сшитиой у литовского канцлера, когда он шептал королю достопамятное слово о
налтренин. Самые иезуиты надеялись, что им, как ордену полусветскому, Тенчишский
граф, помимо орденов монашеских, исходатайствует разрешение святого отца на
обращение шляхетского сословия в безземельников. Но у них, сверх того, была еще
тяжба с Краковской Академией, которую они теснили своими школами. Они и здесь
возлагали надежду на своего питомца, так точно как надеялись па него и академики.
В качестве великого посла, Оссолипский воспользовался вывезенными из Москвы
сокровищами короипак* скарба, для того чтоб явиться перед Западною Европой
представителем „величайшего из монархов Севера, короля польского, шведского и царя
московскаго". Наглядным представлением могущества своего монарха и своею
собственною пышностью ему надобно было облегчить себе достижение
предположенной цели в том городе, „где" (по замечанию самих Поляков) „богатым и
сильным редко в чем отказывали". Но, так как богачем он всё-таки не был и „денег
напрасно тратить не любилъ", то в приготовлениях к своему посольству должен был
прибегнуть к соображениям, свойственным его изворотливости.
Прежде всего подобрал он себе „дворянъ", отличавшихся мужественною красотой,
богатством и образованностью, из которых бы каждый представлял с таким
достоинством особу посла, своего пана, с каким он самъ—особу короля, и чтобы, видя
их, можно было сделать выгодпое заключение обо всей шляхте. Зная, с каким
великолепием появлялись в Риме посольства французские, постановил он: „чтобы то,
чтб у них было из серебра, у него было из чистого золота,—что у них из золота, то у
него из драгоценных камней,—что у них из драгоценных камней, то у него из
диамантовъ". А для того стоило только взять из коронного скарба на показ все
блестящее да истратить соответственно незначительную сумму на выставку,—и глаза
Римлян будут ослеплены. Кортеж его состоял из 300 людей, 20 экипажей, 30 верховых
лошадей, 10 вьючных верблюдов и соответственного количества нагруженных ЕСЯКИМ
добром брик. Все это было распределено и построено с такой глубокой
обдуманностью, для поражения Римлян изумлением, с каким гениальный воин ведет в
огонь свои победоносные колонны. В довершение дешевого эффекта, Оссолинскии
везъ
т. її.
В
18
.
папе подлинную грамоту Константина Великого, которою Константин подарил
церкг.п город Рим. Грамота эта, по завоевании Турками Константинополя, сделалась
достоянием канны московских царей, а по взятии Москвы великим Русином
Жов'ковслагм, попала в польские руки: „драгоценный подарок для папы п славный для
Польской нации", как пишут Поляки.
В то самое время, когда Оссолинскин дивил представителей католической Европы
театральным великолепием своей обстановки, получено было в Риме известие о
торжестве короля Владислава над московскою ратью под Смоленском. Это событие
вдохновило польского оратора такою громозвучностью, хвалебною для короля и папы,
а порицательного для Москвы, что святой отец тут же сказал своему камерленго:*) „И
Цицерон не говорил бы лучше".
Слушали латинскую речь Оссолинского послы французский и других католических
государств. Было чтб слушать им. Представитель могущественнейшего монарха Севера
приветствовал главу западной церкви такими например словами:
„Сколько ни есть народов, покрывающих Север Европы на широком пространстве
от Карпат до Каспийского моря и от Ледовитого океана до моря Черного, все они, в
лице моего монарха Владислава, преклоняются ныне пред престолом твоим, святый
отче: ибо все тамошние народы—или принадлежат его маестату по праву
наследственному, или же, покоренные оружием, признают его повелителем своимъ".
Национальное самохвальство польского посла находило в Риме полное сочувствие,
когда он говорил: „Оттоманский полумесяц, разрушивший столько городов
укрепленных, перешагнувший столько непроходимых пропастей и быстрых рек,
истребивший столько христианских поселений, останавливают Поляки голою грудью.
Что татарская свирепость не разлилась по всей Европе, этим обязана Европа одной
Речи Посполитої! Многократно победили мы Москалей, христиан только именем,
самим же делом и обычаем горших из всех варваров,—победили, и наконец
прекраснейшую часть их областей обратили в нашу провинцию... Узришь еще, с
помощию Божией, перед своею столицей и одичалых скандинавских львов,
присмиревших под могучей рукою Владислава; узришь
*) Это звание носят при дворе папы кардинал, управляющий юстицией и
финансами. После смерти папы до избрания нового, камерленго управляет папским
царством.
.
19
перед собой отступников общего пастыря, н затворишь их в овчарне своей", etc. etc.
Чтобы заручиться помощью самовластной олигархии в великих предприятиях
короля своего, проектировал Оссолинский еще прежде союз католических магнатов
под фирмою рыцарского братства беспорочного зачатия. Это братство долженствовало
состоять из 48 членов, возвышенных папою в княжеское достоинство и обязанных
повиноваться в войне с неверными великому магистру, польскому королю. Пана, чрез
своего нунция, обещал дать санкцию проекту Оссолишекого, который, служа
мечтательным видам Владислава, в то же самое время представлял Римской Курии
новый способ обладания Польшею в лице богатейших и могущественнейших её
олигархов. Теперь, восхищенный послом и посольством, наместник Христа утвердил
Братство беспорочного Зачатия, и дал Оссолннскому титул римского князя. Зато ж и
римский князь уверял Христова наместника, что в Польше „весь сейм, сенат и и народ
больше заняты борьбою за религию с согражданами своими, нежели безопасностью и
целостью общего отечества".
Но тут Оссолинский зашел уже слишком далеко в обольщении властителей земли:
основавшись на его уверении, папа не поступился ниодшш епископством И ишодннм
храмом из той добычи, какую получил в дольской Руси чрез посредство измышленной
иезуитами унии. Наряженная пм конгрегация нвь 4 кардиналов, 4 нрелагов u 4
ученейших теологов, после пятинедельного взвешиванья этого вопроса на
католических весах, не могла найти никакого способа, которым бы Апостольская
Столица могла принять самомалейшее участие в возвращении схизматикам их
предковекоии собственности. Оссолинский добился того, что пана запретил
монашеским орденам в Польше приобретать земские имущества (однакож фактически
оказалось это невозможным), добился СВОИМИ ИСТИННО иезуитскими уловками, через
самих же иезуитов, и того, что иезуитские школы, основанные в Кракове вопреки
привилегированной королями Краковской Академии, были закрыты; но вопрос
униатский de jure остался в том же положении, в каком был при Сигизмунде III.
Таким образом то, для чего собственно ездил ОССОЛИНСКИЙ в Рим, послужило
только к его славе среди толпы, стекавшейся со всего света в столицу католичества, и к
его возвышению в глазах людей, ценящих заслуги но титулам. Возвращаясь в отечество
через Флоренцию, Венецию и Вену, он был принимаемъ
ь
20
ОТПАДЕШЬ МАЛОРОССП ОТ ‘ПОЛЬШИ.
точно владетельный потентат; и осыпаем беспримерными подарками, а Фердинанд
II австрийский вручил ему на ирощ&нье диплом, которым княжеское титло,
присвоенное имениям Оссолииского, сделалось принадлежностью, как его особы, так и
его потомков; Фердинанд наименовал его князем Римской Империи. Латинским языком
различие между двумя титулами виражалось так: Princeps Ossoliсski, Dux in Ossolin.
Возвратясь в отечество, Оссодишекий подучил в награду обширные имения в
завоеванной королем Северии, к которым прикупил еще Батурин с его окрестностями и
Конотоп. Теперь он был вполне магнат, или то, что Шшворуесы называли на всю губи/
пан.*) Но король был им недоволен; иезуиты обиделись; духовные и светские
можновладники завидовали; шляхта видела свои надежды обманутыми, а его титулами
была разогорчена.
Всего досаднее шляхте было то, что Оссолниекии не привез из Рима запрещения
всему духовенству приобретать земские имущества. Уже давно ходили в Польше
тревожные толки, что духовенству принадлежит в Короне больше имений, нежели
королю и дворянству* В педавнее время некоторые монашеские ордена, путем
судебных обязательств, получили в Великой Польше по 15, 20 и 30 еел? а под нашим
Львовом католическое иоповство и монашество приобрело покупкой столько имений,
