давали в Бастилии.
Тогда губернатором был Тестю. Он не решался писать. Заметив это, Екатерина Медичи сказала: «Если вы не в состоянии таким образом редактировать это дело, господин губернатор, то я продиктую вам». Тестю отвечал: «Не это меня затрудняет, но признаюсь, что заверить подобный факт… который не существует…»
Однако Екатерина Медичи сумела так подействовать на него, что он согласился на ее требование, но едва написал он несколько строчек, как вдруг дверь с шумом отворилась и в комнату вошел офицер, измокший от дождя и обрызганный грязью, который бросился к Екатерине Медичи и, сказав ей «от короля» (de lapart du roi), передал письмо. Этот офицер был Сувре, принесший два важных известия: первое, что Дамвиль жив, и второе, что брат короля герцог Алансонский бежал. Екатерина Медичи побледнела, прочитав это письмо. «Дамвиль жив, – воскликнула она, – и знает наши планы, и герцог Алансонский скрылся из Лувра, но как же это случилось?»
Сувре отвечал, что это устроил сеньор Бюсси д’Анбоаз и что, по-видимому, герцог Алансонский счел за личную для себя обиду решение, принятое против маршалов, что он находится в Дрё и издал оттуда прокламацию, в которой объявляет, что соединяется со всеми недовольными, чтобы освободить Францию от правления фаворитов и вместе с Дамвилем отомстить за смерть Ла Моля и маршалов.
«Все погибло! – воскликнула королева-мать, – если ему не помешают привести в исполнение свое намерение». – «Это может сделать только один человек, и король разделяет мое мнение». – «Кто?» – спросила она. «Брат Дамвиля, друг герцога – маршал де Монморанси», – был ответ. Екатерина Медичи согласилась с этим мнением и сказала: «Когда герцог увидит, что маршал помилован, что он на свободе, когда он предложит ему от имени короля и другие уступки, может быть… – Но, не договорив фразы, она воскликнула: – О! Но что же мы здесь делаем? Мы рассуждаем, а в это время приказ короля приводится в исполнение, Дюгюаст и его люди уже… Бежим, бежим, Тестю, ведите нас, руководите нами, лишь бы прибыть вовремя».
Затем она, Сувре и Тестю поспешно направились к тюрьме маршалов. Между тем оба маршала отказались исповедоваться у священника, посланного Екатериной Медичи, и, не сомневаясь в уготованной им участи, решились храбро защищаться. Для этой цели они искали какой-нибудь предмет, чтобы, по крайней мере, дорого продать свою жизнь, а для того, чтобы иметь время отыскать такой предмет, они загородили дверь мебелью. Это и спасло их.
Когда Екатерина Медичи с Сувре и с губернатором прибыли на место, Дюгюаст и его люди старались выломать дверь тюрьмы.
Сувре первый бросился к ним и громовым голосом закричал: «Остановитесь!», но Екатерина Медичи, следовавшая за ним, дала противоположное приказание. «Продолжайте, выломите эту дверь, – сказала она. – Они не отворят, если узнают, что я здесь. Они не поверят, что Екатерина Медичи пришла освободить их». Между тем Монморанси и Коссе, не найдя ничего, что могло бы служить им оружием, и понимая, что в конце концов дверь все-таки будет выломана, решились, по примеру Колиньи, отворить дверь своим убийцам и отодвинуть мебель. Дверь тотчас же отворилась, и при свете факелов маршалы увидели Екатерину Медичи. Она грациозной поступью и с улыбкою на устах приблизилась к ним и сказала: «Полно вам, благородные мои кузены [15]. Вы заставляете меня осаждать вашу тюрьму, когда я пришла сюда, чтобы отворить ее двери и освободить вас, а свобода такая прелестная дама, которой такие любезные кавалеры, как вы, должны бы оказывать более внимания».
При этом были де Сувре и Тестю; а Дюгюаст со своими палачами скрылся.
Оба маршала стояли в изумлении и, не зная еще, новая ли это уловка или действительность, сочли за лучшее хранить молчание, пока дело не выяснится совершенно.
Екатерина Медичи стала уверять их в своей к ним преданности и уважении. Она сказала им: «До сих пор обстоятельства не позволяли моему сыну-королю возвратить вас вашим семействам и Франции, требующей от вас услуг, но, как только это стало возможным, он исполнил мою просьбу, совершив этот акт справедливости, и я прибыла сюда, чтобы самой отворить двери вашей тюрьмы и первой сообщить вам эту радостную новость. Вы сейчас же выйдете из Бастилии и отправитесь к королю, моему сыну».
Оба маршала просияли от удовольствия, но все еще хранили молчание, так как обуревавшее их сомнение не вполне еще рассеялось. Когда же они увидели благородного и честного своего друга де Сувре, на физиономии которого выражалось удовольствие, то упали на колени перед королевой-матерью и поцеловали ее руку.
Из дальнейших объяснений они узнали, что Дамвиль жив и что он очень опасен для короля, что герцог Алансонский бежал и присоединился к Дамвилю, приводя в качестве причины убийство их, Монморанси и Коссе, и что от них требуется, чтобы они отправились в Дрё к герцогу, рассказали бы ему о происшедшем, разузнали о его намерениях, выслушали его жалобы и склонили бы его и Дамвиля на сторону короля.
Со своей стороны Сувре советовал им за это взяться. Маршалы согласились, но поставили условием, чтобы парламент вынес приговор об их невиновности. Екатерина Медичи обещала им это.
Затем Монморанси и Коссе вышли из Бастилии, причем по приказанию королевы-матери им были оказаны военные почести, подобавшие им как маршалам. Между тем погода разгулялась, и на ясном небе заблистали звезды.
Можно себе представить, с каким удовольствием Монморанси и Коссе вдыхали свежий, чистый воздух.
Вот каким образом они освободились из Бастилии. Они тотчас же были представлены королю, которого Дюгюаст успел уже предупредить. Генрих смотрел равнодушно на восстание в Лангедоке, но совершенно растерялся при известии о бегстве своего брата, а потому маршалов обласкал и принял как спасителей трона.
Герцог де Гиз и образование Лиги
На следующий же день вечером Монморанси и Коссе вместе с королевой-матерью отправились в Турень для переговоров с герцогом Алансонским, который в самом деле стал опасным для короля. Не говоря уже о том, что действовал заодно с Дамвилем, он был также в союзе и со многими другими лицами. Переговоры, начатые с ним, не приводили ни к какому определенному результату, а между тем его союзники не останавливались. Один из них, Торе, предпринял наступление и намеревался соединиться с недовольными по ту сторону Луары. Только герцог Генрих Гиз мог оказать помощь королю, но герцог Алансонский надеялся, что этого не будет. Однако он ошибся в своих расчетах, и Гиз, преодолев свое негодование на короля, решился его защищать.
Во главе незначительных сил он напал на Торе
