От стен великой столицы до великой стены - Вячеслав Семенович Кузнецов

В. С. КУЗНЕЦОВ

ОТ СТЕН НОВОЙ СТОЛИЦЫ

ДО ВЕЛИКОЙ СТЕНЫ

Начало XVII в. в жизни народов Восточной Азии ознаменовалось весьма значительным по своим последствиям событием. В 1616 г. на территории нынешнего северо-восточного Китая появилось маньчжурское государство — «Позднее Золотое», сплотившее воедино основные племена чжурчжэней, древних насельников северо-восточной окраины Азии. Создателем маньчжурского государства, объединившим чжурчжэней, выступил Нурхаци (1559–1626). К раннему периоду его жизни и деятельности автор обращался в ранее написанной книге «Нурхаци» (Новосибирск: Наука, 1985). События в ней доведены до того времени, когда. после провозглашения в 1616 г. независимого маньчжурского государства оно столкнулось с угрозой уничтожения объединенными усилиями империи Мин и Корейского королевства. В походе на ставку Нурхаци в Хету-Ала участвовали китайские и корейские войска, дружины чжурчжэньского княжества Ехе, правители которого не захотели подчиниться. Нурхаци. Верховное руководство кампанией против Нурхаци было возложено на Ляодунского цзинлюэ Ян Хао.

Итак, на исходе была зима 1619 года.

Сама земля маньчжурская, казалось, насторожилась и затаилась. В безмолвии теснясь друг к другу, как ратники перед сражением, деревья, широко расставив свои руки-ветви, как будто норовили не пускать в долины чужаков. Ручьи и речки, ужавшись за зиму и не набравшись силы запоздалою весной, бежали неприметно. Не слышно было птичьих голосов, да и зверье укрылось в норах и чащобах.

Оскалив пасть зубастую, желтый дракон, казалось, спустился сам с полотнища знамен на эту землю, и замерла она тревожно под грузом многотысячной толпы людей, повозок, пушек. Нашествия такого ей уж давно не доводилось испытать. Нестройными рядами брело в маньчжурских землях войско Сына Неба. Разворотить осиное гнездо, что свил Нурхаци, и племя все его срубить под корень — таков приказ. Иначе не вернуть покой для Поднебесной. Но рядовое воинство, вся та безликая толпа, что под знаменами с драконом шла, меньше всего пеклась о Поднебесной. Ее гнало в маньчжурские пределы лишь серебро да ожидание добычи. Наемная орда шла отрабатывать задаток и, грабя, поживиться — не землю защищать, где предки жили испокон веков. И стоило им деньги получить, как в пекло одурело лезть уж многим расхотелось. «Достаточно того, что чрез чащобу леса продираюсь и волоку притом копье и меч, карабкаюсь по сопкам. И столько нас, что не разобрать потом, кто лез вперед, кто прятался за спину», — так думал каждый.

Вот не одно уж ли осталось за спиной, а дикарей все не видать. «Наверное, застанем мы врасплох их, — так рассудил Ду Сун, — и потому надо спешить». Очень уж хотелось Ду Суну управиться с Нурхаци самому и не делиться почестями, славой с цзянцзюнями другими ^{1}. Их трое было, и на них смотрел он с самого начала как на соперников своих и только. «Любой ценой я буду первый, — играя желваками, упрямо про себя твердил Ду Сун. — А этот сброд, которого главою поставлен я, жалеть причины нету. Пускай передние под ноги задних лягут через дороги эти, топи и ущелья».

Вот на пути река. Она у них зовется Хуньхо-бира, Какой ей быть еще? Вода ее спокойна, но мутна, и потому она на вид как пыльная, но зыбкая дорога. По ней ногами не пройдешь. Не проползешь на животе. Лодки нужны. Они, однако, где-то тянутся в обозе. «Лодок не ждать! — команду дал Ду Сун. — Этот ручей пройти, кто может как. Кто вплавь, кто бродом. И скорей!»

Сколько ко дну пошло, сколько отстало — не до того было Ду Суну. Уж где-то близко должно быть логово Нурхаци. Скорей туда!

Он храбрый воин был, Ду Сун, и только. В стремлении своем скорее взять врага за горло он так спешил, что не успел разведать, где тот и что ^{2}. Нурхаци же и люди все его (земля родная их хранила) уже давно внимательно следили, куда ведет свои войска Ду Сун. Какой-то посвист вдруг раздался, и эхо, отзовясь, угасло. Ко звукам этим Ду Сун остался безучастен: «Что птичьи дела ему?» И невдомек храбрейшему Ду Супу, что то не посвист птиц, а разговор дозорных Нурхаци.

В прерывистом звучании птичьих голосов порою чудилось сороки стрекотанье. Оно уверенности придавало тем из маньчжур, что слышали его: видать, дает так знать через сородичей своих та птица вещая потомку своему Нурхаци-государю, что с ним она и не оставит с людьми его в беде.

— Со мной сейчас три старших сына и племянник, который мне как сын родной. Они, сыны мои, давно уже не сосуны. Как не сейчас попробовать им силы и показать, на что они способны! А пестуном, — немного поразмыслив, решил Нурхаци, — Эйду им будет.

Вот завиднелись горы впереди, вернее, пара сопок, слитых в основание Сарху. А уж от них до ставки Нурхаци каких-нибудь ли 60. Они б, конечно, не заняли столь много времени, коль ехать просто в паланкине да по наезженной дороге. А тут — тропа войны. Она извилиста, узка, на ней самой препятствий тоже много. Вот встало на — пути селение Гяйфан. Оно подобно валуну легло в развилке сопок. Часть войска своего Ду Сун оставил осаждать Гяйфан, куда уже приспели на подмогу сыновья Нурхаци, о чем еще не знал Ду Сун. Гяйфан остался осажденным в стороне. Ду Сун пошел в обход. А у подножия Сыарху его уж ждал Нурхаци с войском основным.

Сражение, вспыхнув около полудня, еще и ночью длилось. Ночная темень равно застилала глаза китайцам и маньчжурам, по-разному, однако, видели они, Маньчжурам не чужими были здешние места. Знакомы были каждая низина, возвышение, и знали потому они и ночью, куда ступить, а где залечь. Врага не видя пред собой, китайцы принялись напропалую палить из ружей.