимофеевич, - удивился Аристарх, - куда ее? По такой жаре завтра провоняет.
- Эх ты, беспонятливый! - шепотом ответил Жареный. - Надумал я прямо в устье спуститься и, пока немцы здесь прохлаждаются, в море выйти.
- Так, так, - старался понять Аристарх.
- А рыбу беру потому, - еще тише продолжал купец, - чтоб мужики про нас слух в замке до время не пустили. Понял теперь?
Аристарх кивнул головой и улыбнулся.
Причалив к пристани и рассчитавшись с мужиками за рыбу, Федор Жареный взобрался на свое судно и подозвал дозорного.
- Первые петухи в полночь кричат, - наказывал он, - вторые - до зари, а третьи - в зорю. Такты народ ко вторым петухам подымай... Ну, а теперь отдыхать, ребята.
Люди стали располагаться под открытым небом. Когда зажглись костры и потянуло вкусным запахом, к лагерю стали собираться любопытные жители. Начались разговоры о житье-бытье.
- Плохо живем, - жаловался старик, шамкая беззубым ртом и брызгая слюной, - ой, как плохо! Обижают нас божьи лыцари, в лесу спасаемся... - И он показал дрожащей рукой на видневшийся у холма дремучий лес. - Не приведи бог, ежели какой лыцарь в реке утопнет али в лесу сгибнет - мы и знать про то не знаем и духом не ведаем, а с нас спрос... А из леса вернешься, головни одни на пепелище, только крест на шее есть.
- Пока пльсковичи оборонять соберутся, в лесу насидишься, - глухо отозвался молодой парень.
- Милостивые, попа бы нам! - молила старушонка с красными, слезящимися глазами. - Во Пльскове, говорят, без места-то их много ходит, а наш вконец спился и службу всю забыл. Помогите, милостивые!
Расталкивая толпу, к лагерю пробиралась молодая женщина в чистом холщовом платье.
- Знахаря у вас нет ли? - поправляя аккуратно повязанный платок, робко обратилась она к Жареному.
- Нет, милая, знахаря, - ласково ответил купец, - а что за беда у тебя али мужик занедужил?
- Сынок у нас помирает, - всхлипнула баба, - что уж только с ним не делали! Родился он слабеньким, кричит и кричит, а сна вовсе нет. Вчерась в хлебный каравай запекли, бабка-ведунья присоветовала...
- Кого запекли? - встрепенулся Жарений.
- Ванюшку, сыночка нашего. - Баба стала всхлипывать чаще. - А теперь, опосля горячей печи, он и кричать перестал, красный весь, хрипит у него в середке, глазок вытек, а ведь что василечки глазоньки-то были.
- Сгубили свое дите! - сказал Федор Жареный, с ужасом смотря на бабу. Теперь и знахарь не поможет. Попа надо звать.
Баба покачнулась, завыла в голос, соседи подхватили ее и повели домой, а в ушах у Федора Тимофеевича долго еще раздавались ее визгливые вопли и причитания.
Время близилось к полночи. Лагерь спал мирным сном. Жители деревушки давно разошлись по домам. Не спалось Жареному. Долго он ворочался и слушал, как дозорные перекликались и стучали в щиты.
"Все равно не заснуть, - решил Федор Тимофеевич, - пойду поброжу, что ли. Ночь-то уж светла больно".
С трудом натянув ссохшиеся у огня сапоги, он направился к вершине холма.
Отсюда как на ладони была видна река Нарова, серьгой охватившая высокий холм. Каменистые берега сжимали русло, река стремительно неслась, вспенивая мутную воду. Напротив виднелись кирпичные башни и стены Ливонской крепости, а за
стенами - десятки острокрыших домиков, густо посаженных один подле другого. Под ногами, в небольшой бухточке, стояли две малые лодейки, несколько мелких суденышек были вытащены на берег и лежали вверх дном.
- Здесь конец земли русской, - вслух сказал Жареный, глядя на реку, - а дале немцы.
- В прежние-то времена, господине, славяне по всему поморью, до доньской земли, жили, - услышал купец хриплый голос.
Обернувшись, он увидел одутловатое, бледное лицо, заросшее рыжими волосами. Свалявшаяся неопрятная борода густо росла сразу от ушей. Незнакомец был огромного роста. Рваные и грязные тряпки едва прикрывали тело. Тяжелый, смрадный дух шел от него.
Незнакомец нетвердо держался на ногах. Странно было видеть у него на груди большой крест, говоривший о духовном звании.
- Лыцарей божьих, сих лютых зверей, кои веру Христову дубинами вбивают, не знавали в досельные времена у нашего моря, - продолжал говорить незнакомец, показывая гнилые зубы и дыша перегаром.
- Кто ты? - отступив на шаг, удивленно спросил Жареный.
- Здешнего божьего храма святитель, - последовал ответ, - хмельное люблю. Каюсь в непотребстве, а совладать с собой не волен. Потому и обличье пасторское потерял... - Он пошатнулся. - Да ты не бойся, не пьян я, продолжал незнакомец, - не тот ведь пьян, кого двое ведут, а третий ноги переставляет, а тот, которому заживо ворон глаза выклюет. Так-то у нас говорят.
Жареный долго молча смотрел на страшного пастыря.
- И сон меня не берет, - снова захрипел поп. - Ночи светлые ныне, я и хожу. Вчера вон видел, рыбаки немцев на тот берег везли.
- Немцев, божьих рыцарей? - встрепенулся Жареный. - Много ли?
- Да не то чтобы много, а десятка два будет. Вооружены все, а товаров с ними нет. Я немецкую речь знаю, - продолжал он, усаживаясь на каменную глыбу, - недаром в этих местах двадцать лет живу. Слышал, что лыцари промеж себя говорили... Шумит падун, - переменил он разговор, - шумит, и устатка на него нет.
Сюда, к Девичьей горе, явственно доносился шум водопада. Звуки бьющейся о камень воды то удалялись, то стихали. Ночь была тихая. Заглушая шум водопада, где-то далеко пропели полуночные кочета. Но природа мало интересовала сейчас купца.
- Слыхал, говоришь, немцев? - едва сдерживая себя, спросил он. - А что слыхал?
- На медовуху пожертвуй, купец, - хитро подмигнул Федору поп, - все расскажу.
Жареный, не раздумывая, бросил монету.
- Ладно, - поймав ее на лету, сказал поп. - Скажу теперь. - Он помолчал, испытывая терпение Жареного. - Хмельные лыцари были, бахвалились, что новгородских купцов перехватят. Упредим-де наших кормщиков, никуда купцам не уйти.
"Накликал проклятый горбун, прав Медоварцев", - тоскливо подумал Федор Тимофеевич.
- А еще что про купцов говорено? - вслух спросил он.
- Больше не слыхал про вас разговору... - ответил поп, испытующе глядя на Жареного. - А ты, господин купец, что делать теперь думаешь? - Поп помолчал. Скажи, не таись, может, и я чем помогу.
"Дождешься от тебя помощи, - глядя на опухшее от пьянства лицо, думал Федор Тимофеевич. И вдруг мелькнула догадка. - Неспроста поп выспрашивает, нет, неспроста. Ну и поп, хоть и крест оставил, а душу, видать, пропил". Он в ярости двинулся было на пьяницу, но удержался и взял себя в руки.
