ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (1340 —1654). Том первый
Из «Чтений в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете» за 1888-й год.
Глава I.
Соединение Малоруссов с Поляками под одной короной. — В начале перевес русского элемента над польским. — Равнодушие польских панов к римской политике. — Расположенность поляков к русскому элементу. — Как завладели иезуиты общественным воспитанием в Польше. — Как деморализовалось православное духовенство под иноземною властью. — Церковные братства и церковная уния.
Обширную этнографическую область малорусского языка и малорусского обычая делят издавна на Малую Россию, на Белую, Черную и Червонную Русь (иначе Галичину), на Донщину и Черноморщину. Все вместе называют обыкновенно Южным Краем, или Южною Русью, а по языку и характеру народа — Украиною Киевскою, Слободскою, Волынскою, Подольскою, — землею Донскою, Черноморскою, Галицкою.
Эта область более или менее цельного малорусского языка и обычая заключает в себе плодородные пространства чернозема и песчаные, дающие скудный урожай междолесья; местами переходит она из однообразной равнины в холмистые и байрачистые раздолья, — из высоких степных кряжей в болотистые низины, из безводных степей в лесистые и водянистые нетры [1]; нередко изобилует лесами и на сухих пространствах. Что касается языка и обычая, то в этой разнообразной области находим всюду того же самого русина, отличенного более или менее скрещением с инородцами и долговременным пребыванием под влиянием их культуры.
Древнейшая, дотатарская, или варяжская Русь, на которой основалась малорусская, как и великорусская, народность, делилась на самоуправляющиеся княжеские республики с вольными вечами и соединялась в один союз, или федерацию, только династиею Рюриковичей, которые, по общественному призыву, княжили в первой русской столице, Киеве, и в подначальных великому князю киевскому городах: Чернигове, Переяславе, Турове, Полотске, Владимире-Волынском, Перемышле, Галиче и Тмутаракани.
В XIII столетии наш Малорусский край покорил внук завоевательного монгола Чингисхана — Батый, а в начале XIV-го из рук монголотатарских перешел он в руки литовские. Только часть великого южнорусского займища, так называемая Галицкая, или Червонная Русь (иначе Карпатское Подгорье) продолжала отстаивать свою независимость — с одной стороны от татар, а с другой от поляков; но в 1340 году завоевал ее польский король Казимир Великий, а под конец XIV столетия Литва соединилась с Польшею, по воле своего самодержавного князя Ягелла или Ягайла, которого поляки женили на принцессе Ядвиге, дочери и наследнице своего короля Людовика Венгерского и провозгласили своим королем.
Завоевание Червонной Руси и призвание на польский престол Ягайла привели наших предков к соединению с поляками под одной верховной властью. От этого соединения мы утратили не одну такую черту, которая свидетельствовала о нашем родстве с Великоруссами, и в то же время сделались кой в чем похожи на поляков.
Впрочем корни нашей народной жизни те самые, что и у Руси Северной, впоследствии прозванной Московскою. Сходство с поляками ограничивается у нас только некоторою примесью со стороны языка и обычая.
В завоеванной Прикарпатской Руси и в соединенной с Польшею Руси Литовской поляки нашли достаточно боевой силы, во-первых, для одоления своего страшного супостата — ордена немецких рыцарей Крестоносцев, по польски Крыжаков, во-вторых, для удаления от своих пределов Москвы и, в-третьих, для запугиванья остатка Золотой Орды, крымских татар. Но эта боевая сила не сознавала достоинства своей национальности в такой степени, чтобы, как это свойственно народу культурному, видеть в своем родном элементе драгоценный завет предков, не подчиняясь чуждому языку и обычаю. Червонную Русь, или Галичину, покорила Польша превосходством военного искусства и государственности; Литва же сама по себе, как нация, была до такой степени груба в своей первобытности, что не имела даже собственной, литовской письменности, а если обнаруживала некоторую образованность в своем домашнем быту и вере, то этим заимствовалась она сперва у тех русичей, которые проникали в её лесистые и болотистые трущобы ради торговли или уходили сюда во время татарского лихолетья, а потом у тех, которых великий князь литовский Гедимин привлек под свою власть или политикою, или оружием.
С того времени, когда Литва превозмогла татарскую силу в Киевщине и неопределенной границами Подолии до самого Черного моря, литовское дворянство пополнялось людьми русскими, сравнительно с Литвою — образованными.
Государственные акты в Литве писались по-русски. Литовские князья и родственники их женились на дочерях обездоленных наших князей, потомков Рюрика. Языком литовского двора, языком высших сановников был наш южнорусский язык. Все это вместе привело к тому, что и самое идолопоклонство литовское отошло на второй план перед русским христианством. В грекославянскую веру крестились не только знатные литвины, но и члены великокняжеского дома. Литва была самобытная нация одним только именем своим. Огромное большинство литовских подданных, людей русских, превосходство русского быта над литовским и необозримое пространство литворусской земли, ознаменованной преданиями христианской церкви и славянской государственности, — все это вместе делало так называемую в Москве «Литовскую Сторону», по существу своему, славянорусскою.
И при всем том русский элемент, в глазах верховных представителей литовского племени, не выдерживал сравнения с элементом польским.
В эпоху, прозванную татарским лихолетьем, малорусская церковь отособилась от греческой, и перестала заимствоваться от неё просвещением. Осталась она, среди городских развалин и опустелых селищ, без книгохранилищ, без просвещенных и богатых ктиторов. Она проповедовала свою науку в ободранных и полуразрушенных святилищах, проповедовала устами нищего духовенства, среди жалких остатков побитых и разогнанных прихожан. Малорусская церковь не в состоянии была давать о себе высокое понятие даже и тем литвинам, которые обратились в христианство; а между тем в соседнем крае, в Польше, перед язычниками и неофитами открылось католичество во всем внешнем величии своем.
Эта другая вера в того же христианского Бога пришла к недавним врагам Литвы не из Царьграда, который уже и в Ягайлово время теснили турки, а из «Вечного Города», царствовавшего тогда над всей Европой, из столицы наук, искусств и высшей гражданственности. Русская незначительная образованность развила в литовских трущобах умы воинственных дикарей не больше, как настолько, чтобы, сравнивая наше православие с польским католичеством, блестящую веру полновластного римского папы предпочитать потускневшей перед нею вере костантинопольского патриарха. Сам Ягайло, воспитанный в православной обрядности среди своего русского двора, воцарившись в Польше, оставил эту обрядность, крестился в католичество и заставил многих себе подобных принять римское крещение.
Превращение русского элемента в польский было у нас в начале явлением естественным. Что происходило с литовским языком и обычаем, когда слилась Литва с растоптанною, заполоненною, разбежавшеюся куда попало Русью, то самое начало делаться с языком и обычаем литворусским, когда соединилась Литва с Польшею под одной короною.
Между тем не весьма давно еще было такое время, что русский наш элемент стоял выше польского.
Днепровская и Днестровская Русь, как земля, была и богаче, и разнообразнее Польши. Раскинулась она, в смысле области, шире, нежели вся древняя Польша с своими Прусами. Воевала и торговала она с Византиею, которая во времена оны не до конца еще утратила культурное наследство свое после древних римлян. Все вместе поднимало в ней народный дух высоко, так что и в письменах, и в песнопениях своих, и в самом быту своем с его ремеслами и торговлею первобытный русин превосходил первобытного ляха.
Когда пойдут бывало Рюриковичи войною в Польскую землю, то возвращаются домой только с пленниками, чтобы населять чужим, а не своим народом дикие поля свои в виду кочующих половцев и печенегов. Когда же вторгались к нам убогие в своей воинственной грубости ляхи, то навьючивали своих коней дивными для них изделиями наших ремесленников; а наша столица, Киев, так ослепляла их неведомыми еще удобствами жизни, что они не хотели возвращаться в свое убогое отечество.
До XVI столетия в Польше не было написано ни одной книги по-польски. Мертвая латынь пересыпалась, точно сухой горох, в головах польских грамотеев, не давая живых ростков; а торговля и война с «Руснаками» вселяли между тем среди поляков русские нравы, русский вкус, шпиговали русским языком и польскую речь, которая, по своей первоначальной формации, далеко не так благозвучна и богата, как наша русская.
