- Ступай один. Если нет русских, зови. - И Эриксон тяжело уселся на поваленную обгоревшую ель.
Оглянувшись на свой отряд, он подозвал высокого, статного воина и что-то приказал ему. Шведы стали готовиться к бою.
Прошло малое время. Послышался хруст сухого валежника, и голос карела-проводника возвестил:
- Русских нет, господин. Здесь живет карел-кузнец, старики родители, его жена и дети. Однако, хороший мастер карел, живет хорошо, богато живет.
Но Эриксон не слушал объяснений проводника. Не задерживаясь больше, он повел отряд к жилью. Рыжая собака бросилась с заливистым лаем под ноги тяжело ступавшим воинам. Один из них, злобно ругнувшись, пронзил собаку пикой и отшвырнул ее далеко в кусты.
- Зачем он убил собаку? - испуганно обернулся к Эриксону проводник. Хозяин рассердится - худо будет.
В ответ предводитель только усмехнулся.
На визг собачонки из избушки вышел знакомый нам карел - хозяин кузницы, небольшого домика и черной бани.
- Зачем убили собаку? - не обращая внимания на многочисленный отряд, крикнул он переводчику.
- Скажи, пусть замолкнет, - грубо ответил Эрик-СОН) - не то с ним поступят так, как с этим псом!
- Что надо от меня чужеземцам? - скрестив на груди руки и спокойно смотря в серые глаза Эриксона, спросил кузнец.
- Пусть скажет, где русский купец Амосов с отрядом? Когда он прошел эти места?
Кузнец не сразу ответил. Он видел: шведы устали, тяжелое вооружение тяготило их. Он оценил кольчуги и медные латы, неодобрительно подумал о длинных, тяжелых мечах.
- Пусть говорит, нам некогда ждать, - не повышая голоса, снова сказал Эриксон. Глаза его сверкнули, на лбу надулись синие жилы.
- Говори, однако, - добавил от себя проводник, - говори, не то смерть. Эриксон не привык ждать.
- Русские прошли туда... - Кузнец показал рукой на север, _ Была еще ночь, а сейчас солнце снова пошло к закату.
- Много ли русских?
- Пять карбасов плыли на север. Сколько было там воинов, не знаю, далеко они от берега шли.
- Ты знаешь, где живет купец Степан Котов?..
Карел не ожидал этого вопроса.
- Знаю, - подумав, ответил он. - Много лет на Выгозере живет Степан. Все его знают.
- Веди нас к нему.
- С добром ли идете? - тянул карел, хотя от него не укрылись намерения шведов. - Хороший человек Степан, шибко хороший.
Эриксон сказал несколько слов проводнику и обернулся к воинам.
- Собирайся! Отряд выступает. Поведешь к Степану Котову. Господин сказал: хорошо заплатят, - перевел Кеттунен.
- Ладно, иду, - словно смирившись, спокойно ответил кузнец. - Вот сажу смою да переоденусь.
Проводник посмотрел на грязную, пропитанную потом одежду, на волосы и лицо, измазанное копотью.
- Иди, да быстрее.
Кузнец направился к бане. Скрипнув дверью, он, пригнувшись, вошел в полутемное помещение, где его сын у печи из дикого камня щепал лучину на растопку.
Затворив за собой дверь, кузнец торопливо стал шарить по полу и, найдя кусок бересты, быстро вырезал ножом несколько каких-то знаков.
- Илейко, отнеси этот кусок Валиту. Скажи, я повел шведов, они хотят напасть на русскую дружину. Пусть торопятся... Скройся! - зашептал кузнец, заслышав шаги. - Не выходи отсюда, пока не уйдут свей.
Мальчишка, как мышонок, юркнул в печь и притаился в ее темной пасти.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался Эриксон. Посмотрев на кузнеца, спокойно раздевавшегося у деревянной кадки с водой, и, не заметив ничего подозрительного, он молча вышел.
Через час отряд двинулся в дорогу. Снова на пути встали стволы вековых деревьев, топкие болота, цепкий кустарник.
Кузнец уверенно шел вперед, замечая путь по одному ему ведомым отметинам. Он не видел, как двое воинов, задержавшиеся на поляне, зашли в дом кузнеца и, побыв там недолго, пустились догонять своих товарищей, вытирая на ходу окровавленные мечи.
Когда все стихло, дверь бани тихо отворилась, и в щель глянула перемазанная сажей головка мальчугана. Убедившись, что поблизости никого нет, он выбежал на лужайку и, оглядываясь, метнулся к дому.
На пороге мальчик остановился. Он смотрел широко раскрытыми от ужаса глазами на мать, сестренку, деда и бабку. Они лежали в лужах крови, зарубленные врагами.
Мальчик с плачем бросился было к матери, но, вспомнив строгий наказ отца, вытирая слезы, бегом пустился по лужайке. Он мигом набросил уздечку на пегую лошадь и, ударив голыми пятками по бокам, помчался по влажному песку, оставляя круглые следы, быстро заполняющиеся водой.
Глава XVI НАПАДЕНИЕ
Просторная изба Степана Котова стояла на бойком месте. Здесь проходил древний путь на север, путь к Студеному морю, проторенный многими поколениями русских людей.
Здесь шли непокоренные: язычники, восставшие против
христианства, спасавшие от поругания своих идолов; шли вольные крестьяне-общинники, не признававшие прав народившейся знати на владения исконными общинными землями, водами и лесами. А в этот век шел русский, вконец разоренный мужик, не пожелавший надеть себе на шею боярское ярмо.
Одним из таких людей, сильных волей и здоровых телом, был Степан Котов, тридцать лет назад поселившийся на этом месте. Много перенес он горя и невзгод, когда молодым парнем, на берегу реки Выга, он купил у богатого карела облюбованный участок за два сорока белок да рубль серебром. Много труда было вложено на выкорчевывание пней, на рубку леса. На делянке в две обжи! он сжег срубленный лес и, удобрив землю золой, оставшейся после пережога, засеял ее рожью и ячменем.
- На сырых корнях поселился, - любил говаривать он, вспоминая первые дни своей жизни в этом месте.
У охотников он скупал за бесценок дорогие меха, выгодно приторговывая ими в Великом Новгороде.
На зиму раздобревший Степан Котов ежегодно стал посылать на Мезенский берег ватаги тюленебоев. А этим летом он отправил за моржовой костью в студеные моря две большие заморские лодьи.
Свой дом и амбары Котов окружил высоким частоколом. Не напрасно два года подряд работники стучали топорами по стволам вековых деревьев: за крепким частоколом хозяин жил словно в крепости.
Труфану Федоровичу Котов был рад. Угощая гостя в своей горнице наверху, он был готов до позднего вечера слушать новости о новгородских делах. Котов часто вздыхал, сочувственно покачивая головой, иногда вставлял свое словечко. Голосу хозяина был хриплый: в молодости провалился он под лед, застудил горло - с тех пор и осталась хриплость на всю жизнь. Когда Амосов рассказал про свой план и попросил Котова послать в заморье свои лодьи, Степан заколебался.
"Загубит старик лодейки, - думал он. - Убыток немалый. Не дам, пусть у других просит".
Степан было и рот раскрыл для ответа, но ему помешала песня. Старинную поморскую песню запели дружинники внизу в горнице. Про широкое Студеное русское море говорилось в ней, про богатырей-мореходов, бесстрашно выходивших на промысел, про битвы с варягами, про русскую славу.
Песня ширилась, ей становилось тесно в горнице, она раздвигала стены и рвалась на просторы Студеного моря. Песня звала на новые подвиги, в новые морские походы. В ней слышался грозный шум морских волн, свист ветра, грохот бури;
1 Обжа - земельная мера, равная 15 десятинам (15 гектаров). ,
тяжелая волна, рыча, вкатывалась на палубу, ломая всё на своем пути, тоскливо стонали мачты, плакал запутавшийся в снастях ветер. Но вот песня стала тише: послышались причитания матери, провожающей сына, мольба беречь себя, возвратиться домой живым и здоровым.
Песня звучит громче, слова матери тверже, требовательнее. Не просто мать, а мать-родина говорила: лучше погибни от стрелы вражеской, исчезни в пучине морской, но будь храбр, не осрами землю, вскормившую тебя.
Гремит песня, в ней слышится молодецкая удаль. Сердито шумит море.
Ай, да где мы, братцы, будем день дневать,
Будем день дневать, коротати ночь3
Будем день дневать во синем море,
Коротать ночь на большой волне, на белом взводне.
Врываются новые звуки. Неожиданно зазвенело оружие, запели каленые стрелы, громко затрубил боевой рог, призывая к битве. Песня зовет, песня приказывает.
Ударили литавры: победа! Песнь, ликуя, поднимается все выше и выше, увлекая за собой всех, кто слушает ее. Победа! Враг побежден, он бежит от русских берегов.
Звучат торжественные, величественные ноты. Мореходов встречают ликующие голоса родной земли. Лодьи пришли с победой и богатым промыслом. Но встреча омрачена горечью утрат: не все вернулись домой.
Песнь обрывается. Тихо. Никто не смеет нарушить очарование, навеянное старинной песней.
- Эх, Труфан Федорович! - не выдержал Степан Котов. - Да за такую песню жизни не жаль. Ведь как крепко взяла! Бери лодейки. Коли прибыток будет хорошо, а нет, и так обойдусь.
Хозяин и гость долго еще сидели молча.
- Не пора ли, гостюшко, в постелю? - сказал наконец Степан Котов, заметив, что купца обуяла дремота.
