Начало военных действий было вызвано, очевидно, нападением польско-венгерских войск на подвластную Гедимину Волынскую землю. На это косвенно указывают следующие факты. Когда летом 1323 г. армия союзных государств, вторглась в пределы Галицко-Волынской Руси, польский король имел намерение возвести на княжеский престол своего ставленника – одного из сыновей вдовы добжинского князя Земовита – Анастасии, дочери Льва I Даниловича. Наследственным уделом Льва Даниловича была западная часть Галицкой Руси с центрами в Перемышле и Львове,[122] что в известном смысле может служить ориентиром при определении цели и направленности самого похода. Однако летом 1324 г. Владислав Локетек отклонил первую кандидатуру в галицко-волынские князья и остановил свой выбор на Болеславе, 14-летнем сыне мазовецкого князя Тройдена и Марии,[123] дочери галицко-волынского князя Юрия Львовича, под властью которого в свое время находились обе части княжества. Этот выбор привел к разрыву до тех пор дружественных отношений между Литвой и Мазовией и нападению литовских отрядов на владения отца мазовецкого княжича, Тройдена.[124] 19–21 ноября 1324 г. владения Тройдена и его брата Земовита подверглись повторному, еще большему разорению. Ущерб был так велик, что в следующем году оба мазовецких князя обратились к папе Иоанну XXII с просьбой о спасении, указывая на грозившую им опасность от близкого соседства с Литвой.[125] Масштабность второго похода выделяет его из ряда ординарных набегов литовских отрядов на соседние территории и дает основание предположить, что он знаменовал начало военного конфликта из-за Галицко-Волынской Руси между Литвой и Польшей, а также союзными с нею Венгрией и княжествами Мазовии.
Союзникам удалось потеснить литовские войска, о чем свидетельствуют присвоение титула владимирского князя Яном силезским в 1325 г. и те уступки, на которые вынужден был пойти Гедимин в результате этой борьбы. Кроме того, сохранилось письмо от 14 ноября 1325 г. одного из комтуров Тевтонского ордена, в котором он сообщает о приезде к нему в Бальгу "русинов" из Владимира и Визны с целью освобождения своих земляков, захваченных крестоносцами осенью 1324 г. во время набега на околицы подвластного Литве Гродно.[126] Из письма видно, что речь шла о посольстве, высланном владимирским князем на Лит- /34/ ву и перехваченном тевтонскими рыцарями, а это, как и поход литовских войск на Мазовию в ноябре 1324 г., косвенно указывает на вокняжение Болеслава Тройденовича во Владимире-Волынском осенью того же года.
В начале 1325 г. наметилось политическое сближение между Польшей и Литвой, завершившееся оформлением их союза, направленного против крестоносцев. Как отметил К. Маркс, именно тогда, "… в первой половине XIV века тевтонский орден стал серьезной угрозой для Польши, Литвы и других стран Востока".[127] Проявлением польско-литовского сближения явилось крещение 30 апреля 1325 г. дочери Гедимина Альдоны (Анны) и последовавший 16 октября того же года ее брак с наследником польского престола Казимиром.[128] По этому поводу К. Маркс заметил: "Владислав Локетек (восстановитель Польши) женит своего сына (Казимира Великого) на дочери Гедимина, которая обратившись в христианство, при крещении получила имя Анны; с того времени литовцы щадят Польшу".[129]
Польско-литовский союз 1325 г. достигнут за счет земель Галицко-Волынской Руси и ущемления политических интересов мазовецких князей. Гедимин был вынужден временно отказаться от реализации прав Любарта на Волынь и уступить ее Болеславу Тройденовичу, сохранив, однако, за своим сыном какой-то удел, полученный им в качестве вена, по всей вероятности, в Луцкой земле, на киевско-волынском пограничьи.[130] За Литвой окончательно была закреплена Берестейская земля вместе с Подляшьем, [131] что привело к временному разрыву отношении между Польским королевством и претендовавшей на эту часть Волынской земли Мазовией, которая в 1326 г. заключила соглашение с Тевтонским орденом и начала военные действия в подвластной Локетку Куявии.[132]
Таким образом, развернувшееся в 20-х гг. XIV в. наступление литовских феодалов на Юго-Западную Русь лишь частично достигло успеха. На этом направлении они встретили не только сопротивление местного населения, но и противодействие со стороны Золотой Орды, Польши и Венгрии. Исходившая от Тевтонского и Ливонского рыцарских орденов постоянная угроза безопасности Литвы, а затем и открывшаяся реальная перспектива объединения военных усилий Польши и Литвы против общего врага – крестоносцев, побудили великокняжеское правительство Гедимина пойти на территориальные уступки в захваченных Киевском княжестве и Волынской земле, а также признать князем в Галицко-Волынской Руси ставленника польских феодалов Болеслава-Юрия II Тройденовича (1324–1340) и, возможно, какую-то форму зависимости от Орды своего наместника в Киеве. Характерно /35/ в этой связи, что и получивший в результате польско-литовского компромисса галицко-волынский княжеский трон Болеслав-Юрий II тоже вынужден был обратиться за своим утверждением к хану Узбеку и выплачивать дань Орде.[133] По-видимому, тогда же властями Галицко-Волынского княжества был признан факт захвата Ордой большей части Галицкого Понизья. В конце 20-х гг. XIV в. новая волна экспансии Ордынской державы докатилась до владений Тырновской Болгарии на Дунае, и степи Северного Причерноморья между этой рекой и Днестром опять стали подвластны ханской администрации.[134] Следовательно, распространение власти литовских и польских феодалов в середине 20-х гг. XIV в. не принесло ее населению освобождения от тягот золотоордынского ига. Одновременно Золотая Орда сумела восстановить пошатнувшееся было в начале XIV в. господство как над Галицко-Волынской Русью, так и ее бывшими владениями в Северном Причерноморье.
Как свидетельствуют грамоты, выданные Болеславом-Юрием II, под его властью оказалась основная территория Волынской и Галицкой земель: среди ближайшего княжеского окружения значатся Федор, епископ галицкий, Михаил Елезарович, воевода белзский, Грыцко Коссачович, воевода перемышльский, Борис Кракула, воевода львовский, и Отек, воевода луцкий.[135] Став князем Галицко-Волынский Руси, Болеслав Тройденович не смог найти достаточно прочной опоры среди местного боярства, хотя сначала и предпринимал шаги в этом направлении. Так, чтобы заручиться его поддержкой, он принял православие и имя своего деда – Юрий. Сохранилось известие, что жители Львова признали власть этого князя только тогда, когда он гарантировал им их давние права и обычаи. Подобной политикой Болеслав-Юрий II мог на какое-то время привлечь влиятельную часть боярства.[136] В этом смысле, видимо, следует понимать сообщение польского хрониста Яна из Чарнкова о том, что Болеслав Тройденович был избран на княжение русскими боярами. [137] Но вскоре внутриполитический курс галицко-волынского князя круто изменился. Уже в 1328–1330 гг. Болеслав-Юрий II снова перешел в католичество и стал оказывать покровительство чужеземным колонистам, которых он, возможно, пытался использовать как противовес боярской оппозиции, особенно усилившейся в последние годы его княжения.[138]
Неустойчивость внутриполитических позиций во многом определила внешнеполитическую ориентацию Болеслава-Юрия II, его стремление заручиться помощью и поддержкой против оппозиционного боярства у одного из наиболее могущественных своих союзников. С другой стороны, установившийся в Галицко- /36/ Волынской Руси кондоминат удовлетворял правящие верхи Польши и Литвы лишь до тех пор, пока оставался в силе их военно-политический союз. Союз этот не был прочным, поскольку языческая Литва все еще оставалась вне культурно-религиозной общности европейских стран и к тому же ее политика по отношению к Тевтонскому ордену в тактическом плане не всегда совпадала с внешнеполитическим курсом Польши. После 1329 г. антиорденский союз Польского королевства и Великого княжества Литовского фактически утратил свою силу.[139] В связи с этим начинается скрытая борьба между правящими верхами Польши и Литвы за доминирующее влияние на Болеслава-Юрия II и его ближайшее окружение, создание политических предпосылок для последующей реализации территориальных притязаний относительно Галицко-Волынской Руси при более благоприятных обстоятельствах. Дипломатическую инициативу первой проявила Литва. Уже в 1331 г. происходит сближение между домом Гедимина и Болеславом-Юрием II, следствием чего стал брак галицко-волынского князя с дочерью литовского князя Евфимией (Офкой), свершенный в Плоцке (в Мазовии) по католическому обряду.[140] Обеспокоенные складывавшейся ситуацией, польский и венгерский монархи на встрече в Вышеграде в 1335 г. пришли к соглашению об усилении роли Польского королевства в проводимой ими совместно экспансионистской политике на Руси. Тогда же в основном была достигнута договоренность и о наследовании польского трона представителями обосновавшейся в Венгрии Анжуйской династии в том случае, если Казимир III (1333–1370) не будет иметь своих потомков. Взамен польскому королю была обещана помощь в делах Руси, против крестоносцев и других возможных противников.[141] На следующей встрече в Вышеграде в 1338 г. с участием, как принято считать в польской историографии, Болеслава-Юрия II или же его представителя, польско-венгерская договоренность приобрела более конкретные формы и была распространена также на галицко-волынского князя. Болеслав- Юрий II дал присягу верности и дружбы венгерскому королю Карлу-Роберту и признал Казимира III своим преемником в Галицко-Волынском княжестве. Последнее обстоятельство указывает на то, что правители Польши и Венгрии, стремясь к захвату галицко-волынских земель, игнорировали интересы большей части местного боярства и традиции наследования княжеской власти на Руси. Вместе с тем очевидна антиордынская направленность вынашиваемых ими политических замыслов относительно Руси. Тогда же в Вышеграде Казимир III свершил формальный акт признания прав на польский трон Карла-Роберта Анжуйского и его сыновей в том случае, если у него не будет мужского /37/ потомства. В свою очередь, венгерский король обещал ему за это свою поддержку в борьбе против Люксембургов и Тевтонского ордена, а также помощь в овладении Галицко-Волынской Русью.[142]
