История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин

Конец XVIII столетия в истории Финляндии ознаменован главным образом борьбой шведского короля Густава III с повелительницей России — Екатериной II.

И Екатерина, и Густав составили эру в ходе развития своих государств. Их царствования прославлены прежде всего редкими личными качествами обоих. Их имена вдохновляли многих талантливых людей и нередко окружались таинственной прелестью легенды. У обоих много ума, блеска, энергии, изящества и в то же время много рисовки, противоречий и крупных недостатков. Желая скрасить и прикрыть свои недочеты, Екатерина много писала, Густав много говорил. Они всегда были озабочены привлечением и расположением к себе всех. Оба сложные и своеобразные характеры. Их жизнь — роман, их борьба — полна драматического интереса.

Их и тянуло друг к другу, и отталкивало. Они сходились в общих передовых стремлениях века, в расположении к науке и искусству, в любви к изящному и остроумному. Они жаждали взаимных похвал, желали пленять друг друга и своеобразно ревновали.

Он — позер и неисправимый мечтатель, она — страстная женщина, но в политике все подчиняла расчету. Он насаждал вокруг себя все французское, она — перевоплощалась в облик и дух своих подданных.

Здравая политика подсказывала им сближение и союз: наша граница была опасно близка к столице, а Швеция постоянно чувствовала тиски соседних государств. Но в веяниях века они соперники и потому не только не сблизились, а наносили друг другу наиболее чувствительные удары.

Профессор В. А. Бильбасов, много поработавший над изучением времени Екатерины, отметил некоторые особенности происходившей между Россией и Швецией войны 1788-1790 гг. Но курьезов такое обилие, что они трудно поддаются перечислению.

Задумав кампанию, Густав крикливым и «сумасшедшим» ультиматумом потребовал возвращения всей Финляндии. На свой дерзкий вызов он позволял ответить лишь да, или нет. Его план быстрого и внезапного нападения на Петербург смел и превосходен. — Наши войска находились на юге, где с трудом одолевали Турцию. Пруссия вооружалась. Англия субсидировала Густава. Алексей Григорьевич Орлов примчался из Москвы, желая склонить Екатерину к уступкам. Князь Потемкин, спасая честь и целость Империи, советовал возвратить Крым, заключить союз с Пруссией и мир со Швецией.

Однако успех не сопровождал оружия Густава. Был, правда, момент, когда стекла дрожали в домах Кронштадта, а в Петербурге, при ветре с моря (29 мая 1790 г.), пахло порохом. Но у Красной Горки геройски сражался А. И. Круз, а столицу ободряла своим поведением сама Императрица, которая распоряжалась «как в штаб-квартире».

Не было надлежащего успеха и на стороне русских потому, что во главе нашей армии стоял сперва «петиметр» и «сущий болван», а затем — «глупый и упрямый граф». Флотом, после умного и храброго C. К. Грейга, командовал водяной кунктатор В. Я. Чичагов, а на его судах плавали матросы, никогда не видавшие моря.

Часть войска была отправлена к границе на подводах. Но... даже наши курьеры того времени ездили тихо. Подрядчики поставляли столь дурных лошадей, что (между Ораниенбаумом и Петербургом) курьерам приходилось иногда ходить пешком.

Война закончилась миром, заключенным плохо-воевавшими генералами, которые вели переговоры почти под открытым небом, в глухой деревеньке, тайно от европейских кабинетов.

Армия и флот России были переполнены иностранными офицерами. На театре военных действий не малую роль играли авантюристы.

А сколько драматизма в положении Густава III? Неожиданно он попадает в среду бунтующих своих офицеров.

Со всем своим флотом он оказался запертым в неприятельской бухте. При Роченсальме он потерпел редкое поражение и торжествовал блестящую победу. Среди боевых действий на одной окраине королевства, он узнает о нападении врага на другую отдаленную часть своих владений. В перерыве военных операций, он схватывается, на риксдаге, с своими смертельными внутренними врагами. Наконец, в разгаре общего веселья и бальной музыки рука озлобленного аристократа наносит ему смертельную рану.

Среди эпизодов своеобразной войны 1788 г. первое место занимает, конечно, заговор аньяльских мятежников. Он имел значительное влияние на ход военных действий, но еще более важным он является по своим политическим последствиям. Волны его влияния докатились до наших дней.

«Что такое современная Франция? —спрашивал знаменитый И. Тэн. — Чтобы ответить на этот вопрос, — продолжает он, — нужно знать, как развивалась эта Франция, или, что еще лучше, присутствовать в качестве зрителя при её образовании».

То же повторим и мы. Что такое современная политическая Финляндия? Только изучив её прошлое, можно понять её настоящее. Только проследив ход её политических мыслей, возможно уяснить себе её поведение последних лет.

Обращаясь к её прошлому, легко заметить, что купель современной политической Финляндии — Аньяла. Там она получила свое крещение. Там, в дни аньяльских замешательств, камень за камнем возводился фундамент политического строения Финляндии из материала, накопленного в предшествовавшее время.

Аньяла имеет свою историю и ее необходимо здесь припомнить.

С того дня, когда Великий Петр приказал поспешно вбить первые сваи для новой своей столицы на болотистых берегах Невы, финляндцы почувствовали, что в судьбе их родины должна произойти коренная перемена. С этого времени многие из них стали проникаться двоякими склонностями и стремлениями. Одних одолевали сомнения, в состоянии ли будет Швеция удержать за собой Финляндию. — У других — особенно во время войны 1741-1742 гг., как результат бродившего недовольства «шведскими притеснениями», — замелькали мысли о создании из Финляндии самостоятельной единицы. Манифест Елизаветы Петровны от 18 марта 1742 г. явился последствием известного настроения среди финляндцев. Представитель России в Стокгольме, Бестужев-Рюмин, донес Императрице, что в Финляндии наблюдается недовольство, и «некоторые финляндцы в тайне питают надежду, что великое княжество Финляндское может сделаться чем-то самостоятельным, под покровительством России».

Указанные условия вызвали появление манифеста 1742 г. Занятие Финляндии русскими войсками также было рекомендовано нашей власти. Это предложение исходило от членов Стокгольмской оппозиции. Партийное озлобление шведов зашло так далеко, что ему приносились в жертву первейшие интересы королевства. По словам М. Бестужева, «добрые шведские патриоты» представляли исключительному усмотрению русского правительства покорить Финляндию или оставить ее за Швецией.

Финляндский писатель Г. Лагус указал, что никто другой, как известный профессор абоского университета Г. Г. Портан, в одном из своих стихотворений 1771 года, выразил мысль о Финляндии «как особом отечестве с своими воспоминаниями и собственными надеждами». Но так как Портан презирал все русское, то его не причислили к группе местных изменников.

Если среди финляндцев все более и более распространялась мысль о возможности устроить свою родину в