Событие было столь значительным, что газета «Тан» почтила его длинным фельетоном драматического критика Адольфа Бриссон, зятя и преемника Франциска Сарсе. Бриссон излагает художественные взгляды создателей «Фильм д’ар», цели, которые ставили перед собой режиссер Ле Баржи и его ассистент Кальметт. Их теории были далеко не глупы и оставались в силе во все время существования немого кино. А частично они с успехом могли бы быть использованы и сейчас.
«Когда мы расчищаем путь кино, — пишет Брис-сои, — мы создаем искусство. Как только природа усилиями человека, его труда укладывается в определенные формы — возникает стиль. Актер, позирующий перед аппаратом и старающийся точно передать то, что от него требуют постановщики, одной лишь гармонией своих жестов или верным выражением лица создает внешний рисунок того персонажа, которого он должен изображать.
Схватить, отобрать, зафиксировать разнообразие жизненных проявлений и образов, обобщить их — такова задача. Но кино не ограничивается изображением действительности, оно оживляет прошлое и с помощью актеров восстанавливает великие события истории, воссоздает их среду и атмосферу».
А вот что говорит Бриссон об «Убийстве герцога Гиза»:
«Эта драма, пережитая заново, восстановлена во всем ее трагизме. Герцог Гиз вырывается из объятий Маргариты де Нуармутье, чтобы попасть в западню, где его ждет хладнокровно подготовленная смерть. Король вооружил убийц, расставил их на пути жертвы и, переходя от одного к другому, «натравливает, улыбается, ободряет», проверяет их шпаги, пробуя их остроту кончиком пальца. Появляется герцог, смелый, с решимостью во взоре, с гордой осанкой, уверенный в своих силах.
Едва он переступает порог королевской комнаты — восемь рук хватают его и закалывают. Он делает несколько шагов, увлекая за собой всю свору. Мы следуем за ним по коридорам дворца, присутствуем при его агонии. Он падает. Затем вытягивается, окровавленный, в разорванном платье. На земле валяется подушка короля с монограммой в короне; ее герцог схватил случайно, пытаясь защититься от ударов.
Дело сделано. Убийцы с облегчением вздыхают: «Все кончено». И Генрих подходит, счастливый и боязливый. Он велит обыскать труп. Письмо, которое на нем находят, возбуждает в нем ненасытную злобу: «Негодяй! Унесите его, я не могу его видеть!»
И шестеро убийц с трудом тащат громадное тело герцога вниз по лестнице. Его обвертывают соломой и бросают на пылающие в камине поленья.
Этот «зрительный рассказ», в котором Лаведан восстанавливает события с большой скрупулезностью и страстью, неизгладимо запечатлевается в памяти. Он не утомляет. Картины сменяют одна другую, иногда чересчур быстро и лихорадочно, иногда они слишком компактны, собраны, но в то же время удивительно впечатляющи. Это волнующий урок истории. Ничто так не доходит, как зрительные ощущения.
Альбер Ламбер, играющий герцога, и Ле Баржи в роли короля — великолепны. Вот настоящее амплуа для Ле Баржи. Не роли любовников, а характерные роли, роли кровожадных предателей, высокопоставленных негодяев. Он должен быть необыкновенным Яго и Салюстом.
… Еще одно слово… Камилл Сен-Санс создал для «Убийства герцога Гиза» шедевр симфонической музыки».
Публика подтвердила мнение критика. Перед «Убийством герцога Гиза» повсюду преклонялись как перед шедевром.
Об этом фильме говорили и много плохого. Уверяли, что он оказал на кино пагубное влияние, что он ввел жестикуляцию, декламацию, выспренность, пафос, что он завел кино на ложный путь, уведя его с правильного направления, намеченного Мельесом.
В противовес этому мнению мы можем сказать, что «Герцог Гиз» был хорош тем, в чем он превосходил Мельеса, и посредствен тогда, когда следовал его традициям.
Только люди, не видевшие этого фильма, могут утверждать, что актеры в нем жестикулируют и мелодекламируют. Такой упрек можно скорее отнести к актерам труппы Мельеса. Они злоупотребляют условными жестами (традиция, идущая от театра), утрированной мимикой, комикованием и гримасничанием. В «Герцоге Гизе», наоборот, актеры играют сдержанно, почти всегда верно. Они верны программе, которую изложил Бриссон: «Сводить движения к основному, добиваться чистоты и правдивости жестов».
Надо также признать, что сценарий Лаведана хорош, как только может быть хорошим сценарий немой драмы, длящейся всего 20 минут и обходящейся почти без надписей.
Правда, историческое происшествие трактовано с несколько грубым реализмом. Сейчас мы бы не вынесли вида убийцы, обыскивающего труп жертвы, или камников, сжигающих тело убитого в камине.
Но что действительно подлежит критике в «Герцоге Гизе», так это то, что 10 лет спустя после «Дела Дрейфуса» он не отошел от техники, выработанной Мельесом в своем «ателье поз» в Монтрэ. Авторы фильма не подозревают о существовании монтажа, который в то время уже систематически употреблялся. Фильм — всего лишь смена живых картин, снятых с точки зрения «господина из партера». В этом плане «Герцог Гиз» — экранизированная пьеса не потому, что он порвал с традицией Мельеса, а потому, что он слепо ей следует. Другая слабость фильма — декорации, тщательно воспроизводящие залы замка в Блуа. Декораторы подошли к ним с позиций театра, а не кино. Безжалостный глаз киноаппарата обнажает плохо написанные холсты с условными тенями и фальшивой перспективой.
В студии в Нейи постоянно были сквозняки, холсты плохо натягивались, и потому позади Генриха III колышется перспектива галереи. Пусть актер одет со вкусом, сидит в кресле «подлинно XVI века» и даже держит в руке часослов в «переплете той эпохи с подписью Ле Гаскона», мы не в состоянии оценить всех этих достоинств, мы видим только, что стены замка колышутся на ветру.
Условность театральных декораций, которую ввел Мельес и которую он до некоторой степени преодолел своим безудержным воображением, заставлявшим забывать о фальшивых тенях и плоских силуэтах, вырезанных из картона, не была преодолена «фильм д’ар», как и остальными французскими фильмами, вплоть до 1914 года. Именно это отсутствие реализма и масштабности в декорациях обусловило то, что французские фильмы были побеждены итальянскими, а впоследствии американскими.
Главным достоинством «Фильм д’ар» — предприятия, руководимого актерами, — было то, что она опровергла устаревшие правила драматической игры в кино.
Во всем мире к «Убийству герцога Гиза» отнеслись как к шедевру. Восхищался им и Давид У. Гриффит, некоторые сцены «Нетерпимости» которого странным образом напоминают фильм Ле Баржи (и не только потому, что это тоже эпоха Генриха III).
Надо признать, что по сравнению с современными ему фильмами «Убийство герцога Гиза» поражает сдержанностью игры актеров, за исключением Ле Баржи, который, по мнению Жассэ, шаржирует, как это делали потом Гарри Баур, Чарлз Лаутон и Эмиль Яннингс.
Когда Ле Баржи хочет перевести на язык жеста знаменитые слова «Я никогда не думал, что он так велик», он терпит полную неудачу. Но вспомним, что это была работа дебютанта. И, несмотря на все это, Генрих III Ле Баржи в 1908 году был, пожалуй, первой попыткой психологической игры на экране. Лe Баржи заменяет жестикулирующие силуэты традиционного кино «образами-характерами» — это его основное достижение, которое американская школа «Вайтаграфа», «Байографа» и Гриффита использует после 10 лет разрозненных усилий при создании фильмов действительно международного класса.
Фильм «Убийство герцога Гиза», революционный с точки зрения игры актеров и традиционный в области постановки и монтажа, является знаменательной вехой в истории кино. После него в кино наступило господство авторов и кинозвезд. «Фильм д’ар» породила большие пышные постановки итальянцев, психологические драмы датчан, привела к созданию американской школы во главе с Гриффитом. «Фильм д’ар» открыла новую эру в истории кино — ту самую, которая вскоре получит название «эры немого кино».
Но, несмотря на свое историческое и эстетическое значение, это начинание потерпело неудачу.
Мы будем изучать в другом томе последующую деятельность «Фильм д’ар». Заметим только, что к ошибкам режиссеров присоединились финансовые затруднения. Чтобы избежать банкротства, фирма вынуждена была прибегнуть к услугам драматурга Поля Гаво, автора «Маленькой шоколадницы».
Итак, творческий порыв был растоптан в самом его расцвете — другие страны пожали плоды, взращенные французским кино.
Глава XIX
НАЧАЛО РАБОТЫ ГРИФФИТА В «БАЙОГРАФЕ»
«Байограф» еще меньше выиграл от моды на «никель-одеоны» в 1907 году, чем от предшествовавшей ей моды на «пенни-аркады». Большая часть его торгового оборота приходилась не на продажу фильмов, а на продажу картинок для американского мутоскопа.
