Полководцу, которому вернули должность и почёт, оставалось только взойти на одну из трёх галер, выделенных для плавания, и исполнить царское повеление. Но два его друга — монах Павел, увлекающийся астрологией, и архимандрит монастыря Флора, ещё ранее, в заточении, пророчествовавшие другу пурпурные сапоги, убедили его действовать решительно и взять власть в государстве в свои руки. «Я в темнице, — говорил им Леонтий, — а вы принуждаете меня быть царём. И ныне моя жизнь проходит в бедствиях, а после того я должен буду ожидать ежечасно смерти». Но друзья ответили ему: «Не медли, и то скоро свершится. Послушайся только нас, иди за нами».
В сопровождении свиты из нескольких единомышленников Леонтий ночью направился в преторию и, взяв тюрьму штурмом, освободил находившихся в ней заключённых, среди которых было много бывших военных. Вместе с ними Леонтий пришёл на Форум Константина и там призвал народ идти в храм Св. Софии. Вскоре огромная толпа горожан собралась возле храма и, разбуженный патриарх Каллиник по требованию присутствовавших венчал Леонтия на царство.
После этого из толпы понеслись крики: «Да будут низвергнуты кости Юстиниана!». На рассвете несчастного Юстиниана II привели на ипподром, где Леонтий в память об его отце пощадил эксмонарха, приказав только отрезать ему нос и приговорив к ссылке, что и было сделано. Но участь бывших близких друзей Юстиниана II оказалась гораздо более трагичной: Стефана и Феодота, ненавистных народу, в буквальном смысле слова растерзали, а их трупы сожгли на костре. Так завершилось первое царствование Юстиниана II[821].
Глава 2. Трулльский (Пято-Шестой) Вселенский Собор
Хотя первые военные кампании императора Юстиниана II носили, мягко говоря, переменный характер, а его хозяйственная деятельность привела к потере трона, эти обстоятельства не умаляют его достоинства и чести, как великого деятеля церковной истории и замечательного поборника Православия.
С малолетства воспитанный в духе почитания Шестого Вселенского Собора, Юстиниан II ревностно следил за сохранностью его актов. Узнав о том, что один из подлинных экземпляров деяний Собора оказался в частных руках, царь велел изъять его и передать на хранение во дворец. Помимо этого, он приказал созвать представительное собрание, перед которым стояла задача проверить подлинность изъятого списка. Согласно акту императора, в 687 г. в собрании приняли участие Константинопольский патриарх, апокрисиарий Римского епископа, проживавший в столице, синклит, находившиеся поблизости митрополиты и епископы, высшие военные чины, представители всех фем. Фактически, речь шла, в буквальном смысле слова, о всенародном обсуждении вопроса истинности соборных грамот.
Соборные акты в присутствии всех упомянутых лиц были перечитаны, скреплены подписями участников собрания и императора, а затем направлены в Рим папе как ручательство православия самого царя и всего Востока[822]. По некоторым вполне обоснованным догадкам, данная процедура имела своей целью подтвердить, хотя и в несколько необычной форме, истинность веры Римского василевса, что всегда происходило после воцарения нового императора. Наряду с этим Юстиниан II предоставил Римскому епископу льготы по обложению налогом земельных наделов, находящихся в собственности понтификов[823].
Вскоре после этого события, в 691 г., император принял решение созвать новый Вселенский Собор, перед которым была поставлена цель канонически урегулировать целый ряд вопросов церковной дисциплины и решить проблему административного подчинения отдельных кафедр. Конечно, легко предположить, что Юстинианом II двигали некоторые субъективные мотивы (в первую очередь, желание во всём походить на своего великого отца и снискать венец организатора очередного Вселенского собрания), но едва ли они имели определяющее значение. К тому времени прошло более 200 лет, как Вселенская Церковь не издавала канонов, обязательных для исполнения всеми кафедрами. В известной степени, это обуславливалось широким каноническим законотворчеством императора св. Юстиниана Великого, акты которого имели общее действие и подлежали обязательному применению на всей территории Римской империи, включая Запад. С другой стороны, вопросы формулирования вероисповедальных формул, которыми были заняты лучшие умы Церкви, на время заслонили остальные проблемы организации церковной жизни. А их было много, и, очевидно, императору не раз приходилось сталкиваться с тем, что на целый ряд вопросов вселенские узаконения не дают простых и ясных ответов.
Конечно, и Юстиниан II мог по примеру своего великого предшественника и тёзки издать императорские эдикты, но внешняя ситуация не благоволила данной форме принятия церковных канонов. Император св. Юстиниан Великий действовал в условиях единой Римской империи, и его политическая власть распространялась почти на всю Италию и весь без исключения Восток. Но к 691 г. многие области Италии, вся Сирия, Африка, Палестина либо входили в состав другого государства (Арабского халифата), либо находились в состоянии, если можно так выразиться, полуоккупации (северные и центральные области Италии). И едва ли императорский закон мог быть применён на захваченных землях без негативных последствий для клириков, продолжавших духовно окормлять христиан-подданных Арабского халифа или Лангобардских герцогов. Фактически это означало наличие у них двойной юрисдикции, что едва ли могло прийтись по нраву мусульманам и варварам. Без всякого сомнения, эти же правила, принятые в виде канона Кафолической Церкви, не грозили никакими наказаниями для православных иереев и патриархов, поскольку в них шла речь о вопросах организации церковной жизни. Кроме того, принятые на Вселенском Соборе, эти правила получали высочайший авторитет всей Церкви, что имело немаловажное значение для их признания на местах.
Собор проводил свои заседания в том же зале императорского дворца, «Трулле», что и предыдущий, отчего получил наименование «Трулльский». Как на всех Вселенских Соборах, на нём присутствовали патриархи или их представители от всех вселенских кафедр — всего 227 епископов, из которых 46 принимали участие ещё в Шестом Вселенском Соборе. В первую очередь, Отцы Собора подтвердили истинность определений Шестого Вселенского Собора, а затем перешли непосредственно к обсуждению вопросов церковной дисциплины. К сожалению, обнаружились многие злоупотребления, нарушения и проявления язычества, ставшие массовыми и даже традиционными в церковных общинах. Затем ревизии Отцов подверглась местная церковная практика, причём были сделаны откровенные замечания в адрес Римской церкви, что можно оценить как беспрецедентное событие.
Никогда ранее и никогда позднее, если речь заходила о Вселенских Соборах, Святые Отцы не квалифицировали отличия в богослужебной практике и канонике, имевшие место в Римской церкви, по сравнению с восточными патриархатами. Во-первых, Кафолическая Церковь достаточно спокойно относилась к таким явлениям, если, конечно, они не противоречили уже принятым канонам. Во-вторых, испокон века Рим в глазах всего христианского мира являлся неким эталоном апостольской веры и апостольского учения, последней инстанцией в разрешении догматических и канонических споров. И вдруг выяснилось, что целый ряд правил, имевших устойчивую практику на Западе, признан остальными епископами сомнительными, не полезными для христиан, а то и явно несовместимыми с православным учением и преданием.
Безусловно, основания для таких выводов имелись, и столь категорично отрицательные оценки появились не на пустом месте — достаточно напомнить, что впоследствии Восточная церковь продолжала борьбу с отдельными рецидивами «римской практики», и каноны Трулльского Собора были реципированы Православной Церковью в качестве единственно истинных. Но всё же складывается небезосновательное впечатление, что в конкретных условиях «времени и места» проведения Трулльского Собора объективная необходимость давать отрицательную оценку канонам Рима отсутствовала. В качестве простого примера, демонстрирующего примат икономии при появляющихся разногласиях между различными местными практиками, являются уже более серьёзные вопросы церковной догматики. В частности, наболевший вопрос о Filioque — западном учении об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына, очень долго не поднимался в дебатах и, тем более, не рассматривался Восточной церковью как основание для признания Римской церкви, где этот догмат был признан в качестве основополагающего, неправославной.
