П. А. Кулиш.
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ
ПОЛЬШИ
(1340—1654).
В ТРЕХ ТОМАХ.
ТОМ ВТОРОЙ.
МОСКВА.
Университетская типография, Страстной бульвари.. 1888.
Из „Чтений" Императорского Общества Истории и Древностей Российских при
Московском Университете;
Глава XI.
Страх соединения Козаков с азиатскими соседями.—Связь между Московским и
Польским разорениями.— Главные действующие лица в ускорении Польской Руины.—
Спасительный план великого полководца и гражданина.
У наших днепровских Козаков, по их инстинктам, было больше общего с Татарами,
нежели с какою-либо частью польскорусского населения Малороссии.
Мы видели, что польские короли поступали с козаками так, как поступали древние
русские князья с дикими обитателями пустынь, лежавших за рекой Росью с правой
стороны Днепра и за рекой Сулойс левой; именно: привлекала их себе на службу, как и
других иноплеменных ордынцев.
Страх соединения Козаков с азиатцами против европейской гражданственности
заставил польское правительство ухаживать за двумя изменниками своими, Евстафием
Дашковичем и Димитрием Вишневецким. Тот же страх принуждал Польшу платить
Татарам гарач и вооружать хана против низовой вольницы для очистки от неё
запорожских пустынь.
С своей стороны козаки, называя панов неблагодарными, старались ладить с
Крымцами, и чуть было не поступили на службу к хану под предводительством
Самуила Зборовского, назвавшагося ханским сыном. Раздраженные намерением,
польскорусских властей взять их в крепкия руки, и обманувшись в рассчетах на Татар,
они пытаются ниспровергнуть панов собственными силами, о помощью
накопившагося в безглавом обществе разбойного элемента. Но, когда домашния
средства оказались недостаточными,, козаки служат крымским ханам в их борьбе с
турецким господством, и по-старому приглашают Крымцев для опустошения панских
владений. Паны бьют Козаков на урочище Медвежьи Лозы и задабривают подарками
Татар. Козаки снова служат хану, под предводительством Дорошенка, Снова паны бьют
их, в Переяславле, н разлучают съ' Крымцами посредством подарков. Въ
4
1637 и 1638 годах со стороны Козаков повторяется та же попытка привлечь Татар к
совместному набегу на панские имения, а со стороны панов отправляются к хану возы
кожухов, жупанов, сапогов и денежной дани.
Тяжелые вздохи, с которыми козаки слушали на Масляном Ставу евангельские
внушения проповедника, присланного Петром Могилою, не замедлили сделаться у них,
волчьим воем и медвежьим ревом, а когда ярость побежденных панским оружием
стихла, они вернулись к той мысли, которая поддерживала нх бунты со времен
Косинского: стали в десятый раз искать своего торжества над панами в татарской
помощи. Долго выжидали они благоприятных для того обстоятельств. Но Польша жила
в согласии с Москвою; Бонецпольский отражал козацкие набеги могущественно, и в
1644 году поразил Крымцев под Охматовым так сильно, как будто воскрес памятный
им панский коз'ак, Стефан Хмелецкий.
Накопец „перекопским царемъ* сделался Ислам Гирей, проведший всю молодость в
польском и турецком плену. Это был дикий фанатик магометанства, надменный своим
родом, который, по его взгляду, был выше султанского. Козаки, вращаясь по своим
интересам в магометанском соседстве, знали его с той стороны, которая была им на-
руву, и обратились к нему с предложением своего подданства, лишь бы он помог им
одолеть „Ляховъ". Но Ислам-Гирей презирал христиан вообще, смотрел на них, как на
существа низшие, и если входил с ними в договоры, то лишь для того, чтоб их
обмануть, как человек обманывает животных. Предложение днепровских джауров было
им гордо отвергнуто. Это Козаков не остановило. Они, с своей стороны, презирали
мусульман, и называли их поганцами, неверными псами. Они Татар и Турок
ненавидели почти столько же, как своих панов; если же, в последствии величались
дружбой и братством Крымцев, то делали это в опьянении торжества" над панами и на
досаду Москалям, которые долго 'взвешивали, можно ли принять их „под высокую
царскую руку". Отвергнутые в десятый раз, козаки терпеливо ждали времени, когда
интересы „неверных псовъ" соединятся с их благоверными интересами для
опустошения „Християнской Земли"*),
*) Кобзарские думы называют Христианскою Землею, иначе Святорусским Берегов,
безразлично и Восток и Юговосток польских владений, когда говорят о возвращении
пленников из татарской и турецкой неволи.
.
5
Между тем колонизация малорусских пустынь, по усмирении Козаков и Татар,
пошла так успешно, что у Конецпольского явилась мысль — выместить Кипчакскую
Орду совсем из „Таврики" и заселить Крым христианами. Эту мысль Конецпольский
давно уже оборачивал в уме своем и совещался о способах к её осуществлению с
преданными ему людьми. В 1645 году изложил он свой проект на бумаге, по не
решался покамест публиковать, в виду всеобщего стремления землевладельцев к
мирным занятиям, которым больше всего мешали миновавшие с 1638 годом козацкие
бунты.
Проект Станислава Конецпольского замечательнее всего тем, что в нем
польскорусской республике указывалась необходимость искренно-тесного союза с
Московским Царством. Колонизатор малорусских пустынь признавал в московском
правительстве такия способности к заселению новоприобретенных земель, что он был
готов предоставить в его распоряжение Крым по изгнании из него Татар. Он признавал
за „МоскалямиС4 также и уменье удержать навсегда в своем обладании „Таврику", к
чему, очевидно, считал не способными своих единоплеменников, Поляков. Дело это
представлялось ему опасным с одной только стороны, именно с той, что Москва, заняв
Крым, и живя в таком близком соседстве с козаками, может, пожалуй, отторгнуть от
Польши п Козаков, и „всю Русь"; но всё-таки приходил он к заключению, что для
Польши лучше было бы иметь в „Таврике" соседями подозрительных приятелей,
„Москалеве нежели явных неприятелей „язычниковъ".
План этот, столь же человечный, как и дальновидный, занимал знаменитого
охранителя Польши так серьезно, что осенью 1645 года послал он в Крым искусного
геометра и рисовальщика Себастиана Адерса, родом из Мазовии, под видом купца, для
снятия на план и изображения тамошпих городов и крепостей. Но через год с
небольшим Конецпольского пе стало, и его внезапная смерть открыла свободный ход
роковым событиям, которые, повидимому, один он мог бы остановить.
Эти события возымели свое начало в тех обстоятельствах, которые сопровождали
Московское разорение. Из Московского разорения вытекало разорение Польское.
Одним из действующих лиц на сцене смут, последовавших за прекращением
династии Рюриковичей, явился малолетний польский королевич, Владислав. Его
царствование в Москве про-
6
.
вогласил величайший полководец своего времени, Станислав Жовковский: значит,
не было оно мечтой личностей мелких. Все десятилетнее царствование талантливого
короля Стефана было исполненною кипучей деятельности пропагандою подчинения
Москвы Польше и введения обоих государств в широкий план християнской войны с
неверными. Эта пропаганда не осталась без последствий и по его смерти. Одним из
них было унаследование мысли Стефана Владиславом. Скучая дома под опекой
клерикалов наставников, живой и мечтательный королевич неожиданно увидел себя
самодержцем народа, готового, повидимому, посвятить себя тому делу, которое тогда и
в героических понятиях рыцарства, и в набожных внушениях духовенства было
величайшею славою государей и государств,— освобождению христианского света от
мусульман. Король Сигизмунд, оттесняя сына от московского престола, только
усиливал в его воображении сияние полновластной царственности. В то же самое
время, в уме отрока напечатлевалось и обладание шведскою короною, которой
домогался по-своему мечтательный отец. Походы в Московию, продолжавшиеся, с
промежутками, от 1604 до 1618 года, еще больше развили отроческие и потом
юношеские грезы Владислава. Не мало способствовало возрастанию истинно
польского высокомерия и его путешествие по Европе, где всюду принимали его, как
будущего носителя трех корон, польской, шведской, московской и, по духу
панегирического века, на каждом шагу высказывали, что провидят в нем совершителя
